Такое ощущение, что я теперь просто обязан написать и об этом герое. Вся имеющаяся информация о нем доступна в публикации чл.-корр.
С.В. Бахрушина "Герои своего времени: Павел Хмелевский и Андрей Палицын". В Википедии практически больше ничего. Вот конспект из Бахрушина я и предлагаю.
Фамилия Хмелевский распространена и в Польше, и в России (СССР).
Наш герой — польский шляхтич. Имя от рождения Balcer. В польском войске, сопровождавшем Лжедмитрия II, дослужился до чина ротмистра. После избрания на престол Владислава получилось что-то вроде замирения, и тушинские поляки, Хмелевский том числе, примкнули к
С. Жолкевскому. Так они оказались в Москве и, в конечном счете, сели в осаду в Кремле.
В осаде сидеть и скучно, и томительно.
У Хмелевского пошли нелады; он поссорился «невеликим делом» с Гонсевским; по его словам, их ссорил Руцкий, полк которого был настроен враждебно к нему и на него «доводил»; наоборот, за него стали тушинцы, весь полк пана Зборовского, и хотели Руцкого и Гонсевского убить. В результате этих интриг и ссор Хмелевский перебежал на сторону русских и выехал из Кремля к «боярам», стоявшим под Москвою. Перебежчика щедро наградили: «за выезд и за службу» ему был учинен оклад в 1000 четей и денежное жалованье из чети 150 руб. Он спешил выслужиться перед своими новыми друзьями и тогда же, вероятно, принял православие.
Гетман Гонсевский — предводитель поляков на месте Жолкевского, который вовремя уехал в Польшу. Оклад в 1000 четей — это поместье, выделяемое из государственных земель за службу.
Не, ну а чо! Он же за судьбой и счастьем в поход отправился. Пограбить по возможности, ну и землицы отхватить. А для последнего надо вовремя оказаться на стороне победителя. Куда счастье перейдет, туда и он!
Полагаю, что Павлом Павловым (это отчество) Хмелевский был назван при переходе в православие. Похоже, что он не один перебежал на сторону ополчения, а с целым эскадроном поляков, которым потом и командовал. Наверное, к эскадрону присоединялись и другие поляки, волею судеб оказавшиеся в антипольском ополчении.
Великий гетман Литовский Ходкевич предпринимал неоднократные попытки пробиться в Кремль и доставить провиант, иногда успешные, а иной раз силам первого и второго ополчений удавалось его отогнать.
Чем больше читаю всякое разное, тем сильнее впечатление, что Литвой тогда называли нынешнюю Белоруссию, а на месте нынешней Литвы тогда была Жемайтия (Жмудь). Генрик Сенкевич в «Крестоносцах» четко различает литвинов и жмудинов.
2 сентября 1612 года К. Минин и П. Хмелевский с тремя сотнями воинов неожиданно переправились через Москву-реку и нанесли Ходкевичу поражение, после которого он не мог уже оправиться и ушел из-под Москвы. Сдача кремлевских сидельцев стала неизбежной.
У нового государя Михаила Федоровича Хмелевский стал в чести: ему было жаловано еще несколько поместий, он приобрел усадьбу в Москве...
Водил компанию с такими, как он, перебежчиками и с пленными, из которых, по нынешним представлениям, многие держались вольготно.
Но размеренная мирная жизнь в Москве его тяготила: он по духу был авантюрист и характер имел импульсивный.
И вот вдруг его потянуло на родину. На что он там, вероотступник и предатель, расчитывал, нам неведомо, история то умалчивает. Это поле для фантазии исторических романистов. Вроде бы он писал в Смоленск, пытаясь как-то оправдаться...
Но тут на него стуканул один из собутыльников. Его схватили, пытали и судили как изменника. Отправили в Тобольск, нет, не в ссылку. Везли скованного с наказом держать его там в тюрьме.
Но! В Сибири была острая нужда в грамотных и предприимчивых людях. Видимо, воеводы тобольские, хотя и не сразу, решили по своему. Павел Хмелевский делается тобольским сыном боярским и чиновником по поручениям. Исполнял многие важные и ответственные службы, занимал высокое место в чиновной иерархии. Эта история протянулась на 23 года, до смерти Хмелевского.
В 1622 г. он был назначен управлять вновь основанным Енисейским острогом<...> В 1625 г. его посылают «обыскать про мангазейских прежних воевод», в частности про Дмитрия Погожего; вчерашнему колоднику и государственному изменнику поручалась ревизия деятельности воеводы одного из богатейших сибирских городов.
И тут произошла интересная история. Царское правительство, в попечении о туземцах, запрещало привозить и продавать им вино (водку). Конечно, запрет не соблюдался. П. Хмелевский повез с собой в Мангазею несколько ведер вина и самогонные аппараты. Обратно привез фантастическое количество пушнины, опись имеется. Однако, не сумел договориться с таможней и был арестован (у Бахрушина приводятся пикантные подробности, я их опущу). Рухлядь была конфискована, а Хмелевский по приговору из Москвы был бит кнутом и... оставлен в должности.
