«А почему худой такой? Всегда такой был или похудел недавно?» — реабилитолог пытливо осмотрела своего пациента. Да, недавно перенес инсульт, да, нужно восстанавливаться. Но землистый цвет лица, нездоровая худоба, болезненный вид и этот особый затуманенный усталостью взгляд… Такие пациенты от бессилия почти ничего не могут, сила-то в ногах после инсульта есть, но словно нет энергии, словно высосал ее кто-то. Кто? Или, точнее, что?..
Врачу стало понятно, когда начала расспрашивать про глотание. Сын его рассказал, что пациент поперхивается — обычное при инсульте дело, так сказали в районной больничке, куда отец с тем инсультом и угодил.
Обычное, да не совсем. Не так поперхиваются больные после инсульта, это реабилитолог знала чётко. Не могут пить воду из чашки, а из ложечки — могут. Кашу проглотят, а куском могут и поперхнуться. Но тут мужчина пил воду, а поперхнулся от ложки детского питания! Да не закашлялся, а словно привычным уже движением попытался исторгнуть из себя этот несчастный глоток еды. Будто препятствие какое-то было в пищеводе, что мешало ему глотать. Механическое препятствие.
Жил этот пациент в деревне, к врачам не обращался. Ну худеть начал — с кем не бывает. Потом с инсультом в районную больничку угодил. Там его подлечили, да вот радость — переправили на реабилитацию в большую клинику. С надеждой, что там-то его на ноги поставят.
Не поставили.
Начали обследовать. В желудке и пищеводе была огромная злокачественная опухоль, метастазы гнездились в печени. Анемия — вот причина бледности, низкий белок в крови — пожалуйте полное отсутствие сил, да и раковая кахексия это была вообще-то, стадия полного истощения организма победившей его заразой, когда «кукушата»-клетки, что подкидывает раковая опухоль здоровым тканям, перерастают по своим потребностям всё и вся, и начинают жрать остатки энергетических ресурсов человека.
В районной больничке все списали на туберкулез, что был у больного больше десяти лет назад, и обследовать не стали. Реабилитологи в своей большой и светлой клинике авось разберутся, их-то поди учили по-другому.
Пациент умер через три недели. На реабилитацию после инсульта он попал в финале страшной болезни, и сделать было уже ничего нельзя.
***
Когда меня спрашивают, что мы, врачи, делаем, если умирают у нас пациенты, хотя умирать не должны, я готова рассказать им десятки печальных историй болезни с одним и тем же финалом.
В одной истории молодая женщина покинет сцену внезапно, занавес опустится в тот миг, когда зритель будет ждать развития сюжета.
В другой истории пожилой мужчина пострадает от стечения обстоятельств — уединенная жизнь в глуши, отсутствие врачей, и время, когда медицинская помощь придет, будет слишком поздним, чтобы помочь.
Есть и другие истории. В центре каждой — человек со своим уникальным характером и судьбой. Нет ни одной похожей истории жизни, как не бывает идентичных отпечатков пальцев у разных людей. Нет ни одной похожей истории смерти.
Да, наши пациенты умирают. Мы отчаянно пытаемся их спасти. Получается не всегда.
Наверное, что-то такое я и отвечаю случайному любопытному собеседнику, что хочет узнать изнанку врачебных будней в большой светлой клинике, где люди умирать не должны, а должны дружно в назначенный срок выходить через парадный выход своими ногами и после жить долго и счастливо.
Но не выходят. Точнее, не все.
И это — жизнь как она есть.
