Я много пишу о совместном существовании нормотипичных и детей-инвалидов. Статьи об инклюзивном образовании всегда вызывают бурю эмоций у читателей: родителей особенных детей; родителей, чьи дети с ними воспитываются и обучаются; педагогов, занятых в этом процессе, административный персонал детских садов и школ. Ясно одно, что инклюзию, которая шагает по стране с 2008 года никто не принял, более того недовольных участников инклюзивного образовательного процесса – подавляющее большинство.
Однако по сей день, дети учатся вместе. Как бы ни было возмутительно родителям из противоположных лагерей, продвигаемая свыше инклюзивная идея в российском образовании лишь «процветает», накапливая негатив друг ко другу. Но есть и третья группа, лагерь, – педагоги, которые являются непосредственными участниками процесса и тоже делятся на несколько групп в зависимости от своей позиции. В данной статье посмотрим на инклюзию глазами среднестатистического российского учителя, который в некоторой степени является заложником ситуации, вынужден принимать действительность такой, какой она есть, работать порой бесчеловечных условиях без материальной поддержки от государства. То есть на тех же условиях, что и до инклюзивных внедрений в нашей стране, но с дополнительными обязанностями и суровым гнетом ответственности.
Если рассматривать недовольных инклюзией, вне зависимости от того родители они из разных лагерей или педагоги, то их можно разделить на две группы. Этот анализ я провела на основе многолетней практической деятельности (я – специалист в отрасли реабилитации нарушенной слуховой функции), а также постоянно мониторю мнения в интернете. Особенно комментарии под статьями об инклюзии. Так вот представлю вашему вниманию группу, кто не против инклюзии, если ребенок-инвалид, который обучается в массе, не имеет ментальных нарушений. И вторая – ей противоположная – с наличием ментальных нарушений. Т.е. те, кто радикально против нахождения детей с ментальными особенностями в общей массе детей, вне зависимости от того родители они или педагоги.
Детально и понятнее будет рассматривать на примере. Конечно, я обращусь в своей группе пациентов – дети, которые не слышат физически. Но при помощи электронного протеза – кохлеарного импланта, установленного оперативным путем, слышат всё. У них на ухе размещен аппарат (или с одной стороны или с двух), с помощью которого можно слышать все, если он включен. При проведении успешного процесса реабилитации в течение нескольких лет после операции, такой ребенок способен к школьному возрасту по уровню слухоречевого развития соответствовать возрастной норме. И, если своевременно родители позаботились об операции и реабилитации, то, скорее всего, к 8 годам такого ребенка приведут в 1 класс общеобразовательной школы. Этот первоклассник и впрямь ничем не будет отличаться от сверстников, кроме того, что за ухом у него будет размещен кохлеарный имплант. Такой ученик процесс образовательный не осложняет ни учителю, ни своему окружению сверстников, потому назвать реабилитированного глухиша с имплантом участником инклюзивного процесса нельзя. Это будет полноценный процесс ИНТЕГРАЦИИ. Из специфики для него в процессе обучения потребуется разве что размещение на первой парте, подобно ученику с ослабленным зрением. Важно, что такому ученику и самому будет комфортно учиться среди нормотипичных сверстников, он будет наравне с ними усваивать школьную программу.
Сложность заключается лишь в том, что таких детей единицы! То есть среди общего количества глухих людей, реабилитированных при помощи метода кохлеарной имплантации в нашей стране (примерно около 12 тысяч человек в нашей стране сейчас) до уровня нормы – около 1 %. На том оставим этих единичных детей, идущих по пути интеграции. Очевидно, что к ним нет претензий ни у кого, а они, в свою очередь, успешно обучаются. Так, к примеру, почти в каждом регионе нашей необъятной родины уже есть студент медицинского ВУЗа, который не только мечтает, но уже и на пути к цели – стать профильным врачом-сурдологом.
«Чистая» глухота встречается редко. Чаще - в системе тяжелых множественных нарушений развития. То есть помимо нарушенного слуха у ребенка наблюдается, например, ДЦП, нарушение зрения, аутизм и др. В настоящее время выхаживают глубоко недоношенных деток, так вот ярким представителем первой подгруппы и являются «выходцы» из недоношенности. Ранее еще 15-20 лет назад такие новорожденные были нежизнеспособными, а теперь, благодаря современным подходам в неонатологии – выживают, но, к сожалению, редко выходят из статуса инвалидности.
Вторая подгруппа - это те дети, которые приобретают свои вторичные нарушения в структуру дефекта, например, по причине позднего выявления нарушенного слуха.
