Шехзаде давно уже прибыл в Константинополь, а она все еще находилась в пути. Ехали медленно, постоянно останавливались, как смеялась Айсель-хатун, которая не отходила от нее ни на шаг, кланялись каждому столбу… Больше всего Сафие боялась родить в пути, кстати, этого боялась и лекарка, безотлучно находившаяся с ней. По счастью, добрались без приключений.
Схватки начались через день после прибытия в Топкапы. На ее страдания никто из султанской семьи не обратил внимания. Все были заняты сборами султана и его самочувствием, вызывавшем у докторов опасением. До нее никому дела не было. Из коридора постоянно доносился шум, какая-то непонятная беготня. Это жутко раздражало. Хотелось тишины и покоя. Все доставляло боль. Даже свет, который лился из окон. Ей пришлось попросить плотно задвинуть шторы. В полумраке стало немного легче...
Одно утешение: дворцовую лекарку и опытную повитуху ей прислали. На этом внимание закончилось. Зайти и проверить, жива ли она или просто поинтересоваться, как себя чувствует, никто из Османского рода не соизволил. Ладно бы Нурбану-султан или Эсмехан-султан, так даже Михримах-султан не поинтересовалась ее самочувствием! Да что там султанши, даже шехзаде не прислал евнуха, спросить как она! Сафие было очень неприятно осознавать, что она никого не волнует.
— Словно каждый день наложницы рожают султану правнуков, — с обидой подумалось роженице, едва ее немного отпустила боль. Но скоро все началось снова. Схватки оказались настолько сильными, что даже вздохнуть стало невозможно. Словно тисками сдавило.
Громко кричать стеснялась, не к лицу любимой женщине шехзаде, и кто знает, быть может в будущем жене султана, вести себя словно обычной простолюдинке. Это простым рабыням дозволяется вопить, ей никак нельзя. Берку-хатун всегда говорила: госпоже показывать свои чувства, а тем паче недомогание, непозволительно.
Однако терпеть муки больше сил не имелось. В прямом смысле слова глаза застилал кровавый туман, а тело корежило и подбрасывало. Боль раздирала на части. Казалось, даже кожа горит огнем, а кости кто-то невидимый просто ломает жесткой рукой. Причем, болело везде.
Ей уже приходилось рожать, но сейчас все проходило совершенно иначе. Повитухи и лекарка испуганно переглядывались и явно не представляли, что делать. Хорошо еще, что рядом оказался добрый ангел, Айсель-хатун. Она быстро поняла, чем все может закончится, и распорядилась немедленно все сообщить Михримах-султан.
Последняя прислала лекаря самого повелителя. Только и он ничем помочь не мог. Да и он мог что-либо сделать, когда ему, как мужчине, по существующим правилам нельзя было осматривать роженицу. Доктор находился за ширмой, задавал оттуда вопросы и давал указания. А она тем делом все чаще и чаще впадала в забытье и теряла много крови. Ей уже стало казаться, что она плавает в этой самой крови.
Служанки не успевали менять белье и приносить горячую воду. Лекарка и бабка-повитуха метались по покоям, сбивая друг друга и ругаясь. Потом они вдруг одновременно упали на колени и, вместо того, чтобы помогать будущей матери разрешиться от бремени, стали молиться.
Молодая женщина явственно осознала: пришел ее последний час. Хорошо еще, что Айсель-хатун не отходила ни на секунду, смачивала пересохшие губы, вытирала лоб влажным полотенцем, не выпускала ее руки из своих ладоней.
— Я умираю, — полувоспросительно, полутвердительно произнесла она и собралась закрыть глаза, в полной уверенности, что больше их уже не откроет. И в тот момент, когда уже мысленно простилась с жизнью, рядом с постелью увидела двух женщин. Как гостьи сюда попали, было непонятно.
Словно возникли из воздуха. Одну узнала сразу. Именно она в детстве приходила к ним в дом и подарила золотую булавку с жемчужиной. А вот вторую видела впервые. Очень удивил непривычный огненный цвет волос. В небольшую щелочку пробился робкий солнечный луч и быстро пробежал по распущенным локонам. И, о, чудо! В какой-то миг показалось: дивный свет наполнил комнату, заиграл на стенах, украшенных изразцами, рассыпался горстями по полу…
Роженица, желая получше рассмотреть гостью, с усилием приподнялась. Как Сафие не было плохо, вспомнила, что именно так по описаниям выглядела Хюррем-султан. И в этот момент, словно подтверждая ее догадку, на лице незнакомки заиграла улыбка. Никогда не видела, чтобы люди могли так светло удивляться!
— Интересно, чему радуется госпожа Босфора? Моей скорой смерти или наоборот, рождению очередного Османа? — мелькнула в голове у измученной роженицы. На короткий миг она вновь лишилась сознания, а когда пришла в себя, услышала над головой яростный спор. Первая мысль: лекарка с повитухой ругаются. Приподняла голову и увидела — по-прежнему читают молитвы, забившись в дальний угол. Более того, к ним, судя по звукам, присоединились все, кто им помогал. Даже султанский доктор молится за своей ширмой.
Сомнений не оставалось, это спорили гостьи. Ей даже показалось, что слышит отдельные слова и даже свое имя. Только одна называла ее как в детстве Софьей, а вторая Сафие, именем, которым нарекли в новой жизни. Ей почему-то стало невероятно спокойно и абсолютно безразлично. Ни о чем думать не хотелось. Только одно билось в голове: заснуть и навсегда обо всем забыть. Ее ничего здесь не держало. Она давно смирилась с мыслью, что любовь шехзаде, как и любого другого мужчины, не может быть постоянной, а рожденные ею дети принадлежат империи, а не ей.
Потом вдруг пришло сознание:
— Какое решение не примут, во всех случаях для нее оно станет хорошим.
Наконец, посетительницы замолчали. Видимо, договорились. Они вдруг одновременно положили руки на ее вздувшийся, покрытый синими венами живот, отчего заметно полегчало. Потом начали что-то шептать, раскачиваясь из стороны в сторону. С каждым их движением силы возвращались в тело, более того, энергия вновь вернулся к ней, невероятная бодрость охватила тело и захотелось закружиться в танце.
Она даже вскочила с постели и попыталась сделать несколько шагов, чем жутко испугала Айсель-хатун. Верная служанка мгновенно подлетела и уложила ее на подушки. И тут случилось чудо. Сафие даже не поняла, как это произошло. Еще секунду назад схватки раздирали тело и шехзаде никак не хотел покидать ее лоно, а тут раз и все закончилось.
Айсель-хатун с поклоном подает новорожденного, который смешно выпячивает розовые губки и громко кричит, приветствуя незнакомый мир. Самое удивительное, что едва младенец огласил мир звонким плачем, гостьи мгновенно растворились в воздухе, словно их и не было.
Вот и решай после этого, померещился ей, измученной родовыми схватками, этот визит или все случилось на самом деле…
Публикация по теме: Некоронованная королева Османов, книга 3, часть 32
Продолжение по ссылке
