Ярослав Владимирович {в поздней историографической традиции Ярослав Мудрый} (ок. 978 - †20 февраля 1054, Вышгород) - князь ростовский (987-1010), князь новгородский (1010-1034), великий князь киевский (1016-1018, 1019-1054).
Началу войны Ярослава со Святополком за великое киевское княжение предшествовала так и не начавшаяся война Ярослава с отцом князем Владимиром. Летописец пишет, что в начале 1015 года: «Ярославъ пославъ за море, приведе Варягы, бояся отца своего».[1]
Здесь вновь возникает известная летописная тема о неких "варягах" живущих "за морем", положивших начало вековым спорам о том, кто были эти варяги на самом деле. Спор этот принял метафизический характер оценки частных летописных случаев, начиная от первого пришествия варягов в 859 году, их изгнания в 862 году, и последующего легендарного "призвания".
Затем, варяжская тема непрерывно звучала в летописных сообщениях о временах Рюрика, Аскольда и Дира, Игоря, Ольги, Святослава и Ярополка - оставаясь, при этом, еще не вполне этнически определенной. Однако, уже в эпоху Владимира появились древнескандинавские источники о том, кто выступал под именем варягов на русской земле. Это были норманны. Вначале, это были отрывочные сведения, но ко времени Ярослава Владимировича, появились целые саги, повествующие о нём и варягах в его окружении, с именами и биографическими данными.
Прежде всего, это сага «Пряди об Эймунде Хрингссоне».[2] Эймунд был знатным конунгом, побратимом норвежского короля Олова Святого. Не желая с ним вражды в Норвегии, Эймунд вместе с ярлом Рангаром и подчиненными им людьми решает добыть «богатства и почести» на землях Руси.
Относительно летописной версии, сага рисует несколько иную картину "призвания" варягов Ярославом. По тексту саги, большой отряд Эймунда, около 600 человек, на своих кораблях прибыл к конунгу Хольмгарда Ярицлейву (новгородскому князю Ярославу) уже после смерти Вальдимара (Владимира). Эймунд вполне резонно полагал, что возможно, потребуются воинские услуги трем его сыновьям (Святополку, Ярославу, Борису), ведь им князь Владимир наследство поделил не поровну. Варягам было все равно к каким братьям-наследникам наниматься на воинскую службу, лишь бы им хорошо заплатили.
Новгородские земли были ближайшие для варягов, поэтому Эймунд со своими людьми решил вначале прибыть к Ярославу в Хольмгард (Новгород). Это был традиционный путь норманнов на Русь. Из Финского залива, по реке Вуоксе или Неве, на кораблях они прошли в Ладожское озеро до устья Волхова и затем, остановились в крепости Ладога.
Выше Ладоги Волхов перегораживали пороги. Здесь, или возле ладожской крепости, варяжские норманны обычно оставляли свои суда и двигались по волховскому правобережью сухопутным путем[3] до Новгорода. О сухопутном пути между Ладогой и Новгородом сообщает «Сага об Оркнейцах», где говориться, что когда знатные норманны прибыли в Альдейгьюборг (Ладогу), они наняли лошадей и отправились вверх по реке в Хольмгард к конунгу Ярицлейву.[4]
По сухопутному пути стояли новгородские сторожевые заставы-остроги.[5] Чтобы пройти мимо их, чужим воинским отрядам, необходимо было разрешение новгородского князя.
Сага рисует именно такую картину. По прибытии в Ладогу, Эймунд и его воины вытащили корабли на сушу и хорошо устроили их, то есть разбили временный военный лагерь. Часть их, возможно, могла обосноваться в поселении норманнов Плакун напротив Ладоги на правом берегу Волхова.
Затем, Эймунд, с ярлом Рангаром со спутниками, отправляется сухопутным путем в Новгород к Ярославу. Когда Ярослав узнал об этом, он поручил своим мужам на сторожевых заставах «дать им мир в стране», то есть пропустить их Новгород и, по законам гостеприимства, пригласил их к себе на пир, имея в виду разузнать, зачем столь знатные гости к нему прибыли.
