За окном уже давно стояла глухая ночь, а Маша, Мария Ивановна, всё ещё проверяла детские тетради. Девушка первый год работала в школе, не всё успевала, но старалась успеть, поэтому зачастую засиживалась далеко за полночь. Вот и сегодня… Пока написала конспекты, приготовилась к завтрашним занятиям, а тут ещё сочинения, которые на завтра она должна бала проверить. Вот и проверяла по ночам. Хорошо, что жила девушка в родительском доме, с мамой, папой и младшим братом – мужем ещё не обзавелась. Поэтому спокойно могла заниматься работой – все домашние хлопоты брала на себя мать.
- Маш, ложись спать, завтра закончишь! – заглянула к ней мама, – Почти час ночи уже!
- Мам, мне всего пара тетрадей осталась! – сонно улыбнулась дочь, – Закончу уже, что на завтра оставлять!
- Завтра спать на уроках будешь! – ворчала мать, уходя в свою комнату. Маша читала сочинения…
Мария Ивановна любила свою работу, несмотря на все её особенности и бессонные ночи. Она старалась нестандартно подходить к проведению уроков, ей нравилось, когда дети выражают собственные мысли, а не шаблонные, правильные, из учебника. Тему для сегодняшнего сочинения она тоже дала интересную: «Чего мне не хватает для полного счастья». Вот и читала сейчас разглагольствования своих 9-классников. Некоторые сочинения были вполне стандартными. Детям для счастья не хватало гаджетов, свободного времени, каникул подлиннее или денег на исполнение своих желаний. Гале Ивановой не хватало несколько сотен подписчиков, а Тане Смирновой – «внимания противоположного пола». Учительница рассмеялась: детям по 15 лет, какой противоположный пол! Марию насторожили 2 работы. Одно сочинение, написанное Катей Остроговой, состояло всего из 2-х слов: «Счастья нет!» При этом девочка неплохо училась, была старательной и ответственной. По крайней мере, задания старалась выполнять всегда. Пусть на «3», но выполнить. А здесь: «Счастья нет!». Маша вздохнула. Она уже знала, почему эта щупленькая, скромная девочка, старающаяся казаться незаметной, так думает… Вторая работа имела такую же смысловую нагрузку, только Дима написал, почему именно счастье для него невозможно: «Мне для счастья не хватает родителей и их любви. Меня никто не любит, поэтому я не могу быть счастливым, – писал мальчик, – Вам не понять. У Вас есть родители. У Вас есть их безусловная любовь». Димка, интересный, артистичный парень, казался дружелюбным и весёлым. Он принимал участие во всевозможных школьных мероприятиях, любил быть в центре внимания. Однако всё это было только мишурой. В душе, как оказалось, он был глубоко несчастен. Эти работы объединяло не только то, что их авторы были несчастны. Обе они были написанные детьми из местного семейного детского дома. Из одного семейного детского дома…
Мария Ивановна стала классным руководителем 9-го класса. В её 9-в собрались дети разношёрстные, большинство из которых собирались после школы разбежаться по училищам. Те, кому повезёт больше, планировали поступать в техникумы. И только несколько человек хотели дальше идти в 10 класс. Естественно, 9-в класс считался достаточно трудным и проблемным, вот и «осчастливили» им молодую учительницу, всё ещё смотревшую на работу в школе в розовых очках, идеалистку. Мария Ивановна приступила к выполнению обязанностей классного руководителя с присущим ей энтузиазмом, и дети, на удивление, потянулись к ней, стараясь помочь. Она достаточно быстро нашла со всеми общий язык, подростки старались её не подводить и не расстраивать, поэтому даже другим преподавателям стало легче работать в «этом неуправляемом 9-в». Таким образом, эксперимент удался, и Мария Ивановна стала любимой «классной мамой» для своих трудных подростков. Они по-свойски называли её между собой «наша Маша».
