Стремление к обогащению было одной из главных отличительных черт зла во многих произведениях Гоголя. В “Вечере накануне Ивана Купала” из его первого сборника впервые в русской литературе герой из-за клада убивает ребёнка. Род колдуна из “Страшной мести” проклят за убийство ради наживы. Теряет свою душу и талант из-за золота художник из “Портрета”. О схожей участи героя "Шинели" можно почитать по ссылке ниже:
И в этих сюжетах нет ничего необычного. Легенда о договоре с нечистой силой ради денег была известна давно, а главенствующий в те годы романтизм питал особый интерес ко всякого рода мистике с национальным колоритом.
Конечно, отрицательный герой того времени не обязательно был связан с мистикой (хотя это и было очень желательно). Но он определённо должен быть уникальной личностью. Романтизм вообще питал слабость к злодеям, но не потому, что одобрял их поступки, а потому, что видел в них тех, кто выделяется из толпы, отклоняется от нормы. Писателям (особенно поэтам) были интересны как необыкновенные герои, так и страшные злодеи.
Не зря такой популярностью пользовался образ Наполеона. Вряд ли можно заподозрить Лермонтова или Пушкина в отсутствии патриотизма, тем более, что о войне 1812 года они писали немало, но оба поэта, как и многие их современники, проявляли особый интерес к Наполеону именно с точки зрения исключительности.
Но какой же злодей из Чичикова? Герой наш подчёркнуто бесцветный: "не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод", особыми дарованиями или поступками также не выделяется. Герой-пустота, меняющийся в зависимости от ситуации.
Единственным талантом можно назвать умение находить подход к любому собеседнику, растворяться в любом обществе:
Приезжий во всем как-то умел найтиться и показал в себе опытного светского человека. О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, -- он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение о билиартной игре -- и в билиартной игре не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках -- и о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком. -- Но замечательно, что он всё это умел облекать какою-то степенностью, умел хорошо держать себя. Говорил ни громко, ни тихо, а совершенно так, как следует. Словом, куда ни повороти, был очень порядочный человек. Все чиновники были довольны приездом нового лица. Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный человек; прокурор, что он дельный человек; жандармский полковник говорил, что он ученый человек; председатель палаты, что он знающий и почтенный человек; полицеймейстер, что он почтенный и любезный человек; жена полицеймейстера, что он любезнейший и обходительнейший человек. Даже сам Собакевич, который редко отзывался о ком-нибудь с хорошей стороны, приехавши довольно поздно из города и уже совершенно раздевшись и легши на кровать возле худощавой жены своей, сказал ей: "Я, душенька, был у губернатора на вечере, и у полицеймейстера обедал, и познакомился с коллежским советником Павлом Ивановичем Чичиковым: преприятный человек!”.
Пару раз Гоголь даже напрямую иронизирует над тем, что читатель будет негодовать на автора за избрание в главные герои такого среднего, невыразительного персонажа.
Да, мы уже начинаем отходить от традиций романтизма, но почему же Чичиков должен пугать? И действительно ли он персонаж отрицательный?
Здесь мы обратимся к концу первого тома, где повествователь излагает историю Чичикова, и читателю становится ясна единственная определённая черта героя, его цель и страсть - жажда обогащения. Он строит свою жизнь по завету отца:
С товарищами не водись, они тебя добру не научат; а если уж пошло на то, так водись с теми, которые побогаче, чтобы при случае могли быть тебе полезными. Не угощай и не потчевай никого, а веди себя лучше так, чтобы тебя угощали, а больше всего береги и копи копейку: эта вещь надежнее всего на свете. Товарищ или приятель тебя надует и в беде первый тебя выдаст, а копейка не выдаст, в какой бы беде ты ни был. Всё сделаешь и всё прошибешь на свете копейкой.
Человек этот был не без дарований: его достоинствами явно было то, что сейчас бы мы назвали коммуникативными навыками и деловой хваткой. Но огромные усилия, чудеса самодисциплины потрачены впустую. Чем больше он работал над накоплением, тем более бесплодными были его попытки:
Быстро все превращается в человеке; не успеешь оглянуться, как уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки. И не раз не только широкая страсть, но ничтожная страстишка к чему-нибудь мелкому разрасталась в рожденном на лучшие подвиги, заставляла его позабывать великие и святые обязанности и в ничтожных побрякушках видеть великое и святое. Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, все вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его.
В этом смысле в тексте присутствует его карикатурный двойник - Плюшкин. Этот персонаж уже окончательно потерял человеческое обличье, а его несметные богатства описаны исключительно в картинах тлена и разрухи. Неслучайно в ненаписанном третьем томе речь должна была идти о воскресении именно этих двух героев.
Интересно, что Чичиков всё же хранит память о своих литературных предшественниках. Его сравнивают то с Наполеоном, то с разбойником. Связь с потусторонними силами напрашивается сама: по-сути он и есть тот традиционный Дьявол, скупающий души за золото, только изображённый в более привычных читателю первой половины XIX века формах. Продажа души стала настолько обыденным делом, что происходит уже открыто и оптом. Если мы вспомним известное сравнение трёхчастного плана “Мёртвых душ” с “Божественной комедией”, то действие первого тома как раз и происходит в аду.
Но ад этот такой простой и привычный. Зло не приходит ночью в виде страшных чертей, а с комфортом разъезжает в бричке и имеет хорошие манеры. Поэтому заметить его, а тем более бороться с ним стало намного труднее. Но при этом Гоголь настаивал, что именно такой способ его изображения наиболее эффективен. Герои его слишком похожи на нас, а значит, увидев их низость, мы должны ужаснуться и осознать собственные пороки.
Это свойство выступило с большей силою в "Мертвых душах". "Мертвые души" не потому так испугали Россию и произвели такой шум внутри ее, чтобы они раскрыли какие-нибудь ее раны или внутренние болезни, и не потому также, чтобы представили потрясающие картины торжествующего зла и страждущей невинности. Ничуть не бывало. Герои мои вовсе не злодеи; прибавь я только одну добрую черту любому из них, читатель помирился бы с ними всеми. Но пошлость всего вместе испугала читателей. Испугало их то, что один за другим следуют у меня герои один пошлее другого, что нет ни одного утешительного явления, что негде даже и приотдохнуть или перевести дух бедному читателю и что по прочтенье всей книги кажется, как бы точно вышел из какого-то душного погреба на Божий свет. Мне бы скорей простили, если бы я выставил картинных извергов; но пошлости не простили мне. (Н.В.Гоголь. Выбранные места из переписки с друзьями)
Вия и Панночку мало кто встречал, а Чичиковы ежедневно вокруг нас, даже в нас самих. "Соотечественники! страшно!.." (Н.В.Гоголь. Выбранные места из переписки с друзьями).
О двойничестве Чичикова и Манилова можно почитать здесь:
