Продолжение собственноручных писем Екатерины II к г-же Бьельке (Иоганне Доротее, рожденной Гротгус)
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о жестокостях в Дании; о мирных переговорах с Турцией и графе Григории Орлове; о Царском селе, Петергофе и образе жизни императрицы
25 июня 1772 г.
Милостивая государыня,
Я не знаю, добрее ли у меня сердце, чем у вас; я очень дорожу соблюдением справедливости, но, признаюсь, я при этом держусь правила, что злым надобно делать как можно менее зла: зачем следовать примеру злых? Зачем в отношении к ним становиться жестоким? Это значит нарушать обязанности к самому себе и к обществу, и вот что случилось в Дании.
Эти люди, если сказать напрямик, поступили как сумасшедшие, позволив уму, склонному к тирании, действовать по его естественному расположению, и от этого непременно произойдёт одно из двух: либо король будет заключен, либо мы увидим, что еще много голов полетит с плеч.
Я не знала, что мадам Бентинк у вас: она должна быть очень стара, потому что уже около двадцати девяти лет тому назад не казалась молодою. Меня не удивляет, что вы не добрая Датчанка: вы воспитывались с людьми, которые вовсе не были истыми Датчанами.
"Мои ангелы мира", я думаю, теперь беседуют лицом к лицу с этими гнусными турецкими бородачами. Граф Орлов (Григорий Григорьевич), который, без преувеличения, первый красавец своего времени, должен действительно казаться "ангелом" перед такими деревенщинами; у него свита блестящая и отборная, и мой посланник не враг пышности и блеска. Однако ж я готова биться об заклад, что его личность подавляет все его окружающее.
Этот посланник "изумительное существо": природа так необыкновенно щедра была к нему, со стороны его наружности, ума, сердца и души, что в этом человеке нет ничего приобретённого: все у него естественно, и, что еще важнее - "все у него хорошо", но зато природа и избаловала его, потому что ему всего труднее заставить себя учиться, и до тридцати лет ничто не могло принудить его к тому.
При всем том нельзя не удивляться, как много он знает; его природная проницательность так велика, что слыша в первый раз о каком-нибудь предмете, он в минуту схватывает всю его суть и далеко оставляет за собою того, кто с ним говорить.
С тех пор, как вы писали мне, что ваша весна никуда не годится, я совершенно довольна нашею. Я сегодня оставила мое любезное, мое прелестное Царское Село, и отправилась в отвратительный, ненавистный Петергоф, которого я терпеть не могу, чтобы праздновать там день моего восшествия на престол и день святого Павла.
После этих слов вы, может быть, захотите знать, откуда я вам пишу: милостивая государыня, я как школьник выбрала дальнюю дорогу, отправляясь из рая в ад: я заехала в охотничий дом, где ночую эту ночь, а завтра буду в Петергофе.
Никогда мы так не веселились в Царском Селе, как в эти девять недель, проведенные с моим сыном, который делается красивым мальчиком (здесь Алексей Григорьевич Бобринский). Утром мы завтракали в прелестной зале, расположенной близ пруда, потом расходились, нахохотавшись досыта.
После занятий каждого своими делами, обедали; в шесть часов прогулка или спектакль; вечером поднимали шум по вкусу всех "шумил", которые окружают меня и которых здесь большое число.
Невозможно буквально представить себе веселость безумнее, и безумие разумнее нашего; но так как эго прекрасное расположение духа оставило нас у ворот Царскосельского дворца, то я, тотчас по приезде сюда, заперлась в свою комнату, чтобы скрыть досаду, что покинула свое любимое жилище, и принялась марать бумагу.
Вы скажете, что неучтиво писать вам с досады; но вы ошибетесь в своем заключении, берегитесь: я искала доброго расположения в вашем письме и в ответе, который вам напишу.
Вы говорите мне, милостивая государыня, что вы измучились бы, следуя в продолжение восьми дней за Гессенскою принцессою (Каролина Луиза Гессен-Дармштадтская?), и сказавши это, вы желаете быть со мною в Царском Селе.
Знаете ли вы, что это желание может вам доставить много труда, потому что нет человека подвижнее меня в этой местности. Я была проворна, как птица, то пешком, то на лошади; я хожу по десяти верст пешком, как ни в чем небывало; это составит, кажется, полторы немецкие мили: не значит ли это испугать самого храброго лондонского ходока?
Примите, милостивая государыня, уверение в моей нежной благодарности за все знаки дружбы, которые вы мне показываете. Екатерина.
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о пребывании в Петергофе; о непринужденности при русском дворе; о жестокости бывших в Дании казней
9 августа 1772 г.
