Начало здесь.
— Петру-у-ха-а! – где-то совсем рядом, как-то странно прозвучал знакомый голос – полушёпот-полусмешок.
Я обернулся, но никого поблизости увидеть не смог – шла заключительная, пятая по счёту, малая приборка перед ужином на крейсере «Александр Невский», равномерно разогнавшая курсантов, недавно окончивших первый курс «Ленкома», прошедших практику морской пехоты в «Спутнике», по бесконечным и запутанным лабиринтам отплававшего своё стального монстра. Стоим в доке. Больше славный крейсер в море не выйдет.
— Петруха, глядь! – только теперь я осознал, что зов доносился из клетки, один в один похожей на зверинец, стоящей посередине верхней шлюпочной палубы.
С первого дня пребывания на этом странном (для здравого ума гражданского) военном корабле я всё никак не мог понять её предназначение.
Серёга Гречко с позывным «Грек», как в классических фильмах про большевиков-подпольщиков, обхватив железную решётку руками, приник лицом между прутьев. В клетке царил полумрак, поэтому лица Гречко я разглядеть полностью не мог, зато из полутьмы отчётливо сверкали белки его всегда голодных глаз и белоснежные большие зубы.
— Серёга, какого перца ты сюда забрался?
— Хе-хе, забрался… Лжекаутский, нехороший человек, редиска… в гиропосту застукал.
До сей поры мы все вместе от его немилости успешно прятались целыми днями под пайолами, где нас никто не мог отыскать – я с Бобом по правому борту, а Грек с Валей (Шнеером) по левому.
Удивлёно выразил:
— Писец, командиру БЧ-1 на корабле заняться что ли нечем, как за курсантами гоняться? Так это он тебя в клетку посадил?
— Не меня, а нас – со мной ещё Шнеер.
Тут только в глубине клетки я заметил слабо виднеющийся силуэт Андрюхи, сидящего прямо на полу, грустно склонив свой большой нос, и прижавшись спиной к задней стенке.
— Как?! – я опешил. – «Великого» Шнеера тоже посадили в клетку?!
Андрей в нашей среде молодых навигаторов слыл авторитетом, он был реально фанат штурманского дела, при этом забив на все остальные преподаваемые в системе предметы. Поэтому быть арестованным штурманом, да ещё в «святая святых» — гиропосту, было двойным для его тщеславия ударом.
— Да, урод он конченный, этот штурман, что с «фрунзача» возьмёшь, — послышался раздосадованный голос из глубины застенка.
Шнеера потому и прозвали Великим, что в каждом его слове всегда звучала истина.
Капитан-лейтенант Лжекаутский почему-то с первого взгляда не возлюбил ни Шнеера, ни Гречко, а с ними ещё и Боба, которого поймать с поличным так за всю практику ни разу не смог, Боб хорошо шхерился. Прямо с первого построения, после того, как курсантов нашей роты распределили по боевым частям, нас, десять счастливчиков, отправили «на небеса» – в штурманскую рубку, расположенную на самой верхней надстройке. Мы выстроились вдоль навигационных карт и приборов в две шеренги: Боб, Грек и Валя (мы Шнеера звали «Валя» по имени дяди Вали - отца Шнеера, флагманского штурмана Черноморского флота), как самые высокие стояли в первом ряду и беспричинно улыбались. Вероятно, именно эта улыбка, свидетельствовавшая о недооценке обстановки и несерьёзном подходе курсантов к предстоящей службе, моментально вызвала глубокую антипатию у штурмана к внешне вполне симпатичным ребятам, так как последующий месяц он посвятил уничтожению именно этих трёх «высоких целей».
Но, быть может, в основе конфликта лежала более глубокая причина. Дело в том, что подводники отличаются большей, чем надводники дружбой во взаимоотношениях воинских рангов и званий. Под водой экипаж, как одна семья, поэтому на берегу офицеры спокойно дружат с мичманами без ущерба поставленной боевой задаче. В этом духе мы и воспитывались – такие уж нам достались офицеры-преподаватели. На надводных же кораблях насаждался чуждый подводникам культ муштры, строжайшей субординации, дисциплины и подчинения, при этом приветствовались все формы морального насилия старших по званию над младшими. До сих пор вспоминаю, как один из двух старпомов дней пять подряд на каждом общем построении муштровал перед всем экипажем, явно издеваясь, какого-то каплея, сам при этом будучи капитаном всего лишь 3-го ранга.
На флоте относительно враждебно существуют две морские философские системы: демократия в духе принципов древней Греции, проповедуемая выпускниками ВВМУПП имени Ленинского комсомола и тирания – традиция, сложившаяся во времена Петра I, и совершенствовавшаяся несколько сот лет в «застенках» Морского кадетского корпуса, а в последствии его правопреемника ВВМУ им. Фрунзе. Отсюда и несхожесть мировоззрений и жизненных позиций «фрунзачей» и «ленкомовцев».