На пиру Эймунд без обиняков изложил суть дела Ярославу, сообщив, что он со своими друзьями прибыл на службу к наследникам князя Владимира, и тем, кто из них окажет большего уважения и почета, они будут верно служить. Эймунд спросил Ярослава: «может быть захотите иметь у себя храбрых мужей если чести вашей угрожают ваши родичи, те самые, что стали теперь вашими врагами. Мы теперь предлагаем стать защитниками этого княжества, и пойдем к вам на службу, и получать от вас золото и серебро и хорошую одежду – после чего Эймунд ультимативно объявил Ярославу – Если вам это не понравится и вы не решите это дело скоро, то мы пойдем тогда к другими конунгами, если вы отошлете нас от себя».[6]
Ярослав хорошо понимал, что если столь большой отряд Эймунда наймется на службу к его братьям-конкурентам, туровскому Святополку или киевскому Борису, то шансы новгородского Ярослава в борьбе за киевское княжение станут ничтожными. Поэтому, он сразу ответил Эймунду: «Нам очень нужна от вас помощь… Но я не знаю, сколько вы просите наших денег за вашу службу». Эймунд поставил условия – дом для постоя отряда, снабжение варягов лучшими припасами, и оплата каждому рядовому воину в 1 эйр серебра и 1,5 эйра рулевому судна.[7]
Если оценить денежный требования Эймунда в новгородских масштабах цен того времени, то они были весьма умеренны, примерно 1000 гривен в год на содержание всего отряда Эймунда.
Деньги у Ярослава были. Новгородская рента, которую он отказался платить в Киев князю Владимиру составляла 2000 гривен в год. Ярославу на эти деньги нужно было содержать себя, свой двор и дружину, а также, в случае военных действий, нести определенные расходы связанные с новгородским ополчением.
Ярослав, подтверждая свою характеристику по саге, как правителя хорошего и властного, но не щедрого, начал торг относительно суммы оплаты Эймунду серебром, считая ее чрезмерной. Тогда Эймунд предложил Ярославу платить частью серебром, а частью мехами бобров и соболей, и другими ценными вещами, а также долей от военной добычи. Ярослав согласился, заключив договор с Эймундом сроком на один год.
Затем, Ярослав распорядился выстроить каменный дом для проживания отряда Эймунда в Новгороде. По данным археологии, в Новгороде тех времен каменных строений не было. Поскольку Ярослав начал нанимать варягов на службу еще при жизни князя Владимира, то, судя по всему, уже ранее построенная для них деревянная казарма, была расширена до целого варяжского двора, для размещения отряда Эймунда в 600 воинов.
По летописцу, место где поселились варяги в Новгороде звалось «дворѣ Поромони».[8] По мнению Д.С. Лихачева, именование «Поромонь» может быть заимствовано из греческого παραμογαι, что означает «вахта», «лейб-вахта».[9] Если это так, то возникает вполне закономерный вопрос, откуда на далеком новгородском северо-западе прижилось такое специфическое греческое понятие?
Известно, что первым новгородским епископом, поставленным князем Владимиром в 992 году, был грек Иоаким Корсунянин. Отношения грека-епископа Иоакима с новгородцами были весьма накаленными,[10] поэтому он, судя по всему, был вынужден обитать вблизи княжеской варяжской охраны. Именно епископ Иоким мог назвать место жительство варягов в Новгороде на греческий манер «Поромоновым двором». В дальнейшем, это наименование попало в старейшую Новгородскую летопись, с которой, возможно, имел дело Нестор.
К началу лета 1015 года Ярослав нанял столько варягов, что мог чувствовать себя уверенно в конфликте с отцом князем Владимиром. Однако, вдруг пришло сообщение из Киева от его сестры Предславы, что Владимир тяжело заболев, оставил Киев и уехал в Берестово. Тем самым семейный конфликт Ярослава с Владимиром практически заглох. Варяги были наняты на год, и в возникшей неопределенной ситуации, князь Ярослав решил их пока не отпускать и держать при себе.
В середине лета, неожиданно для Ярослава, вспыхнули беспорядки в Новгороде. Начало им положили варяги, которые томясь от безделия, начали бесчинства, по летописцу: «насилье творяху Новгородцемъ и женамъ ихъ».[11] Варяги привыкли так действовать у себя в Скандинавии, измываться и глумиться над подневольными им людьми, слугами и рабами.
Сходная ситуация возникла при Владимире в 980 году, когда варяги стали требовать от князя окуп по 2 гривне, начав «створять зло» в Киеве. Варягов князь Владимир унял лишь тем, что отослал их на службу в Византию.
В Новгороде Ярослав буйных варягов далеко послать не мог, да и ситуация в городе была иной, чем в Киеве. В отличие от кротких киевлян, привыкших веками терпеть хазарское иго и господство поработителей варяжских князей, новгородцы повели себя иначе: «Вставше Новгородци, избиша Варягы во дворе Поромони». Новгородцы воспользовались тем обстоятельством, что Ярослава с его личной дружиной в Новгороде не было. Он в это время был в своей загородной резиденции в Ракоме.[12]
Это сообщение летописца весьма знаменательно. Из него явно следует, что степень организации новгородцев, в том числе военной, достигла такого уровня, что они сами смогли творить суд и расправу над варяжскими насильниками. Новгородцы действовали по исконному родовому праву славянской справедливости и целомудрия, когда пойманных на месте преступления насильников убивали тут же и сразу, без всякого суда и следствия, и без ведома князей.