- Ты, Машенька, главное, не церемонься с ними! На шею не дай залезть! Дети должны знать, кто здесь главный! – поучала девушку старшая коллега, учитель математики, которая в своё время преподавала ещё у Маши. Та помнила, как её все боялись: Ольга Андреевна не позволяла без её разрешения ни зевнуть, ни шевельнуться. «Грымза» – называли её ученики между собой. Мария не хотела, чтобы дети её боялись, не улыбалось ей стать в их глазах «грымзой». Она старалась быть для них старшим товарищем. Поэтому Ольгу Андреевну благодарила за ценные советы, а действовала, естественно, по-своему.
Конечно, попадались и такие дети, которые не воспринимали ни её саму, ни её методов. Вова Петров, местный хулиган, например, периодически пытался срывать уроки, а Галя Иванова, признанная красавица 9-в, болтала и не могла прожить больше 2-х минут без телефона. Хотя делали они это на всех уроках, без исключения. Мария Ивановна и разговаривала с ними, и ругалась, и родителям звонила – особых изменений не последовало… Однако такие дети есть почти в каждом классе. Пришлось просто смириться и жить дальше.
- Знаешь, Люд, – рассказывала Мария на следующий день своей коллеге, такой же молодой учительнице, – Катя Острогова так и написала: «Счастья нет!». Представь, что творится в жизни бедной девочки, если она совсем не верит в счастье!
- Не знаю, я её вообще на своих уроках не вижу! Нет, она, конечно, не прогуливает и даже домашнее задание старается делать. Но ей тяжело. Она пытается успеть за всеми, однако получается не всё. А помочь ей с английским некому. Я несколько раз предлагала ей после уроков остаться – я же занимаюсь с отстающими, ты знаешь, причём совершенно бесплатно. Но она сказала, что ей нельзя задерживаться: сразу после уроков – домой. Ни на какие дополнительные ей ходить не разрешают! Я «3» ей ставлю за старание. Как-то так…
- Она, вообще, всё больше молчит, – вздохнула Мария, – о жизни своей ничего не рассказывает. Родителей своих по имени отчеству называет…
- Боится она их! Там, дома, всё чётко, как я понимаю, дисциплина железная! Шаг влево, шаг вправо… – грустно улыбнулась Людмила.
- Да что вы понимаете! – перебила вдруг Люду Ольга Ивановна, которая до этого молча слушала их разговор, проверяя тетради, сидя за своим столом, – Вы только представьте себе, какая ответственность на этих людях – их опекунах! У них же больше 15 детей! И все они, хочу заметить, брошенные, из неблагополучных семей. То есть, с определённой наследственностью, возможно, даже с какими-то генетическими отклонениями. Это дети алкоголиков, тунеядцев и прочих социальных низов. Какими они, по-вашему, должны вырасти?! Правильно, такими же, как их родители! Только строгая дисциплина, тотальный контроль и труд могут сделать из них нормальных людей! Да и то, не всегда, как я понимаю! Наследственность и генетика – это великая сила! Вы ведь учили биологию, правда, коллеги?!
- Но, мне кажется, дети не должны бояться родителей! – пожала плечами Мария.
- Вам кажется! А с такими иначе нельзя! Несчастливая она! В интернате была бы счастливее?! Эти люди и так сделали для них очень много: взяли в свой дом, в семью. Уже за это они должны быть им признательны и благодарны, а не рассказывать о каком-то счастье! Счастье, вообще, понятие условное, слишком абстрактное.
- Возможно, Вы и правы, – кивнула Людмила, – но не нравится мне то, что эти дети, а их в нашей школе учится человек 8, все из семейного детского дома Самохиных, практически ни с кем не общаются и ничего о себе не рассказывают! К чему бы это?!
- А зачем вам что-то личное о них знать?! Вы для них просто учителя. Выполняете свою работу. Вот и выполняйте! А если бы было что-то не так – социальные службы уже были тут как тут! – надменно сказала Ольга Ивановна, – Чужая семья – потёмки! И не суйтесь со своим уставом в чужой монастырь!
Вроде бы, всё она сказала правильно, Однако Марии всё ещё не давала покоя сложившаяся ситуация. А потом произошло ЧП. В столовой нередко пропадали котлеты прямо из тарелок младших школьников. Случалось это всегда во время дежурства учеников 9-в класса. «Чего от них ещё ждать – хулиганьё!» – хмурилась завуч и просила не назначать мальчишек на следующее дежурство. В этот раз дежурили одни девочки. И снова некоторые порции оказались без котлет.
