Андрей взял из батиной пачки сигарету, молча закурил. А бате не молчалось. Кивнул на высохший колосок:
- Ну, а пока ты там – в забое-то… – скирдуешь… Знаешь, что люди в посёлке говорят?
Андрей вызывающе посмотрел в батины глаза:
- И что… говорят?
- А говорят, – напоили тебя чем-то. Наташка Коршунова с тёткой своей, Раисой, – приворотным тебя напоили. Вот ты без Наташки и жить не можешь, – я ж вижу. Мать вон… извелась, не спит по ночам. Вот что, Андрей… Тебе девок мало… ну, или баб молодых? Ну, чего ты лезешь в это кодло!..
Андрей густо покраснел:
- Бабы метут языками, и ты, бать, туда же!
- Что бабы языками метут, – это нехай… (южно-русское диалектное слово, означает – пусть, – примечание автора). А люди даром говорить не будут. И дед мой, Степан Иванович, тоже рассказывал, от чего десятник Иванцов погиб… Так и остался в забое «Васильевской». Была у них в роду ворожка… А та, к кому приворожила колдунья эта десятника, вскорости и предала его… От того он и не поднялся тогда из забоя… Про это что думаешь?
- Ничего не думаю, бать. Я ж не маленький, – сказки слушать.
- Какие ж сказки. А то, что до сих пор является шахтёрам десятник Иванцов?.. То в облике горного мастера, то – инженера или начальника смены… Укажет мужикам: то, мол, и то сделайте, – чтоб не рвануло, не обрушилось… А когда и куда уходит, – ни разу никто не заметил. На «Верхненикольской» недавно было, Ванька Громов рассказывал… Проходчик – мальчишка, совсем сопливый ещё, первые смены работает, – не увидел повреждённый кабель, чуть не шагнул на него. И тут прямо перед ним – невесть откуда – тамошний горный инженер возник, страшно разгневанный. Отбросил уже заискривший кабель, – никто не понял, как не шандарахнуло его, инженера-то. А он брови свёл, электрику и горному мастеру глазами на кабель указал. Когда на-гора поднялись, горный мастер – к инженеру, отчитаться: дескать, всё устранили, следовали Вашему указанию, Василий Григорьевич… А у Василия Григорьевича – глаза на лоб, слыхом не слыхивал, что там у них с кабелем приключилось. Переглянулись мужики, а по спинам – холод… А ты говоришь, – сказки. Столько лет прошло… а встречаются с ним шахтёры.
Андрей скрыл насмешливую улыбку:
-Не знаю, бать. Не встречался. А Наташка тут при чём?
-Говорю же тебе!.. Ни одна баба у них в роду счастливой не была, – после того, как Иванцов навеки в забое остался. Ни одна! Далёкой стороной обходит их счастье. А беду они притягивают, бабы эти. И Наталья притянет, – так они за тот давний грех рассчитываются: за приворот, за измену… что в чёрную годину не дождалась мужа из шахты. Так мало, видно! Раиса за то же самое взялась, – чтоб Наташку замуж выдать. Напоили они тебя, – в горькой уверенности заключил батя. – У тебя вон в глазах – Наташка…
- Ничем они меня не поили, бать. Что я, – не знаю.
- И не заметишь, как напоят!
Помолчали. Потом батя твёрдо сказал:
- А моё тебе слово, – женись. И материно слово – такое же. За тебя – любая… кого ни позовёшь. Подумай, а в Покров и свадьбу сыграем.
Андрей не ответил, ушёл в дом.
На работе сменщицы Наташкины шушукались за её спиной. При Наташке умолкали, разговаривали с ней нехотя. И даже Тоня, подружка Наташкина, вроде бы поверила слухам… Забежала как-то Наташка к Тоне, – любили они к степной кринице сходить, воды набрать, посидеть там, посекретничать, бывало, поплакаться друг дружке… А сейчас Тоня как-то растерянно волосы поправила, на Наташкино приглашение головой покачала… Наташка не обиделась: ясно же, что после замужества дел у Тони прибавилось. Тоня проводила подругу до калитки. А там всё же решилась:
- Наташ!.. Ненадёжно всё это… Ну, если Раиса помогла тебе, – с Кружилиным… Лучше уж одной.
