Полковник королевской югославской армии Иван Иванович и еще шестнадцать югославских офицеров русского происхождения числились не арестованным, а задержанным. Когда наши части пришли в немецкий лагерь для военнопленных югославских офицеров, они назвали себя русскими и были задержаны по подозрению «в шпионаже и измене родине». К счастью, об этом вовремя узнали в Югославии, и через два-три месяца их удалось вызволить. А пока они сидели в камере и переживали нелегкие времена.
Председатель главного военного суда Югославии
Всем «задержанным» угрожали судом. Ивана Ивановича это поражало и угнетало особенно сильно, потому что он был юристом, председателем главного военного суда Югославии.
У этого большого, богатырского склада человека с открытым славянским лицом, который прекрасно говорил по-русски, хотя и с акцентом, были наивные представления о нашей законности и праве. Он был убежден, что следователи обязаны знать, правомерно ли они обвиняют подследственных в преступлениях. За это его несколько раз ударил помощник начальника следственной части подполковник Баринов.
"Ну объяснить мени, господин… простите, товарищу майор, ну как же это все-таки може быть? Ну где ж тут, я вже не буду говорить за право, а за юридичну сторону, навить за ваш уголовный кодекс – верьте, я его досконале вивчав, – но где же тут сама напростейша, элементарна льогика!…", возмущался югославский полковник.
Далее предоставим слово самому Ивану Ивановичу. Итак.
Какой же я родине изменял?
"Следователь говорит – мы вас можем привлечь за измену родине… Якой родине? Я есть урожденный подданный австро-угорьской империи, хочь и руського происхождения. <...> Когда началась та война (Первая мировая - ред.), я был ... прапорщик ... австрийськой армии. Не хотел воювать за цисаря Франца-Иозифа против славянських братьев. Как только прибув на позиции, того же дня перейшов до руських окопув. Але ж меня до руськой армии не взяли, и я через Мурманск, Англию, Францию, Италию переихав до Сербии, стал воювать за сырбского краля. Так что был я в России, може, двадцать, може, двадцать один день. А как стал сырбский поручик, так и остался потом югославский подданный.
По войне ... поступил до Белградского университету, но все был кадровый офицер. Кончил юридический факультет и як абзольвент был направлен на службу до армейского суда. Когда немцы пришли до Београду, то они кого брали в плен, а кого залишали на воли. Брали в плен и увозили до Германии всих, кто были левые, или либеральные, или русофилы, всих, кто не давали подписку… Так от и меня взяли, и ... всих наших, яки тут теперь в вашей руськой тюрьме сидять. Якой же я родине изменял? Ну где же тут элементарна льогика?"
И еще совершенно не могу понять
"…И еще не можу понять, ну совершенно не можу… Этот пудполковник, такой элеганцкий и вроде интеллигентный офицер, вдруг ударил меня по плечах гумою, кричить, простите, мать твою так и сяк, лается хуже, знаете, пьяного вугляра, як у нас кажут…
Но я же старше его и по годах, и по рангу, и я же не арендованный даже, он сам говорил… И така лайка, такие прокляття, знаете, на мать. Меня ж это не может унизить, ... оскорбить. Я ж свою мать знаю..., а така грязная, гадкая лайка – она и только его самого унижает и ображает его мундир офицерский, его ранг. Ну как это понять? И как таких людей терпят на такой должности?"
Признавайся, сколько коммунистов повесил!
"И еще не можу понять… Следователь говорит – признавайтесь, сколько вы коммунистов повесили… я ему отвечаю, что не могло же этого быть, ну просто не могло. Мне же такие дела не подсудны, а он кричать «нам все известно, признавайтесь лучше сами, а то расстреляем». Тогда же этот пудполковник и гумкою благословив…
Ну как же так получается – у меня все мои офицеры повини были знать кодексы всих армий Европы, и карные кодексы, и процессуальные, и всю юриспруденцию ... европейских армий, ну и таких, як японьска, американьска. Так мы же точно знаем, что и какой суд или трибунал, например, у вас, может судить, а что не может, где компетенция вашей милиции, а где ГПУ, или, как вы теперь говорите, контрразведка – смерш…
Так почему же ваши офицеры таких рангив не знають, что в Югославии военным судам подсудны только воинские преступления – дезертирство, кража в армии, нарушение по службе, нарушения уставов, а все политические дела и всех шпионув судив Королевский трибунал. А я же был председателем главного военного суда, то значит контрольного кассационного органа. Я же вообще никого по первому разу не судив, а только рассматривал кассации, протесты на приговора окружных судов. Это же должен знать всякий студент старшего курсу юридического факультету".
Постскриптум
Его собеседник, советский офицер, тоже попавший под раздачу и по доносу оказавшийся под следствием, пытался найти оправдание. Он объяснял Ивану Ивановича, что в армии не хватает квалифицированных кадров, что существуют особые принципы революционного права, заводил разговор о диалектике…
Иван Иванович слушал вежливо, но видно было, что слова майора не вызывают доверия в его гордом и справедливом славянском сердце. Он становился осторожней и говорил, в основном, о литературе... А напоследок сказал так:
"Нет, не пойму я, что у вас тут робиться".
Источник: Копелев Л. Хранить вечно