- Я знаю, кто это! – хмыкнула Галя Иванова во время обсуждения произошедшего в классе и, проходя мимо старой сумки Кати Остроговой, будто случайно столкнула её на пол. Оттуда выпал пакет с несколькими котлетами… Часть котлет была надкушена. Там же были куски хлеба.
- Что это?! – побледнела Мария Ивановна, – Катя, как это понимать?
- Только не говорите Надежде Петровне! Только не говорите! – вдруг разрыдалась Катя. 9-в затих, – Я не брала котлет из тарелок! Это те, что не доели! – плакала девочка, – Их бы и так не мойку отнесли! Я не себе, – прошептала она.
- Котлеты из тарелок брал я! – вдруг поднялся Вова Петров, – У старшеклассников на сиги менял! Катька не причём, отстаньте от неё!
Класс загудел. Катя сидела красная, по её щекам текли слёзы. Мария не знала, как помочь девочке. Поэтому, когда в класс зашла Людмила – начинался урок английского – женщина просто попросила Катю выйти с нею. У неё не было урока. А девочке нужно было дать время успокоиться.
- Кать, ты посиди тут, я к уроку готовиться буду, – сказала она, зайдя с девочкой в свой кабинет.
- Мария Ивановна, вы не подумайте, я не воровка! – девочка смотрела на неё своими большими синими глазами. Мария вдруг заметила, что у ученицы очень усталый вид: круги под глазами, бледная кожа, а руки – все в мозолях. Никакого маникюра, в отличие от одноклассниц, одежда – чистая, но очень простая, явно не новая.
- Я понимаю, Кать, я верю тебе, – кивнула Мария, – мне очень жаль, что всё так получилось.
- Нет, Вы не понимаете, Вы просто не можете этого понимать! – вдруг воскликнула девочка и снова расплакалась, – Я – сирота, мои родители погибли – автокатастрофа. Меня и Аню, младшую сестру, воспитывала бабушка. Бабушка умерла в позапрошлом году. Год мы жили в интернате. Это настоящий кошмар – самый страшный год в моей жизни. Даже, когда разбились родители, мне было легче. Бабушка старалась как-то смягчить ситуацию, жалела нас. С нею можно было поплакать, пожаловаться… В интернате плакать нельзя: тебя сразу запишут в слабаки, будут издеваться. Там не любят тех, кто пожил перед этим нормальной жизнью, тех, у кого были родители, свой дом. Нас там просто ненавидели, постоянно старались подставить, задеть больнее. Там нам было очень плохо. И мне, и, особенно, Анечке. Ей было всего 10. Я пыталась её защитить, но не всегда получалось. Когда нас забирали Самохины, я решила, что вот оно – счастье: у нас будет свой дом, своя семья, мама и папа. Однако всё оказалось совсем не так.
- Они обижают вас? – тихо спросила Мария.
- Нет. Хотя лучше бы, наверное, обижали. Нас просто не замечают. Мы для них – это льготы, новый большой дом и микроавтобус, подаренные губернатором, а ещё – бесплатная рабочая сила. У них огромные огороды, нет, поля, которые нужно кому-то обрабатывать. У нас всё по графику: школа, обед, работа. После обеда – огороды. Мы там полем, собираем овощи, поливаем, копаем, собираем урожай. Делаем всё – с весны и до поздней осени. Времени на выполнение домашних заданий нет. «Вам всё равно, кроме училища, ничего не светит!» – так говорит Надежда Петровна. Поэтому я стараюсь выполнить домашние задания на переменах. Надежда Петровна сама выходит на огород только раздать указания и проверить, как они исполнены. Тот, кто работает недостаточно хорошо, а она всегда назначает худшего работника, остаётся без ужина. Тот, кто опаздывает к ужину – тоже его пропускает. Еду также готовим мы. У нас есть график дежурств по комнатам и по кухне. В кухне Надежда Петровна строго следит за тем, чтобы дежурные, их обычно 2, ничего не съели. У нас всё строго: суп, каша, 2 кусочка хлеба. Мясное бывает только тогда, когда должна приехать очередная комиссия. Хорошо, что у нас несколько коров: Надежда Петровна торгует молоком. На ужин обычно бывает молочная каша. Конечно, молоко разбавляется водой, но зато каши и супа можно взять добавку…
- А подсобное хозяйство у вас большое? – спросила Мария.