Милостивая государыня,
Никогда я не могла вообразить себе, что мое дурное расположение духа и досада моя покажутся вам прелестными, и вот, однако ж, "что" вы говорите мне в своем письме от 28-го июля. Сильные жары, которые были у нас в продолжение шести недель, принудили меня остаться здесь, потому что любезное Царское Село было бы невыносимо в такую погоду: там пришлось бы задохнуться.
Итак, я водворилась на житье у берега моря, и гадкий Петергоф сумел сделаться сносным, несмотря на мое решительное отвращение к этому месту. В понедельник уезжаю отсюда в возлюбленное мое жилище; очень радуюсь, что у вас потекли слюнки от желания увидеть тамошний мой образ жизни.
В самом деле, нет, я думаю, двора, где так много смеются и чувствуют так мало стеснения, как при моем, как скоро я перееду на дачу. В городе другое дело: там мы чиннее; впрочем, и там часто непринужденность берет верх.
Картина датского двора, которую вы мне рисуете, не соблазнительна. Теперь, прочитав апологию несчастных Струэнзе и Брандта (Эневольд), написанную ими самими, я более чем когда-либо убеждена, что они умерли невинными и что в делах их не было ничего такого, "за что бы и ребенка, по мне, стоило высечь".
Извините, если мое мнение противно вашему: у всякого свой взгляд; таков мой: много и много раз я прощала людей, гораздо более преступных, и особенно невиновен Брандт, который погиб за то, что шутя, вложил себе в рот палец короля. Вот голова отрубленная, по-моему, очень легкомысленно (напрасно). Сердце говорит мне, что ваш любезный шведский король (Густав III) и его милая маменька (Луиза Ульрика Прусская) не сделают ничего путного.
Но довольно не говорить "ничего"; одно дельное, что я вам скажу в этом письме, будет то, что я вас очень люблю и прошу вас также любить меня.
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о неаполитанской королеве, о происшедшем в Швеции перевороте, о сыновней нежности великого князя Павла Петровича
24 августа 1772 г.
Милостивая государыня,
Я очень жалею, что вас так часто заставляют напрасно тревожиться на мой счет: ни одно из известий, о которых вы мне пишете, не имеет основания. Я не верю и тому, что вы мне сообщаете о поведении Неаполитанской королевы (г-жа Бьельке от 14 марта писала, что до ней дошел слух о бывшем против Императрицы заговоре, который к счастью был во время открыт и уничтожен, и что "она очень соболезнует о подобных попытках, хотя они, как говорят, и делаются только пажами и лакеями, а потому не опасны".
В том же письме она сообщала предосудительные слухи о поведении Неаполитанской принцессы (здесь Мария Каролина Австрийская, дочь австрийской императрицы Марии Терезии).
Я нахожу, что молодой шведский король не придает большого значения самым торжественным клятвам и уверениям, которые он высказывает. За день до революции он объявил бунтовщиками и виновными кристианстадский гарнизон, а на другой день принял их сторону (речь идет об известном перевороте, который Густав III (двоюродный брат Екатерины II) совершил в Стокгольме 8 (19) августа 1772 года, захватив всю власть в свои руки, после чего объявлено было новое государственное устройство. В Кристианстаде комендант объявил себя независимым от сейма по внушению братьев короля).
Никогда законы, ни в какой стране не были так нарушаемы, как в Швеции при этом случае, и я вам ручаюсь, что этот король такой же деспот, как сосед мой, султан: ничто не удерживает его. Я не знаю, это ли средство долго пользоваться любовью нации, рожденной и воспитанной на началах свободы, но предполагаю, что я не одна в Европе буду держаться этих мыслей.
Во вторник я снова отправляюсь в город с моим сыном (Павел Петрович), который уже не хочет оставлять меня ни на шаг, "и которого я имею честь так хорошо забавлять", что он за столом иногда подменивает записки, чтобы сидеть со мною рядом; я думаю, что мало можно найти примеров такого согласия в расположении духа.
Прощайте, милостивая государыня, сохраняйте мне вашу дружбу и будьте уверены, что я дорожу ею.
Екатерина.
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке об интригах шведского короля в Норвегии; о предстоящем замужестве Пармской принцессы и вообще о браках по расчёту
8 декабря 1772 г.
Милостивая государыня,
Мне бы очень приятно было в этом письме, которое служит ответом на ваше последнее письмо от 20-го ч. ноября, сообщить вам "о заключении мира"; но хотя он и подвигается успешно, однако не заключен.
Искренно вас благодарю за все ваши нежные заявления и знаки дружбы, который вы мне показываете. Этот молодой шведский король, которого вы считаете "благоразумным", не таков по-моему: он в Норвегии вел тайные интриги, которые открылись, дают мало веса его словам; я по всему вижу, что он мало уважает свои заверения, и если нужно сказать напрямик, для него "нет ничего святого"; после этого доверяйтесь ему, если можете.
