Кто читал повесть Распутина "Живи и помни", или смотрел снятый по этой повести одноимённый фильм, те знают, что это произведение, написанное о годах великой отечественной, именно сейчас как нельзя более актуально и на злобу дня.
Итак, действие повести начинается зимой 1945 года, в сибирской деревне. Солдатская жена, бесплодная Настёна, живёт у свёкров и работает на лесоповале с остальными женщинами. Муж у неё на фронте. Но в какой-то момент у него сдают нервы, подворачивается удобная ситуация (ранение, госпиталь в тылу, неоправдавшаяся надежда на отпуск и побывку домой) - и он дезертирует...
Тайком прибыв в родную деревню, муж Настёны Андрей прячется в тайге, в зимовье. Однажды Настёна замечает, что кто-то подворовывает у них инвентарь. Интуицией своей она догадалась, что это он. Догадка подтвердилась, и муж прокрадывается к ней в баню, улучив момент, когда Настёна была одна и их никто не видел...
Вот с этого-то и начинается заваруха. Эта двойственная, амбивалентная ситуация. С одной стороны, она счастлива, что мужик вернулся к ней целый и невредимый, а с другой - он дезертир, крыса, как сейчас говорят. Радость эта незаконна, преждевременна, преступна даже. И они начинают прятаться, как воры.
И вся ответственность за грех мужика ложится на хрупкие женские плечи, пока он отсиживается в лесу. Настёне приходится врать, изворачиваться, идти на откровенное воровство, чтобы обеспечивать его там всем необходимым. А потом добавляется другая проблема: Настёна совершенно неожиданно обнаруживает, что беременна...
И тут, когда она запуталась дальше некуда, когда вот-вот всё откроется, когда уже окружение начало что-то подозревать - наступила победа. Но не её это была победа. А можно ли её за это винить?
Да, мужик тоже живой человек, и понять, в принципе, тоже можно, почему он дезертировал. Но в ходе повести обнаруживается, что он - отличный манипулятор, умеющий ехать на чужом горбу и играть на чужих чувствах. И Настёна, как муха в паутину, попалась в его сеть, даже не поняв этого...
В нахлынувшей горькой тоске, от которой стало пусто, ветрено во всем теле и застучало в голове, Настена простонала:
– Андрей, может, не надо, а? Может, не будем так, выйдем? Я бы пошла с тобой куда угодно, на какую хошь каторгу – куда тебя, туда и я. Так я больше не могу. И ты не можешь, ты посмотри на себя, какой ты стал, что ты с собой сделал? Кто тебе сказал, что расстреляют? Война кончилась… и без того задохнулись в смертях…
Она, торопясь, говорила и видела, как отодвигается от нее лицо Андрея, как, удивленно замерев, перекашивается оно недоброй усмешкой. Он сказал:
– Избавиться от меня надумала? Но-но, давай.
– Андрей! – испугалась она.
– Избавишься, Настена, избавишься, – клоня, пригибая и выворачивая голос до утешения, продолжал он. – И то: устала – сколько можно? Пора и честь знать. Должен сам понимать. Избавишься, Настена, да не так, как задумала. Со мной, говоришь, пойдешь? – Он еще тошней того усмехнулся и набрал голос: – Да ты же знаешь, что тебя рядом со мной к стенке не поставят. Пожалеют. А меня поставят. Тебя он хошь из-за пуза пожалеют. И пойдешь ты, голубушка, одна, и совесть свою освободишь. Ишь как ладно.
– Перестань, Андрей, счас же перестань. Как тебе не совестно говорить такое?
– Я тебя, Настена, сам от себя избавлю. Скоро уж, скоро, недолго ждать. Я не собираюсь всю жизнь тебя так мытарить. Да хошь завтра, если на то пошло, хошь счас – Ангара рядом. И зарывать, хлопотать не надо. У меня и веревочка припасена. По льду еще на мельницу заходил, прибрал там веревочку. Надежная – пятерых удержит. С твоей же лодки и прыгну, а ты доглядишь, чтоб не всплыл. Тебе же все равно через Ангару надо – ну и меня по пути подбросишь, я тебе полдороги погребу.
Прижав к груди руки, словно защищаясь, и качая головой, чтоб не слышать и не понимать, Настена взмолилась:
– За что ты так меня, за что? Что я тебе сделала? Я думала, как лучше… я ж не уговариваю тебя, я сама не знаю. Сказала, что на ум пришло. А ты что говоришь? Зачем ты так?
– Нечего меня подталкивать, я сам знаю. Я тебе сразу, в первый же день, сказал: нет. И ты меня не повернешь назад, не старайся. Ничего не выйдет! – кричал он, уже не сдерживаясь и набрасываясь на нее с такой злобой, что она оцепенела. – Ишь, добренькая какая: лучше хотела. Я знаю, чего ты хотела. Догадалась, как спровадить, всю ночь, поди, не спала, все думала. Додумалась – лучше некуда! И сеточку вон принесла, чтоб мошка меня не кусала, когда руки-ноги свяжут. Обойдусь. Без сеточки твоей обойдусь. И ничего мне больше не надо, а то ты надсадилась таскать. Хватит. Хватит с тебя, отдохни. Больше сюда не показывайся, все равно ты меня не увидишь. И правда: на шею сел бабе – тяжело! Но запомни еще раз: скажешь кому, что я тут был, – достану. Мертвый приду и стребую. Запомни, Настена.
В надежде остановить, унять его она шагнула к нему – он искривился в быстрой брезгливой гримасе и втянул голову в плечи.
– Погляди на меня, Андрей, – попросила она со слабой настойчивостью. Погляди. Нет, ты погляди, не отворачивайся. Погляди и скажи: похожа я на ту, про кого ты говоришь? Бог с тобой, Андрей, что ты выдумал? Ну, скажи: похожа?
– Может, мне еще и повиниться перед тобой? В ножки упасть: мол, напраслину возвел? Или что ты хочешь, чтоб я сделал?
– Не надо виниться. А в ноги я сама упаду, только не говори так. Не верь ты себе, что наговорил, не обманывай себя. Как тебе в голову взбрело, что я могу поперек тебя пойти? Что ты, Андрей: что ты! Не надо так, ну, не надо… Ты посмотри хорошенько, посмотри на меня, такая я или нет? Неужто ты не видишь? – И, не отнимая глаз от него, прикусив губу, чтоб не расплакаться, она затряслась от рвущихся, через силу сдерживаемых рыданий.
– Себе, значит, не верь, а ей верь… Славно, – буркнул он, растерянно отворачиваясь и злясь на все, на все кругом, слепой, безысходной злостью.
Они надолго замолчали, Настена поднялась уходить, а он не сдвинулся с места, как стоял, так и остался стоять – не проводил.
Кончилось всё для Настёны печально. Её вычислили и выследили, куда она правится на лодке на реке. И, чтобы не вывести следаков на мужа, она жертвует своей жизнью, и, бросившись в реку, кончает с собой...
Но всё же, я думаю, что вот именно она в этой повести - героиня. Да, покрывала дезертира, недостойного человека, предателя Родины. Но она - жена. И делала то, что считала должным.
А какой у неё был другой выход? Сдать мужа властям? А потом жить с этим, что предала любимого человека, каким бы он ни был?
Как бы вы поступили на её месте в свете нынешних событий, будь ваш муж - уклонист или дезертир? Сдали бы его государству? Пустили бы на все четыре стороны? Или вписались бы за ним, таская ему в тайгу провиант?
Делитесь в комментариях...
___________________________________
Читайте ещё на моём канале:
_______________________________________