- Конечно! Свиньи, коровы, гуси, утки, куры, – за этим тоже следим мы. Тут нас уже контролирует Михаил Павлович. За птицей следят девочки, за коровами и свиньями – мальчики. Они и стадо в нашу очередь гоняют. Везёт! – мечтательно улыбнулась Катя.
- Почему везёт? – не поняла учительница.
- А что там – стадо гонять?! – объяснила Катя, – Следи за коровами, чтоб не разбежались да ни к кому в огород не влезли! Целый день на травке лежишь и облака считаешь! Красота!
- А что делают ваши родители? – спросила Мария Ивановна.
- Не родители – опекуны! Мы называем их по имени-отчеству. Это первое требование. Они говорят, что мы должны им быть благодарны по гроб жизни за то, что они забрали нас из интерната, дали шанс на новую жизнь. Говорят, что не стремятся быть нашими родителями, да и ни к чему это – у нас есть собственные родители, а у них – свои дети.
- У них есть дети?! – удивилась Мария Ивановна.
- Ну да! Камилла и Леонид. Камилла учится в медицинском университете, в Москве. У Леонида своя стоматологическая клиника. Тоже в Москве. Они редко приезжают. А когда приезжают, мы их почти не видим: они, естественно, на огород с нами не выходят! И Камилла, и Леонид живут в другой половине дома, с родителями.
- В какой другой половине? – не поняла Мария.
- В той, что Надежда Петровна и Михаил Павлович живут! – повторила Катя.
- А они что, не с вами живут?! – удивилась женщина.
- Как бы да, и как бы нет! У них даже вход с другой стороны! На нашей половине 2 комнаты: для мальчиков и для девочек, кухня, туалет и ванная. На их половину мы не ходим – нельзя.
- У вас даже кухни разные?! – Мария Ивановна развела руками.
- А Вы думали, они с нами кашу и похлёбку едят?! Конечно, разные! Они питаются отдельно! Я не жалуюсь – в интернате было ещё хуже! – вздохнула Катя, – Здесь, по крайней мере, меня не обижает никто. И Аню…
- А котлеты с хлебом ты кому собирала? – тихо спросила женщина.
- У нас ужин в 6 часов. И всё. После этого кухня моется и закрывается на ключ. А мальчишки голодные вечно, и малышня часто есть просит. Надежда Петровна этого не любит. Говорит, что это генетика такая плохая – вечно, мол, голодные. А ведь я, действительно, после интерната никак наесться не могла! Да и сейчас, когда знаю, что кухня закрыта, очень есть хочется! Вот мы и приловчились со школы хоть что-то приносить. Всё равно выбрасывается ведь! – жалобно протянула Катя.
Мария Ивановна горько вздохнула. Она не знала, что сказать этой несчастной, испуганной девочке.
- Что-нибудь придумаем, – улыбнулась она ученице.
Та внимательно на неё посмотрела:
- Вы только, пожалуйста, Надежде Петровне не рассказывайте о нашем разговоре! Ей проблемы не нужны – она всегда это нам говорит. Просто сдаст меня и Аню обратно в интернат – и всё! У нас так уже было: Данька что-то там возмущался, поскандалил с Михаилом Павловичем – мол, не честно, дети работают, а они только контролируют. Через 2 дня за ним приехали представители социальной службы. Сказали, что, типа, социально не адаптированный, не смог ужиться в нормальной семье. А разве она нормальная?! У нас была совсем другая семья, настоящая…
Маша заверила девочку, что к её опекунам обращаться не собирается. Она подошла к школьному повару Тамаре Григорьевне. Та внимательно выслушала её, покачала головой:
- Готовить больше я не могу, сама понимаешь, а вот то, что остаётся, девочка может забирать. Хлеб нарезанный, котлеты – малыши часто относят на мойку нетронутые порции. Я скажу Нине, пусть откладывает отдельно. Это, конечно, не лучший вариант, – протянула она, – но и не объедки!