И тех, и других детей вышеперечисленные факторы делают как раз участниками инклюзивного процесса! Эти инвалиды (обе подгруппы) являются пожизненно реабилитируемыми. Но простому обывателю (то есть учителям и родителям нормотипичных детей) при поверхностном рассмотрении могут производить впечатление обладателя ментального нарушения, пусть даже в очень легкой степени и/или вторичного генеза. И вот тут-то и начинаются недовольства…
Предположим, глухоту обнаружили не в роддоме при скрининге слуха, а значительно позже. В ковидные времена было много упущений. Так ситуация с выявлением глухих в нашей стране вновь ухудшилась и вернулась картина, похожая на доскрининговые времена… Тогда глухого ребенка выявляли в возрасте после 3 лет, когда его ближайшее окружение начинал волновать вопрос, почему не стартует речь. Таким образом, к оперативному этапу – проведению операции кохлеарной имплантации, прибегали уже поздно – после 3 лет, в 4 года и позже. А это уже означает, что к школьному возрасту, такой ребенок попросту не будет соответствовать норме по уровню развития слуха и речи, а значит, не способен усвоить программу общеобразовательной школы. Как один из путей обучения такого ребенка – специализированная школа для глухих и слабослышащих. И часть детей из подобных действительно направляются туда и вполне удовлетворительно там обучаются. НО! Многие возразят – а зачем же тогда нужна была операция?! Которая стоит более 1 млн рублей из средств государственного бюджета для каждого глухого уха. Но на этот вопрос я вам отвечу в одной из следующих статей, а сегодня – к учителям в системе инклюзии.
Вот с того момента, как она топает по стране большими шагами родитель ребенка-инвалида с любыми нарушениями имеет право на обучение в массе. И немалая часть пожизненно реабилитируемых глухишей, которые не соответствуют норме по слуху и речи своим сверстникам, приходят на равных правах в 1 класс, в 8 лет обычно. И он сам и учитель уже в самом настоящем, то есть действующем у нас в стране, процессе ИНКЛЮЗИИ! Такой ребенок все слышит. Почти как мы с вами, слышащие. Он даже говорит, причем часто «чисто». И при поверхностном рассмотрении простому обывателю не отличить от сверстников. Так в чем же сложности инклюзии у таких детей?
Познакомившись с таким ребенком, учитель может даже воодушевиться. Инвалид по статусу, а покажется сначала нормой. Но уже во второй половине первого класса для учителя-энтузиаста, а к окончанию второго класса для любого учителя станет очевидным, что ребенок совершенно не соответствует норме, ну, как минимум, потому что не усваивает программу. Вроде бы слышит, говорит, читает, пишет… Но?! Быть может, плохо слышит? Подумает каждый учитель и начнет такому ребенку говорить громко или даже кричать, подкрепляя жестами естественными и мимикой обращенную к ребенку речь. Попробует более детально и индивидуально пояснять материал этому ребенку учитель-энтузиаст. «Поверхностный» педагог сразу поймет, что дело «пахнет жареным» и начнет намекать родителям, что такому ученику не место в их классе.
Хотя нет, пропустила стадию. Перед тем, как распрощаться с таким учеником всю вину таки свалят на некачественный слух с имплантом, потому что он плохо настроен. Или потому что он, имплант, только один, а лучше точно, когда два. Забегая вперед, скажу, что такой ребенок все равно не «высидит» в массе до конца школьных лет, придется уйти добровольно или под натиском.
Далее родители, паникуя, будут искать решения вопроса «плохого» слуха у таких, как я, то есть будут пытаться улучшить настройкой качество восприятия. Сложность же кроется не в этом.
Типичные проблемы детей в инклюзии заключаются в следующем:
- пожизненный дефицит словарного запаса (невосполнимый никогда!). Например, ребенок с КИ отлично слышит и слово «пот» и «масленок», но при этом при воспроизведении на слух или того хуже, при написании, непременно напишет так: «кот» и «осленок». Почему? Потому что первые ему не знакомы или вышли из обихода после ознакомления, а вторая пара – присутствует в словарном запасе. Учителю покажется, что он плохо расслышал, но это вовсе не так. И так казаться будет всегда.
- несовершенство грамматики. Не успевает ребенок ею овладеть, если все несвоевременно, начиная от диагностики, заканчивая протезированием. Потому и внешне похож на иностранца, который изучал русский как иностранный, только при отсутствии какого любого другого родного языка. Опять же, испытывая сложности при написании диктантов, ребенок предпочтет вообще не дописать окончание у слова или напишет, подобрав неверно, а учитель расценит, что недослышит.
