Свой первый боевой выстрел на войне минометчик Мансур Абдулин произвел 6 ноября 1942 года на Юго-Западном фронте из самозарядной винтовки Токарева. Дело было так.
Почему важно выполнять команду "Под ноги!"
Накануне состоялось торжественное собрание. Как-никак 25 лет советской власти! Бойцы дали клятву выполнить приказ Родины
"Ни шагу назад!" и двинулись на передовую. Быстро и без проблем переправились через Дон и почти бегом углубились в балку на
высоком правом берегу.
Командиры то и дело подавали команду "Под ноги!", что значило быть максимально внимательным и не упасть на ходу. Для минометчиков, нагруженных лафетами, стволами и плитами, это было вдвойне опасно. По инерции железо могло запросто расплющить затылок. Легко раненные бойцы не выдерживали тяжести вьюков и погибали, не добравшись до цели. Товарищи снимали с них ношу и мчались дальше. Комсорг роты Абдулин следил, чтобы у погибшего комсомольца забрали комсомольский билет.
Странное чувство удовлетворения
Бегут солдатики по балке, перепрыгивают через какие-то мешки или кочки, в темноте не видно. В нос им бьет смрадный запах, заставляя бежать быстрей. Вдруг фиолетовая ракета зависает в небе и становятся видны лица трупов. Фашисты и наши лежали на мерзлой земле вперемежку.
Абдулин прыгает через трупы и краем сознания удивляется: как быстро человек свыкается с тем, что в воображении невозможно уместить. И в том же краешке сознания он начинает испытывать странное удовлетворение от того, что как и все он не показывает вида, как и у всех, его лицо выражает строгую сосредоточенность.
"Оказаться «как все», то есть не хуже других, на войне - это вроде как получить подтверждение своей полноценности. Большое дело для самоуважения".
На самом деле, комсорг Абдулин потрясен картиной, открывшейся в фиолетовом свете ракеты. Это и есть страшная реальность войны, обстановка, из которой шлют извещения: "Погиб смертью
храбрых...". Но марш-бросок и свист пуль над головой временно отвлекают его от печальных мыслей.
Холодная встреча
Минометчики спрыгивают в траншеи и слышат несущееся навстречу, перемешанное с хриплым матерком:
"Что так долго?"
Фронтовичков сдувает из траншеи как ветром. Как призраки они растворяются в балке вместе со своими минометами, "максимами". Были и вот их уже нет.
Абдулин немного растерян. Он0, конечно, не ожидал торжественной встречи и собрания с кумачевыми скатертями на столах, но столь молниеносное исчезновение прежних обитателей траншеи его неприятно кольнуло. "Старички" даже не показали, что тут надо делать, как воевать
"Чудак! - смеется командир расчета Суворов. - Им тоже надо затемно Дон перемахнуть. Да успеть подальше уйти в наш тыл, чтоб фрицы не заметили".
Рано утром Абдулину нужно дежурить в окопе. Свободного времени пара часов. И в тишине и бездействии на него снова накатывается чувство, имя которому - страх. В голове назойливо всплывает картинка, увиденная в балке: фиолетовые лица трупов.
Что, Мансур, трусишь?
Подходит Суворов, командир расчета. Ему тоже не спится.
"Что, Мансур? Трусишь? - спрашивает он.
И начинается разговор. И выясняется, что всем тут страшно. И что Суворов, хоть и старше Мансура на семь лет и воевал с первых дней, а и ему тоже не хочется умирать.
"А по-твоему, я жить не хочу? - улыбается Суворов. - Да что поделаешь, Мансурчик, «мы их не звали, а они приперлися», пространство им подавай! Наше с тобой. Сверхчеловеки они, понимаешь? Мы им годимся разве что сапоги чистить. Как тебе это? Один разговор с такими - драка. Масштабная драка. Не в стороне же стоять... Уж тут боись, не боись..."
Не так-то просто выстрелить первый раз
И вот Мансур Абдулин стоит с винтовкой Токарева и смотрит в перископ. До немцев метров 300. Светает. Время идет. Немцы благоразумно прячутся. К Абдулину опять приходят мысли о смерти. Многие его товарищи погибли за сотни километров от передовой, в разбомбленных эшелонах. Неужели и он будет даром убит? Для этого ли он с такими трудностями старался попасть на фронт, чтобы умереть, не увидев своего врага?
Мысли обрываются, когда впереди начинается шевеление. Сердце солдата заколотилось. Стрелок он меткий, со ста метров может продырявить консервную банку. Но при виде трех немцев, несущих по охапке соломы через плечо, самообладание его покидает. Надо стрелять! Но руки трясутся - прорезь, мушка и цель отказываются совмещаться. Абдуллин потеет. Его глаза заливает пот. Винтовка ходит в руках ходуном.
Приступ самокритики
Убедившись, что будет промах, Абдулин нажимаю на курок. Немцы мгновенно исчезают, а он медленно сползает на дно ячейки. Чувство стыда и ненависти к самому себе охватывает его с головы до ног.
"Размазня! - внутренне кричит он сам себе. - Упустил такую возможность! Хотя бы одного из них успеть убить! Чтобы квитым быть заранее за собственную смерть".
Мысли отчаяния проносится в голове за доли секунды. С почти равнодушным лицом Абдулин встает и вновь припадает к прикладу винтовки. Ну где там его фрицы?
Что происходило с третьим
В перископ он видит, как они убегают , согнувшись ниже и с большими интервалами, по своей траншее. Попасть в них теперь гораздо труднее. Но руки уже не трясутся. Абдулин делает опережение на пару сантиметров перед средним фрицем и плавно нажимаю курок.
Передний немец , совсем согнувшись продолжает бежать, а второй замирает, выпрямляется во весь рост, голова его неестественно запрокидывается назад, и, винтом крутнувшись вокруг себя,
он падает, словно тряпочный, вниз. Что происходило с третьим, Абдулин не уследил.
Постскриптум
"Никто из наших не поверит, что я убил фашиста!" - проносится в его голове. Только что он осыпал себя бранными словами, а теперь ему хочется утолить свою гордость. Но никто ведь не видел!
И вдруг он слышит
"Молодец, Абдулин! Молодец! Ты, кажется, комсорг в своей роте?"
А это комиссар батальона капитан Четкасов оказался свидетелем второго выстрела Абдулина. Вскоре выяснилось, что не только в батальоне, но и в полку Абдулин первым открыл боевой счет. За это командование представило его к медали "За отвагу".
Понравилась статья? Ставьте лайки и подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новую статью
О неточностях и опечатках пишите автору