— А я всё понять не мог зачем на военном корабле клетка, — по-прежнему пребывая в состоянии офигения, до меня постепенно стала доходить вся гнусность идеи с посадкой человека в клетку, — писец, он же сам несколько лет назад был курсантом, как можно деградировать так быстро!?
— Скоро и мы такими же станем, — с усмешкой произнёс Грек, верный своему пессимизму.
— Кто на «Шуре Невском» служил, тот в цирке не смеётся! – на полном серьёзе произнёс очередную истину «великий» Шнеер.
На крейсере «Александр Невский» мы впервые столкнулись с реальной корабельной жизнью, и тогда нас это очень жёстко приземлило, развеяло последние иллюзии, витавшие в умах юнцов, год назад погнавшихся за романтикой морской службы.
Клетка была многофункциональна.
Во-первых, она ограничивала свободу неугодных офицерскому составу лиц.
Во-вторых, подвергала провинившихся ежеминутному позору, так как находилась в оживлённой точке на пересечении маршрутов передвижения всего экипажа, благодаря чему жизнь попадавшего в застенок становилась предметом наблюдения, обсуждения, осуждения, насмешек, злорадства над теми, кто так или иначе приобрёл абонемент на разные сроки в этот плавучий зверинец 68-бис проекта.
На военном корабле развлечения не предусмотрены, народ, как правило, шутки высасывает из пальца, а здесь такая развлекуха – человек в клетке, а в нашем случае — целых два, да ещё ненавистных в недалёком будущем офицера-подводника, на месте обезьяны.
В-третьих, выполняя функцию наказания, причиняла физические страдания, со слов Грека, находиться там было трудно – ни койки, ни стула, нужда в ведро вместо гальюна на людях.. Приходилось весь день быть на ногах — сидеть или лежать строго запрещалось, за этим строго следил дежурный по кораблю.
— Валя, ты жив? – в тот момент я понятия не имел, как поддержать упавшего на дно карцера друга.
Валя, не вставая, в ответ начал перечислять все матерные слова, которые знал, периодически поминая фамилию штурмана всуе, пока откуда-то издалека до нас не донёсся срывающийся на фальцет крик:
— Ну-ка, встать, гнида! – к клетке по палубе приближалась фигура второго по рангу, но первого по значимости нашего вражины – старшины команды штурманских электриков мичмана Жабко, тянущего на буксире молодого матроса с ведром и шваброй.
— А почему вы с нами так обращаетесь, товарищ мичман? – войдя в роль зверя в клетке, Грек решил показать свои зубы. — Мы не ваши подчинённые, здесь вам не тут, — он сверлил врага своим голодным, а теперь к тому же и недобрым взглядом.
Вообще-то, по воинскому званию курсанты относились к категории матросов и старшин, но внутренне мы сами себя считали без пяти минут офицерами и ставили выше мичманов.
— Встать, я сказал, — мичман, сжав кулаки с угрозой навис над фигурой Шнеера, продолжавшего из принципа сидеть на полу, в полной боевой готовности показать офигевшему мичману, кто здесь гнида. — Ну, хорошо, сейчас вы у меня по-другому запоёте, — и уже обращаясь к матросу, — давай начинай, чтобы в ведре ничего не осталось.
Теперь на сцену покорно вышел матрос и вылил на два квадратных метра карцера полное ведро с хлоркой, быстро растёр и моментально убежал, так как от отвратительного едкого запаха, вызывающего нестерпимое жжение в носоглотке и резь в глазах, внутри находиться было невозможно.
Жабко, как прирождённый нацист, сияя от удовлетворённого злорадства, закрыл клетку на амбарный замок и удалился, изредка оглядываясь назад, чтобы насладиться картиной, как теперь уже оба – Грек и Валя схватились за решётку, стараясь как можно выше подняться на носках, и силясь глотнуть хоть немного свежего неотравленного воздуха.
В этот момент по кораблю объявили: «Закончить приборку. Бочковым прибыть на камбуз».
— Петруха, принеси что-нибудь пожрать, нам здесь даже еда не положена, — Грек в любой обстановке думал всегда и только о еде.
— Хорошо, постараюсь, — я побежал в кубрик, рассказать остальным братьям об очередных ужасах, творящихся на крейсере-монстре.
----------------------------------------
Поделился Измаил Петров - соавтор книги под моей редакцией "Позывной - Питон!"
Благодарю за поддержку! Берегите себя и своих близких.
Не забывайте подписываться на канал. Всегда Ваш. Борис Седых:)
Больше записок подводника читайте здесь
------------------------------------------
Желающих приобрести мои книги, прошу по традиции обращаться к очаровательному редактору Светлане +79214287880
Либо заказать "Книгу по требованию" на следующих ресурсах:
bookvoed Riderо́ OZON ЛитРес wildberries Читай-город AliExpress AMAZON