Следующая поездка в Мангазею у него состоялась в 1630 году, когда он был послан туда с хлебным обозом, и заодно разобраться, что там за склока между воеводами Г. Кокоревым и А. Палицыным. Я писал об этом в статье
Хмелевский быстро сошелся с А. Ф. Палицыным. Сравнительно образованный, начитанный, говоривший по-польски, Палицын любил общество ссыльных поляков и черкас, и в Мангазее к его сторонникам принадлежали служившие в гарнизоне ссыльные черкасы, между тем как прочие служилые люди оставались верны Кокореву. Хмелевскому предстояло пробыть всю зиму в Мангазее в ожидании навигации. Он поехал на Турухань, «по обещанью к Николе чудотворцу помолиться», имея в виду повторить свой неудачный опыт с винной продажей; с собою он привез из Тобольска 20 ведер вина да меду 10 пудов, а в Мангазее воеводы дали ему: Кокорев — «бочечку» вина ведер в 5, Палицын — «бочечку» ведер в 7.
Турухань тогда была монастырем у устья реки Турухан и селом около него, которое сейчас называется Старотуруханск (не следует путать с современным Туруханском).
Когда противостояние между воеводами достигло высшего напряжения, они оба стали писать в Турухань, призывая к порядку. Павел Хмелевский принял сторону Палицына, сместил местную кокоревскую администрацию и всячески гнобил его ставленников. Его деятельность была поддержана большинством народа, с которым Палицын успешнее находил общий язык. Хмелевский прислал из Турухани в поддержку Палицину полсотни вооруженных людей.
Осенью оба, и Палицын, и Хмелевский, оказались в Тобольске. В это время уже здесь разгорелась вражда местных воевод: кн. Ф.А. Телятевского
и Федора (внимание!) Погожева. Легко догадаться, что Телятевский благоволил к Хмелевскому.
Началась обычная война челобитных и жалоб, в которой Палицын, занятый попытками обелиться от подозрений в связи с войной с Кокоревым, принял сторону Погожева, так как подозревал, что князь поддерживает Кокорева. Они составили мощный донос на Телятевского. Палицын представил письмо, присланное ему Хмелевским из Турухани, якобы с признаками государственной измены.
Вот так кончается дружба у чиновников!
Эта история кончилась пшиком. Тем, кто разбирался в ней, быстро стало очевидно, что большинство обвинений из доноса на Телятевского несерьезны или просто выдумка. Письмо Хмелевского оказалось невинного содержания. Но вторая серия виноторговых подвигов Хмелевского выплыла на поверхность.
Как это все кончилось для Хмелевского, неясно, но он опять на службе, опять при делах и даже просит, чтобы его вернули в Москву. И даже пришло из Москвы письмо с повелением отправить (или отпустить?) его в Москву, но тут случился очередной поворот колеса, которое Фортуна безустанно крутила для Хмелевского.
Прислали в Тобольск новых воевод. И кн. М. Темкин-Ростовский повел кампанию против всех служащих ссыльных иноземцев. За очищение рядов, так сказать. Пылкий и необузданный нравом Павел Хмелевский ввязался в драку и где-то подставился.
Как раз в это время пришла царская грамота об отпуске Хмелевского к Москве. Хмелевский торжествовал победу. «А ныне, — писал [архиепископ Сибирский и Тобольский] Нектарий государю, — того Павла Хмелевского по твоей государеве грамоте велено отпустить из Тобольска к тебе, государю, к Москве, и он... на меня похваляется всяким дурном». Робкий преосвященный испугался и стал бить челом государю об обиде и о защите как от Павла Хмелевского, так и от Саввы «Француженина», обвинявшего его в том, что он заодно с Темкиным-Ростовским. В Москве челобитье архиепископа <...> вызвало сочувствие. Осенью 1638 г. <...> послана царская грамота с повеленьем, чтоб они «богомольцу нашему Нектарию, архиепископу Сибирскому и Тобольскому, наше жалованье сказали, что мы <...> велели на тех тобольских детей боярских на Павла Хмелевского да на Савву Француженина дать оборонь, Павла Хмелевского посадить на неделю в тюрьму, а Савву Француженина бить батоги и посадить на неделю ж <...>, а из тюрьмы выняв, их разослать по городам». Савва Француженин был сослан в Кузнецкий острог, где он занял по-прежнему довольно видное положение. Что касается Павла Хмелевского, то его назначено было отправить в Томск, с тем, чтоб ему служить там с детьми боярскими, и за ним было сохранено денежное, хлебное и соляное жалованье, тот же оклад, что ему был в Тобольске. По пути в Томск Павел Хмелевский умер.
Любезный мой читатель! Понравилось Вам мое писание? Интересно? Тогда советую, многобуков нимало не убояся, почитать само сочинение С.В. Бахрушина. Там столько увлекательных деталей и подробностей! Прямые цитаты из документов того времени!