Без сомнения вы знаете, что я отказалась от опеки над моим сыном в Голштинии (?). Говорят, что принцесса Пармская (?), о которой вы мне пишете, чрезвычайно дурного характера. Ландграф Гессенский (?) женится для того, чтоб иметь деньги, а принцесса выходит замуж, чтобы пристроиться, после чего они заживут, как сумеют.
Во всяком случае, это будет сочетание довольно странное, без участия любви; это супружество, которое, кажется, называют благоразумным или, - браком по расчету. Сохрани Бог всякого человека со смыслом от подобного брака.
Прощайте, милостивая государыня, любите меня по прежнему и будьте уверены в продолжении моих к вам чувств, которые вам известны. Екатерина
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке (без начала)
29 января 1773 г.
…в порядке вещей, и я не спорю о том; но мне всегда приходило в голову, что это похоже на пение петуха, который, когда побьет другого, тотчас спешить пропеть везде "кукарику".
Шведский король нашел, что прекрасное дело одеваться в публике; он взял пример с французского короля, и должен быть очень доволен, я его поздравляю. Переимчивый ум славная вещь, но по несчастью я лишена его.
Прощайте, милостивая государыня; не прелестное ли письмецо я вам написала? Кончаю, видя, что могу сказать вам одно только разумное слово, именно, что я по прежнему вас очень люблю.
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о турецких делах, о французах и англичанах
16 февраля 1773 г.
Милостивая государыня,
Искренно благодарю вас за поздравление меня с "новым истреблением турецких сил", которые собирались напасть на мой флот и мои войска, расположенные в Паросе; граф Алексей Орлов, проведав об этих вооружениях во время перемирия и об их назначении спокойно выжидал окончания перемирия и спустя два или три дня по прекращении его, послал уничтожить их; пленные, которых он взял, засвидетельствовали и доказали, как мало можно полагаться на добросовестность и даже обещания турок, ибо, несмотря на перемирие, вот что они затевали:
Капитан-паша должен был выйти из Дарданелл, между тем как разрушенное нами вооружение соединилось бы с кораблями тунисскими, алжирскими и проч., и все это вместе должно было устремиться на Парос. Ветры удержали их; впрочем, несмотря на перемирие, граф Орлов имел бы их на руках; у них было восемь тысяч человек десантного войска; но этот бдительный и храбрый генерал смирил их гордыню.
Теперь они смеют жаловаться, что он нарушил перемирие; это неправда: оно кончилось 22-го октября, а это происходило с начала ноября до 9 числа того же месяца.
Все анекдоты, которые вы мне передаете, очень интересны; я премного вам за них обязана. Доверенность, которую вы, милостивая государыня, возложили на меня, не обманет вас: посылаю вам на устройство вашего сада две тысячи рублей, с которыми, я полагаю, вы можете устроиться в вашем новом жилище по вашему собственному расчету. Будьте уверены, что для меня было истинным удовольствием способствовать этим вашему здоровью и удобству.
Мне бы хотелось поручить общественным молитвам дело моего мира, о котором вы говорите; но оно прихрамывает, благодаря интригам вельхов (французов), "нечистого и его бабушки". Этот план сжечь Парос вышел также из адского вельхов, которые наносят только тайные удары и строят низкие козни, чем заслуживают еще большего презрения, и без того уже упав с высоты своего прежнего величия.
Наконец, лишь бы только жить, можно все превозмочь, и препятствия существуют только для того, чтобы честный человек устранял их со своего пути. Вы знаете на этот счет мой образ мыслей, и бесполезно было бы повторять вам о нем.
Правда, что английский король (Георг III) производит много детей; значит, он все же что-нибудь да делает. Мне кажется, что для супруги, отверженной мужем, эта королева Матильда (?) порядочно веселится.
Сабатье (здесь французский дипломат Сабатье де Кабр), которого вы ждете с таким нетерпением, бездельник, который будет вам лгать: что бы он ни сказал, никто не питает такой ненависти, как он, к России и ко мне в особенности: если он станет хвалить меня, будьте уверены, что он говорит неискренно. Я очень благодарна тому английскому министру, который так любит меня, и для которого я "дорогая Императрица", хотя он не знает меня.
Я естественно люблю англичан, но с прискорбием вижу в них так мало энергии в столь критическое время. Подумаешь, что они очень довольны, когда пошумят в своей нижней палате, у которой часто в кармане нет ровно ничего, кроме ее большинства голосов.
Прощайте, милостивая государыня, любите меня по прежде (sic), как я вас.