По мнению А. Нечволодова, расправу над варягами учинили не новгородцы, а новгородская дружина,[13] что не верно, ведь исторически, новгородской дружины никогда не было. Можно говорить о княжеской новгородской дружине и отдельно об организованном новгородском ополчении.
А.Ю. Карпов, ссылаясь на обстоятельства последующей расправы Ярослава над новгородцами, считал, что речь идет о резне варягов, когда на «Поромоновом дворе» была перебита не одна сотня человек.[14] Конечно, это не так. Ярослав казнил лишь несколько новгородских мужей, учинивших расправу над некоторыми варяжскими насильниками. Считать, что простые жители Новгорода, вооруженные кто чем мог, ножами, палицами и плотницкими топорами, могли перебить сотни варягов, перед бесчинствами которых в страхе трепетала большая часть Европы, это относится к области детских вымыслов. Упорство варягов, занявших круговую оборону в казармах «Поромонова двора», можно было сломить лишь уморив их жаждой или голодом при длительной осаде.
Разгневанный бунтом, Ярослав решил расправиться с новгородской знатью («нарочитыми мужами»), которые лично были повинны в убийстве варяжских насильников, буйствовавших в их дворах. Ярослав вызвал этих мужей в Ракоме, успокоив их своей лживой сентенцией, что мертвых варягов уже не воскресить: «Уже мнѣ сихъ не крѣсити». [15] Это была, по сути, своеобразная формула примирения, отказа от мести.[16]
Спрашивается, о какой мести идет речь? По вполне справедливому мнению А. Нечволодова, среди сгоряча убитых новгородцами варягов, могли случайно оказаться гости, не причастные к варяжским бесчинствам.[17] В таком случае, Ярослав нарушил исконные законы родового гостеприимства, согласно которым за обиду гостю полагалась месть. Что среди варягов были гости, говорит сага «Об Эймунде», по которой в Новгород прибыл не только вооруженный отряд Эймунда, но и знатный ярл Рангар со своими людьми по личному к Ярославу делу.
По мнению В.Н. Татищева, Ярослав обещал новгородцам не мстить и призвал их к себе в Ракоме, сообщив им: «нынѣ же есть мнѣ нужда нѣчто о полезномЪ сЪ вами помыслить; того ради требую васЬ ко мнѣ совѣтЪ».[18] По Н.И. Костомарову, Ярослав зазвал к себе в Раком знатных новгородцев «под видом угощения».[19]
Когда ничего не подозревавшие новгородские мужи прибыли в Ракоме, то по приказу Ярослава княжеские дружинники иссекли их мечами и топорами. Новгородская летопись сообщает фантастический вымысел, будто Ярослав заманил в Ракоме «вои славны тысящу» новгородцев, которых обозленные Варягы всех «ти исѣклѣ»,[20] что можно назвать не иначе как «вероломным побоищем»,[21] резней в Ракоме».[22]
По мнению С.М. Соловьева: «число жертв мести Ярославовой явно преувеличено, трудно было обманом зазвать такое количество людей, еще трудней перерезать их без сопротивления в ограде княжеского двора».[23] А.Ю. Карпов отмечает особенность убийства знатных новгородцев Ярославом: «Он мстил за смерть чужаков, иноземцев, убивая при этом своих соплеменников, новгородцев, чьим князем он был».[24]
Возмездие Ярославу наступило сразу и неотвратимо: «В ту же нощь приде ему вѣсть ис Кыева отъ сестры его Передъславы: си отець умерлъ, а Святополкъ сѣдить ти Кыевѣ, убивъ Бориса, а на Глѣба посла; а блюдися его повелику».[25]
По летописцу, Ярослав, получив столь ошеломляющие вести, был удручен и опечален, скорбя о смерти отца и злосчастной судьбе братьев Бориса и Глеба. Для Ярослава стало ясно, что отныне Святополк является его самым беспощадным врагом. На его стороне были серьезные силы – киевляне, великокняжеская дружина и зять, могущественный польский князь Болеслав.
Положение Ярослава было незавидное, помимо личной дружины, у него было варяжское воинство, которое восставшие новгородцы загнали как кроликов в нору «Поромонова двора».