- несовершенство фонематического слуха. Фонематика даже при пристальной отработке у логопеда не станет идеальной, потому путаница звуков по признаку, например, глухости-звонкости будет всегда! А учителю будет казаться, что плохо слышит.
Рано или поздно, педагог пожалуется родителям. Те в свою очередь поменяют руку не одного специалиста, чтобы хорошо настроить имплант, потому что будет казаться, что причина в этом. Но это не так. Кто-то так и останется в группе борющихся с некачественным слухом; кто-то «забьет»; мааалая часть поймет, что дело ни в этом.
Все вышеперечисленные проблемы будут пожизненными спутниками у «недореабилитированного» ребенка в массовой школе, простите, в процессе инклюзии! Это будет создавать сложности для педагогического состава учебного учреждения. Учителя-энтузиасты будут страдать вместе с учеников все чудесные школьные годы, «поверхностные» педагоги – закрывать глаза, а ученик – просиживать в школе без должного усвоения программного материала. Судя по тому, что уже более 15 лет понимания истинных проблем не наступает, то они будут существовать вечно…
Ну чем не инклюзия?!! Кстати, такие дети тоже не вызывают недовольства со стороны родителей нормотипичных детей. Хотя бедным педагогам очень тяжело даже закрывать глаза на эти сложности.
Основной пик возмущения у соседствующих с инвалидами, с моими глухими, родителей вызовут не «запоздавшие» в реабилитации, а обладатели сложной структуры дефекта. Например, дети, у которых помимо нарушенного слуха - расстройство аутистического спектра и/или умственная отсталость вторичного генеза, приобретенная. Тогда картина будет выглядеть следующим образом. Помимо вышеперечисленных особенностей в слуховом поведении будут присутствовать классические, свойственные для аутизма и умственной отсталости. То есть то, что и приписывают к ментальности.
На бумаге, к сожалению, такие дети и остаются просто глухими. Почему? Потому что в силу необратимости ментальных диагнозов любой родитель, часто неосознанно, будет идти в обход их установки. Специалисты, которые с ним заговорят об аутичности или отсталости умственного развития точно будут вычеркнуты из списка специалистов такого ребенка и заменены на других. Другие останутся или войдут в этот список, благодаря тому, что с уверенностью скажет: «Нет, это не аутизм!». И дело не в доказательстве или опровержении этих необратимых диагнозов, а в том, что наличие такого ученика в классе делает невозможным обучение ни для кого! Ни для инвалида, ни для остальных учеников, ни для бедного учителя.
Вероятнее всего, если такой инвалид оказался в массе, то избавиться от него будет непросто. Сколько бы не возмущались открыто родители детей-соседей, куда бы не писали жалобы… в инклюзивной России «Дети должны учиться вместе!». Учителю любому отведена тут роль молчания и смирения. Единственный вариант при поддержке администрации учреждения - собрать комиссию и «утвердить» у сложного инвалида наличие несоответствия профиля по слуху, подтвердить коллективно комиссией мнение о ментальности и сложности структуры. И так выпроводить за ворота общеобразовательного учреждения. Куда?
Либо на надомное обучение, если родитель отрицает и не желает в специализированное учреждение по отведенному комиссией профилю. Ну, или согласится. Опять же ИМХО – лучше сразу в профиль для глухих и слабослышащих. Там с помощью альтернативной коммуникации есть шанс не развить вторичных аудичных и ментальных нарушений, а также не быть неудобными обществу и… Самое главное – комфортнее для самого ребенка.
Что делать? Знаете, я считаю, что ничего сделать нельзя. Систему не изменить уже. После пропагандируемых лозунгов на протяжении 15 лет их существования вряд ли кто-то свыше откажется от продвижения инклюзивных идей у нас в стране. Так и будет она у нас хромой.
Особой сложностью на всей территории РФ сейчас является высокая наполняемость в классе. 35-40 человек – это обыденность. Но не норма! Даже обычному ребенку учиться в таких условиях тяжело. А каково учителю? Учителю-энтузиасту вообще несносно, он не продержится в таких условиях и скоро уволится. Даже без «вкрапления» инвалидизации в обучающий процесс…
Убрать всех инвалидов в спецучреждения тоже на мой взгляд не вариант. Сложность заключается в их неоднородности. Только приводя примеры в этой статье, я самых легких, недореабилитированных, группу разбила на подгруппы. Если же уточнять нозологию сопутствующих нарушений в структуре дефекта их будет более десятка. А как осуществлять в таких условиях адекватную инклюзию? Никак! Вы правильно умозаключили, меня опережая. Или гуманно – в каждом конкретном случае – индивидуально!
