Сегодня затронем довольно деликатную тему. Об абортах и русской истории.
Существует мнение, или скорее говоря, легенда, что большевики легализовали аборты и тем самым открыли дорогу уничтожению русского народа, ведь до легализации народ только и делал, что прибавлял в численности, и основу народа составляли крепкие семьи, с множеством детишек, в которых царила исключительно любовь и гармония. Что если бы не аборты, разрешённые злодеями-большевиками., то россиян сейчас было бы не сто сорок миллионов, а все пятьсот. Как правило, эта легенда обращается в околорелигиозных кругах и среди сторонников «России, которую мы потеряли».
Но правдива ли она? Как обычно, рассмотрим подробнее.
Если что, сам автор не сторонник абортов. Дело даже не в моральной стороне вопроса – просто эта процедура в любом случае не является полезной для женского организма. Автор выступает за разумное предохранение и осознанное планирование семьи. Итак, продолжим.
В том, что аборты были декриминализованы и разрешены именно большевиками – сомнений нет. Советская Россия была первым в мире государством (среди развитых, по крайней мере), в котором были разрешены аборты – специальным совместным постановлением наркоматов здравоохранения и юстиции «Об искусственном прерывании беременности» от 16 ноября 1920 года. В этом никаких сомнений нет. Правда, идеи легализации абортов высказывались российскими медиками и юристами ещё с конца XIX века – задолго до злодеев-большевиков.
В царской России аборт действительно был уголовным преступлением, за которое предусматривалось серьёзное наказание – вплоть до каторги. Правда, мало кого реально привлекали за это деяние – например, известно, что в период 1910-1914 годов по данной статье было вынесено всего 139 приговоров. Что в масштабах такой большой страны, как Россия – что называется. «ни о чём».
Так может быть, в России действительно делалось настолько малое количество абортов?
Нет. В отличие от церковной легенды, это совсем не так.
Обратимся к литературе тех времён. Я даже не говорю о книге «Тихий Дон», где супруга Гриши Мелехова погибла именно от неудачного аборта. Всё-таки худлит есть худлит, как исторический источник он использоваться не может. Возьмём другую книгу. Ольга Петровна Семёнова-Тян-Шанская – «Жизнь «Ивана».
Пару слов об авторе. Ольга Семёнова являлась дочерью знаменитого русского географа и путешественника Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанского. Пётр Семёнов-Тян-Шанский был многодетным отцом, и основателем настоящей научной династии – большинство его детей и внуков сами стали выдающимися учёными. Не была исключением и Ольга – женщина была ботаником и этнографом, изучавшим быт крестьян средней полосы России, то есть, самой что ни есть глубинной Руси тех времён. Результатом её многолетних трудов стала книга «Жизнь «Ивана», в которой учёная представила читателю образ жизни среднестатистического русского крестьянина периода кона XIX – начала XX веков. К сожалению, Ольга Семёнова-Тян-Шанская умерла сравнительно рано, не успев окончить работу над своим главным трудом. Однако и то, что есть удалось записать, даёт вполне достоверное и объективное представление о том, как жили обычные крестьяне Российской империи, со всех сторон, как позитивных, так и негативных.
И что же там говорится об абортах? Были ли они распространены в русском народе?
Были, и ещё как. И не только они.
Дальше говорить от себя буду мало. В основном – будут прямые цитаты из книги.
Рассмотрим пятую главу книги – «Иван»-жених».
«Бывает часто и вытравление плода. Жена одного из помещиков помогала иногда бабам при трудных родах, давая им пить настой казацкого можжевельника (Iuniperus sabina), который рос у нее в саду в достаточном количестве. С тех пор как на деревне прознали про свойство этого растения, чьи-то «невидимые руки» (по выражению помещика) постоянно обрывают у него все кусты можжевельника (по ночам), очевидно, для целей вытравления, потому что родильницам помещик никогда не отказывает в настое из этого растения.
Случаи убийства новорожденных незаконных младенцев очень нередки. Родит баба или девка где-нибудь в клети одна, затем придушит маленького руками и бросит его либо в воду (с камнем на шее), либо в густой конопле, или на дворе, или где-нибудь в свином катухе зароет. Родила раз баба (вдова) под самое Светлое Воскресенье, когда все были в церкви, и задушила ребенка. «Все равно околел бы с голоду» (у нее было шесть детей, кроме этого ребенка), после чего скорее спрятала его в свой сундук и заперла на ключ, так как ждала, что вот-вот вернутся все из церкви. Все Светлое Воскресенье пролежала, говоря, что ей «шибко неможется». Ночью, когда все улеглись спать, она взяла ведро (будто за водой идти), зашла с ним в клеть, вынула из сундука ребенка и положила его в ведро — и на пруд поскорее. В пруду она закинула ребенка (с камнем на шее) в воду и вернулась как ни в чем не бывало с ведром воды домой. Наутро она ушла из дому и нанялась где-то в стряпухи. Ребенка нашли в пруду через месяц, когда пруд стал усыхать, и баба попалась.
Попалась раз и девка, когда собака вытащила из конопли брошенного ею туда задушенного ребенка. В Мураевне (большое село) почти каждый год находят одного, а то и двух мертвых младенцев. Но редко дознаются, чьи они. Нынче свиньи выкопали у погоста посиневшего мертвого новорожденного: видно было, что ребенок только что закопан в. землю. Дело осталось «без последствий». Крестьяне не любят дознаний и уголовщины, и если даже что и знают, то помалкивают. Так же смотрит на это дело и священник: «Случился грех, а с кем — Бог его знает. Чужая душа потемки — разве дознаешься... Мало ли их, девок, гуляют...» Иногда отправляют незаконных детей в Москву, в воспитательный дом. В Мураевне есть даже такая баба, которая за некоторое вознаграждение отвозит в воспитательный «гулевых детей». К одному бездетному помещику пришла раз баба с предложением, не купит ли он ее ребенка: «Слыхала я, что тебе дитё нужно, ну думаю, и толкнусь, може и купишь. Он у меня гулевой, а муж скоро приде...»
Вот тебе раз. Оказывается, у крестьян были распространены не то, что аборты – а самые натуральные убийства уже рождённых детей (эмбрион-то всё-таки полноценным живым организмом не считается)!
«Процент незаконных рождений и убийств. Процент смертности детей, и когда бывает он наивысшим (отчего).
Процент незаконных рождений у незамужних, в сущности, очень невелик в сравнении с «нечестными» девушками.
В большом селе Б. (около 1200 душ) один или два и даже три раза в год такой скандал с девушками случается. Таких детей отправляют в Москву, но случаются и убийства. Так, в течение последних четырех лет было два заведомых детоубийства в этом селе и его приходе—когда матери попали под суд. (Приговорены были к нескольким месяцам ареста.)
На деле убийств, конечно, больше. Надо принимать во внимание и незаконных детей солдаток или просто замужних женщин. Незаконность таких детей часто известна только самой семье, и в недрах семьи легко могут происходить такие убийства детей, которые невозможно вывести на свежую воду. Мне всегда подозрительны «засыпания детей»: так легко нарочно придушить маленького ребенка, навалившись на него, якобы во сне».
Чем дальше в лес, тем толще партизаны, как говорится…
«Подлежат ли убийству гулевые дети или все вообще. Совершается ли убийство под влиянием стыда, страха или экономических соображений. Отношение к детоубийству женщин и особенно мужчин.
Не все, а гулевые, конечно. Хилого, мучающего свою мать ребенка не убьют, хотя жаловаться будут на его существование и ежеминутно призывать смерть на него. Убийство совершается и под влиянием стыда и страха, и по экономическим соображениям. Девушка конечно, скорее всего, убьет своего ребенка под влиянием стыда. Замужняя женщина, солдатка под влиянием страха перед мужем и семьей, а вдова, обремененная детьми, —по экономическим соображениям.
Старые старухи очень безжалостно и хладнокровно относятся к убийству мешающего и обременительного незаконного «щенка», а молодые, конечно, с усилием и «надрывом» убивают своих детей тогда, когда стыд или страх затемняет им соображение или когда невтерпеж от тех мук, которые переносят они и несчастный незаконный малыш.
Мужчины, я думаю, по моим наблюдениям, часто просто не знают о таких убийствах, — среди их семьи даже, а если и догадываются, то изображают собою «моя изба с краю, я ничего не знаю; бабы там чего-то путают, проклятые, ну да Бог с ними —мне-то что...» (Так, наверное, рассуждает мужик, отгоняя от себя мысль о том, что именно и как делают бабы.)
У Толстого удивительно схвачены черточки крестьянские в таких случаях: наблюдаешь крестьянскую жизнь, присматриваешься к ней — и все это так, как у него представлено: жестокость старой Матрены, исступление Анисьи... Все это настоящая крестьянская жизнь, как она есть на самом деле».
В общем, картина ясна. Как мы видим, легенда не врёт в первой своей части (о том, что большевики официально узаконили аборты), но во второй – реальности не соответствует полностью.
Большевики вовсе не начали «убийство русских детей», это ложь. Наоборот – они как раз-таки постарались убийства детей искоренить, и это им в целом удалось. Даже аборт зародышей стал теперь проводиться не силами повивальной бабки по принципу «ржавой вилкой на грязной фанерке», как в пионерской страшилке (отчего клиентки повитух нередко погибали, как в «Тихом Доне»), а профессионалами в стерильных условиях клиники, что несомненно способствовало нивелированию негативных последствий и уж точно – выживанию девушек в ходе процедуры.
Книгу «Жизнь «Ивана» в целом можно категорически рекомендовать для тех, кто хочет знать настоящую историю быта русских крестьян и не боится расстаться с наивными иллюзиями о жизни предков. В ней можно, в частности, узнать много нового и об исключительной нравственности и целомудрии прежних времён. Впрочем, это тема уже для будущего поста.
Ну а для желающих не ждать следующего раза и познакомиться с книгой лично могу поделиться ссылкой – https://istmat.org/node/25136
До скорых встреч! Дальше будет больше (с) Бородач из «Бродэкса».
Автор материала: Сергей Медведев