Женщина кивнула – другого варианта помочь своей ученице она пока не видела. Разве что покупала время от времени печенье и сушки – передавала девочке. Та краснела, смущалась, но брала.
- Машка, так нельзя! – возмущалась Людмила, когда она в нескольких словах обрисовала ей ситуацию, – Нужно сообщить в социальные службы! Пусть они этим займутся – расследование какое-то проведут! Детей ведь жалко! Так не должно быть.
- Люд, ты наивная! Во-первых, я думаю, там всё и так знают – сколько лет уже у Самохиных этих семейный детский дом! Знаешь, я тут с нашими учителями поговорила, многие из них помнят Камиллу Самохину. Она королевой ходила: самые новые гаджеты, модные фирменные вещи, репетиторы. У неё на выпускном самое дорогое платье было! Не зря же Камилла в Московском меде на контракте учится. Откуда эти деньги?! Правильно, на детях заработаны. При этом сама Камилла, например, на огород ни разу не выходила и дежурной по кухне не была – она, вообще, жила на другой половине дома и с приёмными детьми старалась не пересекаться. Она даже имён многих из них не знала! Да и сейчас, наверняка, не знает! А у Лёни Самохина и сейчас одна из приёмных девочек домработницей работает: убирает его шикарный особняк и готовит. Это ей ещё повезло, потому что обычно тех, кому исполнилось 18, просто выставляют за дверь с вещами – на них-то государство больше не платит!
- И как они сами?! – Людмила не могла поверить в услышанное.
- Как-как! Приспосабливаются. Кому-то государство комнату в общежитии выделило, кто-то учиться пошёл, кто-то замуж. Есть такие, которые к родителям биологическим уезжают: у многих же есть они, просто прав лишены. Вот и находят их дети… Только не факт, что тем они тоже нужны… Парни, знаю, многие в Москву уезжают – там один из первых «выпускников» Самохиных бригаду свою строительную организовал. Он туда всех своих «братьев» берёт. Они это друг другу передают: от старших к младшим. Это хоть какой-то шанс выжить! Некоторым, слышала, дома в деревнях выделили. Работа на ферме, дом – они к этому привыкли. Есть, конечно, и те, кто спился – такие везде есть.
- Ну, а как опекуны? Что, просто выгоняют?! – Людмила всё ещё сомневалась в правдивости слов подруги.
- Там все точки над «и» сразу расставляют. Даже Катька моя уже в курсе, что дом у неё там до 18 лет. И всё. «Мы вам даём старт – а дальше сами!» – так Надежда Петровна говорит. По закону всё правильно. Они опекуны этих детей до 18 лет. Если по-человечески, то, конечно, беда…
- Ну, а если приезжает такой вот взрослый ребёнок и говорит, что ему нечего есть, переночевать негде?! Неужели выгонят?!
- Нет. Не выгонят. Мне Катя рассказывала, приезжала к ним Неля – ей ещё 19 нет. С парнем, с которым жила, поссорилась. Он выгнал её – той идти некуда. Надежда Петровна впустила. Говорит: «Сегодня будешь вместо Лизы!» Насыпала ей Лизину порцию, положила спать на её кровати. Утром снова: «Сегодня будешь вместо Сони!» – и всё тоже самое… Конечно, ушла к вечеру девчонка: стыдно стало младших объедать. Ведь знала она, как им живётся. Её потом в посадке повешенную нашли: не выдержала она. К тому же, беременна была, как оказалось.
- А опекунша что?! – Людмила не сводила глаз с Маши.
- А что она?! Даже на похороны не пришла. Сказала, мол, дура, сама виновата головой думать надо. Вроде, и права она, а если по-человечески…
- А что, у них осталось что-то человеческое?! – вздохнула Люда.
- Вот и я о том же. А если даже заберут детей у этих Самохиных, им же, детям, лучше всё равно не станет. Их отправят обратно в интернаты. А что там? То-то же! Ещё хуже! Поэтому и молчат они, не жалуются, терпят и приспосабливаются. Поэтому и я сообщать никуда не буду – кто я такая, чтобы за них их судьбы решать!
