— Мы должны расстаться. Я больше не хочу быть с тобой.
— Что? Я не понимаю! Вероника, что происходит?
Помню, как я нервно переложил телефон к другому уху, едва не выронив его из рук. Я не мог поверить в услышанное... Комната вдруг дёрнулась и поплыла. Голос Вероники звучал твёрдо и безжалостно:
— Я не люблю тебя больше.
— С каких пор? Ещё утром всё было нормально!
— Для тебя! Послушай, мы слишком разные и хотим от жизни тоже разного. Ты счастлив от того, что имеешь меня, для тебя рай и в шалаше: скромненько, бедненько, но, главное, что мы любим друг друга... А для меня главнее... ну, не то, чтобы главнее, но не менее важно - это достаток, возможность путешествовать, поддерживать красоту при помощи косметолога, носить качественную одежду и обувь, а не превратиться к 30 годам в тётку, вынянчивая бесконечных детей, стоя часами у плиты и выбирая, что подешевле. И ты знаешь это! Я говорила тебе об этом не раз, мягко намекала, подталкивала к действиям, но ты как заладил быть грязным шахтёром, так и не двигаешься с места!
— Я сделаю, Вероника! Я всё для тебя сделаю, только не уходи!
— Ничего ты, Саша, не сделаешь. Ты не из тех, кто борется за место под солнцем, ты из тех, кто довольствуется малым...
— Но я люблю тебя очень сильно! Я на всё готов!
— Больше не надо. У меня к тебе ничего не осталось. Всё кончено навсегда. Пожалуйста, больше мне не звони. Свои вещи я уже забрала.
Ей не терпелось бросить трубку. Я вскрикнул:
— Постой! Хорошо, пусть будет так... Только знай, что я буду ждать тебя сколько потребуется. Я всегда буду ждать тебя назад.
— Не стоит. Я не вернусь.
— А я буду! И ты это знай!
***
Её фотография на моей стене. Её. Фотография. На. Стене. Боже мой, как же она прекрасна. И всегда будет такой. Для меня.
Она обожала плюшевых мишек, и я не уставал их ей дарить. Они были повсюду - на полках, спинке дивана, на окне, один, огромный, сидел на холодильнике и свешивал сбоку лапки. В них была какая-то частица моей Вероники и словно это она смотрела на меня через них со всех углов... Эти круглые чёрные глазки медведей рвали мне душу и, по-разумному, я должен был собрать их всех и спрятать в мешок. Но я не осмеливался даже притронуться к ним. Я не смел...
Я был влюблён в неё сколько себя помню. Детский сад, начальные классы, средняя школа... Я поддавался ей в дворовых играх и она злилась на меня за эту слабость, а я не мог иначе, потому что Вероника была моей звездой, моим счастьем, светом, теплом моей души. Однажды мы с ребятами построили шалаш в зарослях сирени и несколько дней играли в "семью". Она была "мамой", а я "папой" и у нас была куча "детей". После того, как у нас родился очередной малыш (Наташка притащила с собой младшего брата) Вероника прониклась ролью настолько, что даже поцеловала меня... Господи, как я был счастлив!
Для меня не существовало других. Столько лет подряд я видел только Веронику и не замечал тех девочек, которые смотрели на меня. А Вероника... Моя Вероника... В 15 лет завела себе первого парня. И целовалась с ним у меня на глазах. Она знала о моей любви. Все знали. Как больно мне было! Веронике была приятна моя боль. Не знаю скольких парней она сменила до меня - 15...20... Я не считал. После школы она поступила в техникум на бухгалтера, а я пошёл за ней и учился там же на горное дело. Встречать её в коридорах между парами, любоваться норковым блеском её коричневых волос, ждать, когда же эти прекрасные оленьи глаза заметят меня и чуть прищурятся в ленивой улыбке... Я жил в ожидании этих снисхождений. Никого больше не существовало для меня.
Всё изменилось, когда мне было 19 - мои родители погибли в автокатастрофе. Я остался один в нашей квартире. Друзья пришли меня поддержать, среди них была и Вероника. Мы долго сидели, потом ребята стали расходится и вдруг я понял, что со мной осталась только она. Её щеки аллели от вина. Я рыдал на её плече и она утешала меня так сочувственно, и плакала сама.
— Ты не один, Саш. Я с тобой. Если ты хочешь, я буду с тобой...
Не могу сказать, чем точно горели в тот момент её глаза: жалостью, сочувствием, разочарованием в других парнях, более крутых и красивых, чем я, или же всё-таки она позволила себе любить меня, недостойного... или просто мне позволила, наконец, любить её до конца... Я целовал её в тот вечер, я растворялся, я отдавал ей всего себя, понимаете, я положил своё сердце на её сомневающиеся ладони и сказал: "Бери. Делай с ним, что хочешь. Прими или разбей".
И она приняла. И боль потери папы и мамы смешалась со сладостным нектаром Вероникиных губ, и прижгла кровоточащие раны, и их засыпанные февральской вьюгой могилы не разрушили меня до конца.
Дома у Вероники всё было не сладко: многодетная семья (она самая старшая), отец-алкоголик и вечные скандалы. Денег не было никогда, Вероника лет с 15 зарабатывала себе на одежду и косметику сама, подрабатывая в выходные на рынке у тёти. От подарков, которые преподносили ей парни (а все они были не нищие), она тоже не отказывалась. Через полгода наших отношений, после очередного семейного скандала, когда отец заявил, что она, кобыла, ему надоела, и пусть уже сваливает куда-нибудь к чертям собачим с его шеи, Вероника, вся заплаканная, пришла ко мне с сумкой своих вещей. Я с радостью принял её, ведь не раз уже предлагал переехать.
Она жила со мной два года. Я не думал о том, что ей просто некуда идти. Вероника часто бывала мной недовольна. Я был прост, а ей хотелось богатства и красоты, и я надеялся всё это ей дать, только пока не знал как. Все стены в моей квартире были завешаны её студийными портретами - она любила фотографироваться, а я обожал на неё смотреть. Её бесчисленные фотографии и плюшевые мишки - мои подарки для неё от всей души, которые она с собой не забрала. Это всё, что мне осталось от Вероники.
— Вероника, умоляю, не уходи!
Но она ушла.
Вероника, я замерзаю, замерзаю без тебя, но продолжаю сохранять огонёк в наступившей ночи, чтобы озарять нашу любовь... Мою любовь. Всегда. Ты ушла так резко и жестоко, но я никак не могу перестать карабкаться вверх за тобой, я всё ещё карабкаюсь, лелея надежду, за тем, что было между нами, у меня не получается тебя отпустить. И я карабкаюсь вверх, не понимая, что могу с той высоты лишь упасть.