Наталье плакать хотелось, а она усмехнулась:
- Это тебе, что ли… судить, лучше или хуже, – одной…
Тоня испуганно заглянула в Наташкины глаза:
- Наташ!.. Так это правда, – про Раису?..
- Думай, что хочешь, – устало и горько отмахнулась Наталья. И вышла за калитку.
Вечером к Раисе сбегала. Лишь у неё не сдержалась, заплакала… Раиса прижала к себе Наташку, молча гладила её плечики. Наташка глаза подняла, всхлипывала:
- Тёть Рай!.. Мы же не поили его ничем!.. После Тониной и Мишкиной свадьбы он стал встречать меня с работы… и я… я не могу без него!.. Оой, тёть Рай! Я целый день минуты считаю, – чтоб увидеть его… А встретимся, – время летит, и я боюсь, что вот сейчас он уйдёт.
- Наташка!.. Не надо тебе это. И ему не надо. Сколько ж раз говорить тебе, – с глухой болью заговорила Раиса. – Понадеешься на счастье… поверишь в него, а вместо него – призрак. И на него, на Андрея, беду накличешь. Раз уж так у нас в роду ведётся…
- Оой, тёть Рай!.. Я беды для нег о не хочу. Я бы своими руками любую беду от него отвела…
- Ну… вот и не надо. Скажи ему… скажи, чтоб не приходил… что не любишь, скажи.
- Тёть Рай!.. – Наташка даже всхлипывать перестала. – Я вот думала… Свадьбы не надо… И замуж за него я не выйду. – Наташка снова прижалась к Раисиной груди, горячо зашептала: – Я думала… чтоб ребёночка от него родить. Он бы и не узнал, – я бы сделала так. Мало ли мужиков мне подмигивают! И… ну, в общем, намекают. А он пусть бы тогда на другой женился…
- Дура ты, Наташка. Думаешь, полегчает… Ещё тяжелее станет, – когда видеть будешь, как он мимо своего ребёнка проходит. Да и догадается он, – не мальчишка же… И будет сердце у него рваться. Нет, Наташка. Судьбу не обманешь, а уж за нашими судьбами – присмотр особый…
-Я ребёночка хочу, тёть Рай… От него… – в безысходной обречённости прошептала Наталья.
А на днях Мария Кружилина, мать Андрея, дождалась Татьяну у магазина. Медленно оглядела Натальину мать, не таясь, прямо при бабах, сказала:
- Если думаешь, что при помощи сестры своей…Наташку вашу – за Андрея… Не выйдет ничего у вас. Я вас всех сама напою, – вашим зельем приворотным. Ты это запомни, Татьяна. И за девкой своей смотри, – чтоб она, бесстыдница, не ждала его по ночам, когда он со смены возвращается, чтоб на шею ему не вешалась… И не тащила бы его в конец огородов, чтоб бесстыдством своим одурманить.
Татьяна молча обошла Марию, пошла к своему дому. Ни разу не оглянулась, хотя слышала, как загудели бабы за её спиной, как перебивали друг друга, нехорошими словами Раису называли… Наташкино имя расслышала. Спасибо Надежде Луговой, Натальиной крёстной,– та такая, что запросто всех баб перекричала. Да соседки ещё, Валюша с Еленой, урезонивали расшумевшихся баб, Марию Кружилину стыдили:
- Языком поганым дочку чужую оговариваешь. Свечку, что ли, держала? Чего мелешь!
Мария усмехнулась:
- Посмотрела бы я на тебя, Валентина… Тебе что, – у тебя две девки… А был бы сын, – по-другому рассуждала бы. А ты, Лена, смотри: у тебя Димка твой хоть и не дорос ещё… но – не ровен час. Узнаешь тогда, о чём я.
Дочке Татьяна ничего не сказала. У неё и так ресницы без конца дрожат, – под слезами не пролившимися… И Раисе, сестре, тоже ничего не стала говорить.
Однажды отправилась Раиса на берег, за ольховыми шишками, – их как раз в эту пору собирают, и помогают они при многих болезнях. Раисе и понадобились шишки эти, – обещала деду Григорию Демидову снадобье для лечения суставов. Собирала ольховые шишки, примечала, что шиповник спеет… И не заметила, как впереди что-то чуть различимо засветилось, – туман ли, облако ли полупрозрачное…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»