В возникшей ситуации, Ярослав, не потеряв самообладания, на деле проявил свою мудрость и дальновидность. Ему было ясно, что без помощи новгородцев, которых он, словами В.Н. Татищева « жестоко оскорбил»,[26] не обойтись, нужно было идти на мир с ними, публично помириться, буквально просить прощения за казнь новгородских мужей в Ракоме.
Ярослав едет в Новгород, созывает вече, где обливаясь слезами, сообщает весть о смерти отца и о захвате власти в Киеве Святополком, который убил при этом братьев Бориса и Глеба.
Весьма образно описывает эпизод речи Ярослава на вече М.В. Ломоносов: «Любезные мои други, забудьте вчерашнюю мою глупость; общая наша нужда требуетЪ согласного отпору противЪ беззаконного насильства. Отец мой умерЪ [утирая слезы, рѣчь перерывал стенанiемЪ]».[27]
Новгородская летопись сообщает, что Ярослав каялся на вече, что избил в Ракоме свою любимую дружину, которая ему теперь так надобна. Ярослав обращается к новгородцам как к «дружине своей», называя ее «любимой» и «честной», объясняя причину случившегося преступления: «избил вас вчера в безумии своем».[28]
Летописец здесь путает дружину с новгородским ополчением. В принципе, летописное противоречие исчезает, если в числе «нарочитых мужей», казненных Ярославом, были новгородский тысяцкий или сотские. Тогда, действительно, ополчение временно стало не боеспособным.
Ополчение в Новгороде набиралось из его жителей по территориальному принципу от «концов», крупных районов города. Новгородским ополчение руководил тысяцкий, который избирался на вече. Ополчение делилось на сотни, по улицам города, и десятки по родовым дворам.
По Новгородской летописи, признав свою вину на вече, Ярослав, был готов «златом» ее искупить, то есть заплатить виру-откуп семьям убитых. Повинившись, Ярослав попросил новгородцев встать на его сторону, поддержать в борьбе с киевским Святополком.
По А. Нечволодову, новгородцы понимали справедливую причину кровной мести Ярослава за убитых гостей варягов.[29] Они решили простить свою обиду князю по поводу гибели своих мужей в Ракоме и помочь Ярославу «бороти» Святополка. О причине такого решения летописец не говорит, кроме упоминания о жалости на вече горожан к семейным невзгодам и слезам Ярослава. Здесь, судя по всему, сыграло свою роль то обстоятельство, что новгородцы считали Ярослава своим князем, ведь он был женат на местной боярыне, возможно, именем Анна. По новгородским источникам у них был сын Илья.
В возникшей ситуации, важно понять, почему Ярослав решил вступить в тяжелую войну со Святополком за киевское наследство князя Владимира. Ярослав в то время был старшим сыном Владимира, а Святополк его старшим племянником. Каждый из них имел свои династические права, один, как Владимирович, другой, как Ярополчич.
Еще одно немаловажное обстоятельство, по вопросу столь дружного решения новгородцев выступить против киевлян. Многие новгородцы в то время еще не забыли, какой погром устроил при крещении Новгорода в 992 году киевский воевода Путята с Добрыней и епископом Иоакимом.
Теперь наступил повод отомстить киевлянам сполна. Н.И. Костомаров по этому поводу отмечает: «Новгородцам был расчет помогать Ярославу, их тяготила зависимость от Киева, которая должна была сделаться еще тягостнее при Святополке, судя по его жестокому нраву; новгородцев оскорбляло и высокомерное поведение киевлян, считавших себя их господами».[30]
На положении киевского данника Новгород состоял еще с 882 года, с времен Олега. В 947 году на новгородские земли явилась из Киева княгиня Ольга, вводя новые порядки (уставы) и дани. Но, и более существенные обстоятельства, подвигли новгородцев выступить в поддержку Ярослава.
Что же сказал Ярослав на вече такого важного для новгородцев? Что публично обещал дать им в обмен за их помощь и поддержку? Только одно, Ярослав обещал на вече дать «вольности» всем, уже как господам Великого Новгорода.
В чем же состояла суть вольностей Ярослава новгородцам? Им было обещано, что если Ярослав станет киевским князем, то после этого, только новгородское вече будет давать согласие на княжение любых князей. Варягов Ярослав забирает в Киев, отныне им будет дозволено лишь торговать в Новгороде в особо отведенном месте. Дань киевскому князю отменяется, она будет оставляться в распоряжении господина Великого Новгорода. [31]
Понятно, что после такого предложения, новгородцы, руководствуясь прежде всего интересами выгоды, единодушно перешли на сторону своего князя Ярослава.
[1] Летопись по Лаврентьевскому списку. - СПб., 1872, с. 127.