Однако Маша решила-таки хоть немного помочь детям из детского дома Самохиных, а вернее, его «выпускникам». Так она стала заниматься дополнительно с Катей: девочка приходила в школу за полчаса до начала занятий, вот и использовала учительница это время с пользой. Благодаря этому Катя поступила не в училище, а в промышленно-транспортный техникум. К 18-ти годам она уже почти получила профессию проводника дальнего следования. Дмитрия, их школьную звезду, они всем учительским коллективом уговорили отдать в театральное училище – находилось оно в соседнем городе. Опекуны не хотели тратиться на проезд и сумки, но парень с лёгкостью прошёл творческий конкурс, а общежитие, обучение и питание для таких детей было совершенно бесплатным. «Пусть все знают, что мы для своих воспитанников ничего не жалеем и их творчески развиваем!» – решила Надежда Петровна. Дмитрий поехал учиться. Пафосные слова опекунши даже прозвучали в эфире местных новостей: мол, такие молодцы – всё для детей!
Другим детям Мария тоже старалась помочь. Они с Людмилой кого-то из «выпускников» Самохиных на работу устраивали, кому-то общежитие помогали найти, кого-то просто поддерживали морально – советом. Дети Самохиных стали у них частыми гостями. «Всем не поможешь!» – говорила Машина мама, обзванивая своих подруг в поисках подходящих вакансий для сестёр-двойняшек. В конце концов, те пошли швеями в цех, которым руководила её сестра...
Катя окончила техникум и устроилась на работу. К тому времени, как исполнилось 18 Ане, она взяла в ипотеку квартиру и забрала сестру к себе. Правда, Аня и раньше ночевала у неё раз в неделю: они договорились об этом с опекунами. Те не стали запрещать сёстрам общаться. Единственное, не хотели, чтобы происходило это на их территории. Поэтому 1 вечер в неделю у сестёр был – чаще не разрешали…
Шло время… Мария Ивановна уже была замужем, у неё подрастал сын Коля. Самохины больше не брали детей – возраст был уже не тот, социальные службы запретили. Да и жалоб соседей, педагогов и самих повзрослевших воспитанников становилось всё больше. Подрастала последняя «партия» детей – их осталось человек 10. А тут ещё здоровье Надежды Петровны пошатнулось. Пришлось продавать коров, свиней, отдать в аренду часть земель. Женщина попала в больницу. Михаил Павлович обзванивал детей: и своих, и приёмных – тех, чьи координаты у них были. Надежда Петровна рассчитывала на то, что теперь они будут возвращать ей то «добро», которое от неё получили. Ведь она дала им шанс на новую, нормальную жизнь! Многие им даже воспользовались!
- Мам, я не могу сейчас приехать, занят, да и денег не скину – все в деле. Месяца через 2-3 набери! – проговорил в трубку Леонид и тут же отключился. Он не приезжал с тех пор, как слегла мать – был занят. Ведь денег она больше дать ему не могла!
Камилла просто не брала трубку. Написала смс: «Вся в учёбе! Перезвоню! Сдаю экзамены и уезжаю в Египет, занята очень. Всех люблю и целую! Маме – скорейшего выздоровления!» На этом всё. Она собиралась в Египет со своим московским женихом – ей было не до проблем в отчем доме!
Многие из приёмных детей тоже проигнорировали сообщение от Михаила Павловича – слишком хорошо помнили то «добро», что получили от опекунов. Однако большинство всё же откликнулись. Кто-то просто перевёл денег – пусть немного, сколько смог, но откликнулся. Другие передавали нужные дорогие лекарства, некоторые даже проведывали… Дмитрий, который был теперь одним из успешных актёров столицы, нашёл хорошую частную клинику и оплатил лечение в ней пополам с Витькой-бригадиром. Хотя пришёл он к женщине всего один раз – принёс фруктов. «Мы должны быть благодарными, – сказал он Кате, с которой, как и с некоторыми (не со всеми) своими почти родственниками поддерживал связь, по телефону, – но любить мы её не обязаны!» Катя с Аней тоже проведали Надежду Петровну в больнице. Та просила прощения. Катя отводила глаза…
Автор: Ирина Б.
