Дворянский сын еще в детстве формально поступал на военную службу. Практически каждый воевал, кто больше, кто меньше. Умели переносить определённые лишения в смысле быта. Но вот чего они не могли перенести, так унижений достоинства, оскорблений, лжи и отсутствия возможности полноценно общаться с представителями своего круга.
Переезд в Ялуторовск явно запоздал для Ентальцевых. Перечитывая материалы дел декабристов, иследования историков 19-начала 20 века, я пришла к мысли, что наказания участников восстания 1825 года носили субъективный характер, имели немного общего с законодательством того времени. Известно, что Николай I лично (!) утверждал разряд и способ наказания большинства (если не всех) заговорщиков. При этом, в отношении бунтовщиков, исключая руководителей восставших, не было у царя цели лишить их жизни немедленно, но - причинить мучения, чтобы отомстить.
Как уже упоминалось, у Николая был недюжинный талант считывать людей. Потому и кара, придуманная каждой жертве, била в цель без промаха.
Ентальцев и без того был мрачным типом, склонным к ипохондрии. Так его ещё и на год отправляют в каторжные работы, где его окружают люди его круга, его ОБЩЕСТВО. А потом, как неукоренившееся растение, безжалостно пересаживают в морозную и пустынную почву Березово, перед этим дав ложные надежды на жизнь в Тобольске. И случайно ли там же оказывается Горский-авантюрист, человек без чести и совести ?
Привожу письмо Ентальцева к генерал-губернатору И.А. Вельяминову по поводу обвинения Горского в адрес Ентальцева, в мае 1832 года:
Разбирая жалобу Горского, представители власти не нашли преступлений против короны и строя, указав, однако, что Ентальцев жесток был по отношению к крепостному своей жены, якобы ревнуя его к крепостной девке Пелагее. Бенкендорф лично докладывал об этом царю. Были приняты шаги по изъятию крепостных от Ентальцевых, но не вышло. Александра Васильевна имела законное право на них. Вот такие унижения приходилось терпеть чете Ентальцевых. Доказательств прелюбодеяния не было, только сплетни и слухи, но многие историки верят в них и теперь, объясняя всё душевной болезнью декабриста.
Я -сомневаюсь в их правдивости. Во-первых, Ентальцев не рос в помещичьей среде, не имел крепостных, а потому не мог приобрести барских замашек в отношении последних. Во-вторых, как говорится, смотри, кому выгодно было разрушить, очернить репутацию декабриста в глазах общества, ради благополучия которого и пошли на преступление декабристы? Конечно, правящей тогда власти. И власть не скупилась на выдумку.
В Ялуторовске городничий Смирнов особенно был пристрастен к декабристам. Возможно, пытался выслужиться перед начальством. В 1834 году, когда Ентальцев увлекся врачеванием в городе, Смирнов настрочил генерал-губернатору новый донос. И ведь тогда, когда душевное здоровье Андрея Васильевича немного улучшилось, появился интерес к жизни.
Суть доноса состояла в том, что государственный преступник Ентальцев якобы завёл дружбу с председателем окружного суда Ялуторовска Маевым, составляет с ним какие-то бумаги, и как бы из этого не вышло чего плохого для Маева. Вот так. Ни о чём. Но...Генерал-губернатор Вельяминов предложил тобольскому губернатору в ответ на донос Смирнова объявить Ентальцеву предупреждение, что если декабрист не угомонится, то строптивость его характера станет причиной крупных неприятностей.
Ентальцева вызвали в полицейское управление и зачитали ему повеление начальника края. Ентальцев, неприятно поражённый, снова писал письмо к Вельяминову с просьбой о защите от несправедливых обвинений. Это письмо Вельяминов оставил без ответа. Конечно, Ентальцев стал чувствовать себя хуже.
Смирнов же настрочил новый донос, на этот раз на Тизенгаузена и Ентальцева, что-де, они баламутят народ против власти, будят в чёрных людях недовольство.
Новый генерал-губернатор Западной Сибири Сулима высоко оценил старания Смирнова, охарактеризовав его, как одного из лучших сибирских полицейских. Бумага о недопустимом поведении Тизенгаузена и Ентальцева попала в руки к царю...Самодержец постановил провести тщательнейшее расследование этого дела, и если подтвердятся преступные деяния декабристов, то выслать их из Ялуторовска в Якутск под строжайший присмотр.
К счастью для обвиняемых, генерал-губернатор Сулима был в отъезде, когда пришло высочайшее повеление. В совете управления Западной Сибирью в его отсутствие председательствовал томский губернатор генерал-майор Ковалевский Евграф Петрович. Он был порядочным человеком, а потому выбрал для следствия по делу такого же честного человека-советника тобольского губернского суда Яшина.
Яшин начал следственные действия с опроса самого городничего Смирнова. Он потребовал доказательств вины декабристов. Выяснилось, что кроме слухов и домыслов, у Смирнова не было никакой доказательной базы. Выставленные им в свидетели крестьяне на допросе путались в показаниях, даже отказывались от них.
Тизенгаузен, уже 53-летний старик, по тем временам, решительно опровергал обвинения в свой адрес. Ентальцев, которому на тот момент исполнилось 50 лет, так же отвергал все обвинения в свой адрес под присягой.
Кропотливо опросил Яшкин 50 жителей Ялуторовска, и каждый из опрошенных давал хорошую характеристику декабристам. Таким образом, к высоким чинам легло на стол дело о государственных преступниках Тизенгаузене и Ентальцеве, которые расследованием были полностью оправданы 20 октября 1834 года. Пять месяцев длилась эта нервотрёпка для товарищей по несчастью.
В 1835 году Ентальцев получил в 2 верстах от Ялуторовска две десятимны земли, на которых занялся разведением плодово-ягодных деревьев и кустарников. Он посадил первый в городе сад.
Деньгами им помогала Мария Николаевна Волконская, так, в 1836 году они получили от неё 500 рублец ассигнациями. Плюсом к этому казна им выдавала по 200 рублей ассигнациями в год.
23 июня 1837 года Андрей Васильевич был снова оклеветан губернским секретарём при Ялуторовском окружном суде Портнягиным. На этот раз Ентальцева обвиняли в том, что он прятал у себя 4 пушки, с целью убить цесаревича, который должен был проехать через Ялуторовск. Ентальцев сам потребовал тщательнейшего обыска. У него нашли 4 пушечных лафета без колёс, официально приобретённые им ради железа.
Снова разбирательства. Жестоко. Даже кампания жизнерадостной супруги Ентальцева не спасла положения. К концу тридцатых годов душевная боль Андрея Васильевича переросла в душевную болезнь, так как боль длилась слишком долго, дольше, чем мог выдержать этот человек. Все эти доносы, разбирательства, обвинения в течение 10 лет могли бы довести кого угодно. К 1841 году его душевное здоровье ухудшилось. Болезнь нарастала, пока не перешла в тихое помешательство. Этот мужественный человек противостоял превратностям жизни всеми доступными ему способами. И исчерпал свой запас прочности. 27 января (по старому стилю) 1845 года его не стало.
Могила Ентальцева находится в парке Победы города.
Поддержите лайком наш молодой канал!
Начало рассказа о Ентальцеве тут и тут