Житие князя Владимира. Мятеж Ярослава. https://dzen.ru/media/id/5ede0ae67f274d488065118a/jitie-kniazia-vladimira-miatej-iaroslava-63ed192cdab4e7234f0d978d
[2] Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о восточной Европе. - М., 1994, с. 106-108.
[3] Зимой можно было двигаться по замерзшему Волхову.
[4] Древняя Русь в свете зарубежных источников. - М., 2010, т. V, c. 175.
[5] Михайлов С.М. От Рюрика до Святослава. - СПб., 2014, с. 103.
[6] Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о восточной Европе. - М., 1994, с. 107.
[7] Отряд Эймунда в 600 человек прибыл в Ладогу примерно на 10 судах.
[8] Летопись по Лаврентьевскому списку. - СПб., 1872, с. 137.
[9] Лихачёв Д.С. Текстология. - Л., 1983, с. 80–81, со ссылкой на: Stender-Petersen Ad. Varangica. Aarhus, 1953, s. 118–119.
[10] Михайлов С.М. От Рюрика до Святослава. - СПб., 2014, с. 293.
[11] Летопись по Лаврентьевскому списку. - СПб., 1872, с. 137.
[12] Ракоме село на берегу озера Ильмень, впоследствии неподалеку был построен Юрьев монастырь.
[13] Нечволодов А. Сказания о Русской земле. - СПб., 1913, часть I, с. 205.
[14] Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. - М., 2001, с. 77. По мнению М.М. Щербатова новгородцы на Поромоновом дворе убили вообще всех варягов (История Российская. Том. 1, с. 293).
[15] Летопись по Лаврентьевскому списку. - СПб., 1872, с. 137.
[16] «Уже мнѣ мужа своего не крѣсити» - коварно сказала княгиня Ольга послам древлян, отказываясь словами мстить за мужа князя Игоря (Летопись по Лаврентьевскому списку. - СПб., 1872, с. 55).
[17] Нечволодов А. Сказания о Русской земле. - СПб., 1913, часть I, с. 205.
[18] Татищев В.Н. История Российская. - М., 1773, Том II, с. 95.
[19] Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. - М., 2004, с. 10.
[20] Новгородская летопись по Синодальному Харатейному списку. - СПб., 1888, ПСРЛ т. 3, с. 82.
[21] Нечволодов А. Сказания о Русской земле. - СПб., 1913, часть I, с. 205.
[22] Вообще, в смысле коварной подлости по организации убийства, Ярослав был подобен отцу князю Владимиру и брату Святополку. Таким было это «крещеное» семейство - Авт.
[23] Соловьев С. М. Соч. в 24 тт. - М., 1988, том I, c. 200.
[24] Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. - М., 2001, с. 80.
[25] Летопись по Лаврентьевскому списку. - СПб., 1872, с. 137.
[26] Татищев В.Н. История Российская. - М., 1773, Том II, с. 95.
[27] Ломоносов М.В. Древняя Российская история. - СПб., 1776, с. 131.
[28] Новгородская летопись по Синодальному Харатейному списку. - СПб., 1888, ПСРЛ т. 3, с. 82.
[29] Нечволодов А. Сказания о Русской земле. - СПб., 1913, часть I, с. 206.
[30] Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. - М., 2004, с. 11.
[31] Окончательно «вольности» Ярослава были оформлены в 1018 году в так называемой «льготной грамоте», дарованной новгородцам Ярославом в благодарность за их услуги и помощь в захвате им киевского княжения. Характеризуя суть «льготной грамоты», Н.И. Костомаров пишет об осво-бождении новгородцев от непосредственной власти Киева, возвративших Новгороду его древнюю самобытность (Русская история… 2004, с. 11). «Грамота вольностей Ярослава» хранилась в Новгороде как святыня. В 1230 году, целуя ее, на ней присягал на верность новгородцам юный Александр Невский. Текст «ярославовой грамоты» до нас не дошел, ее уничтожили московские князья. В.Н. Татищев пишет по этому поводу: «О грамоте же уставной, в которой новгородцы сказуют, о вольности их написано, видим, что великие споры были, и князь великий Иоанн Васильевич оную, яко подложную, облича истребил, но удивительно, что с нее списка нигде не находится» (Татищев В.Н. История Российская. - М., 1773, книга I, с. 424).
=====================================================
Полный авторский курс лекций по древнерусской истории можно найти в поисковике по адресу: Яндекс-Дзен-Сергей Михайлов. Там же открыт клуб любителей истории Ленинграда (1924-1991). По каждому году будет представлено 100 уникальных фото.
