Медаль

Утро 9 мая 1982 года у Николая Георгиевича началось так, как и тридцать семь лет назад, когда он вернулся с Победой в родной город. Вскипятив на газовой плите чайник, он заварил небольшую щепотку чая в заварнике, остатки кипятка вылил в железную кружку, поместив туда помазок. Каждый год, в день Победы, он приходил на центральную площадь города, где собирались ветераны войны. После торжественного митинга, пройдя нестройной колонной мимо жителей города, ветераны расходились для общения со своими однополчанами. Такие у гвардии старшины Лужина Николая Георгиевича тоже были, но приходил он сюда не совсем за этим. Побрившись, смочил подбородок одеколоном, жидкость приятно обожгла кожу. «Жениться что ли, вон какой молодец в зеркале?». Но вспомнив умершую жену, в очередной раз отбросил эту затею, хотя заглядывались на него «девчата» из совета ветеранов. Сшитый на заказ, по просьбе его дочери, костюм сидел ладно, осталось последнее действо. Выдвинув верхний ящик комода, Николай Георгиевич достал матерчатый свёрток, положив его на стол, аккуратно развернул. В утренних лучах солнца, блеснула серебром медаль «За отвагу». У него была такая же, вот она, висит на его костюме, а эта товарища, друга детства. Взяв со стола новый носовой платок, Николай Георгиевич завернул в него медаль. Так он делал каждый год, именно в день Победы.

Только задремав на полу теплушки, Николай почувствовал, что его кто-то дёргает за руку, открыв глаза, увидел Ваську.
- Колька, Колька, у нас получилось! В семнадцать лет и на фронт!
- Тиши ты, дядьку под монастырь подведёшь!
Родственник Николая, мамин брат, сделал им новые документы, мол, старые при бомбёжке сгорели, в них-то он им по году и прибавил. Фронт оказался совсем не таким, каким они, ещё мальчишки, себе его представляли. Каждодневные налёты немецкой авиации, артиллерийские обстрелы, был день, когда они отбили шесть атак немецкой пехоты, да с танками. К концу месяца Николай считал себя уже опытным бойцом. Глядя на пополнение, где были люди старше его, морщил нос – кого прислали, одна молодёжь?! Шли дни, месяцы, Николай был ранен, Ваське везло, всего пару царапин, даже в санвзвод стыдно идти. Когда после лечения в госпитале Николай вернулся в часть, в одном из боёв, его полк встретил сильное сопротивление врага. Его уже гнали в сторону границы по всем фронтам, но надо отдать должное, обороняться он умел, особенно строить всякие укрепления. В тот раз, на небольшом холме, был бетонный дот, артиллеристы били по нему из пушек, даже два наших самолёта прилетали, скинули бомбы, а ему всё нипочём, огрызается пушкой и пулемётами, к дороге не подпускает. Взводный долго не думал, указал на Николая и Ваську:
- Заткните его.

Приказ есть приказ, нужно выполнять. Ползли долго, за отворот шинели набилась грязь, за шиворот трава и колючки, в сапогах вода, ребята сзади поддерживали огнём. Наконец доползли, а тут новая напасть, справа и слева окопы охранения, по три фашиста да пулемёты, они так мёртвую зону дота прикрывали. Остановились за «жиденьким» кустиком, поочерёдно выглядывали, примеряясь к броску.
- Давай так, - предложил Васька, - я к доту, а ты это осиное гнездо уничтожишь.
- Чего это, я тоже героем быть хочу?! – у Николая заиграло самолюбие.
- Я ползаю быстрее.
- А я бегаю.
- Вот другой раз и поменяемся, а пока я пошёл.
«Пошёл он!». Николай видел, как Васька, виляя задницей, ползёт в сторону дота. «И ничего он быстро не ползает, я так же могу!». Приметив для себя путь, Николай стал обходить окоп справа, в сторону от дота, только сейчас он заметил неглубокую траншею, и как ему показалось, в ней кто-то был. Добравшись до места, откуда было удобно бросить гранаты в окоп охранения, он поискал глазами Ваську, заметил того совсем близко к доту, между ними была та сама траншея. Чуть приподнявшись, Николай бросил две гранаты, расчёт пулемёта уничтожен. Сквозь дымку видел, как Васька бросил первую гранату в амбразуру, из которой торчал ствол пушки, она отскочила от бетонной стены, разорвавшись на углу строения, тут же в траншее раздался взрыв. Вторая Васькина граната попала почти точно в цель, ствол пушки приподнялся, она затихла. Оставшаяся у Николая граната полетела в сторону пулемёта, его ствол не торчал как пушечный, но был виден огонь выстрелов, замолк и пулемёт. Со стороны своих послышалось «Ура», красноармейцы пошли в атаку. Из того боя Николая и Ваську вынесли на носилках, нарвались на хорошо замаскированную пулемётную точку.

Первые три дня они были в одном госпитале, Николай даже передавал приветы своему другу через медсестёр и раненых, а потом до него дошла весть, что из-за тяжести ранений, Ваську увезли дальше в тыл, так их связь прервалась. Приходили из особого отдела, расспрашивали о том доте, Николай понял, что его друга обвиняют в том, что он своей гранатой убил бойцов из другого взвода, которые, как и они, подобрались к доту, выходит их Николай видел в траншее. Николай стоял на своём - первая граната Васьки отскочила и взорвалась намного дальше. Нашёлся человек из той группы, чудом выжил, он-то и рассказал, что они не заметили другой пост охранения, оттуда и прилетело, про Ваську больше не спрашивали. После выздоровления Николай воевал за двоих, старался, о друге ничего не слышал. Когда взяли Берлин, зачищал город и его окрестности от фашистских недобитков. Охранял колодцы, водопроводы, много было пакостников, которые хотели насолить новой власти, подсыпая отраву в воду, минируя мосты и дороги по которым возвращались жители города. За тот дот его наградили медалью «За отвагу». Перед самой демобилизацией, в конце лета 1945 года, Николая вызвали в штаб полка. К тому времени уже гвардии старшина, Николай заволновался. «Случилось чего, или опять про Ваську вспомнили?». Оказалось и да, и нет. В небольшой комнате каменного дома, где располагался штаб, находилось двое, командир полка и майор из особого отдела. Последний курил в открытое окно, делая вид, что ему всё безразлично.
- Присаживайся, старшина, - командир полка опустил «гвардии», - тут такое дело, награда твоего товарища без хозяина осталась. Думаю тебе доверить, её ему вручить.
- А где он? - Николай поднялся с места, но командир его усадил знаком руки.
- Его по ранению домой отправили, и тебе скоро в родные края. Мы тут проверили, - полковник посмотрел на особиста, - человек ты не пьющий, можно это дело доверить, а то знаем, как в обратный путь бойцы едут.
- Передам, - пообещал Николай.

Приехав в родной город, Николай первым делом принялся разыскивать Ваську, но выяснилось, что мать его погибла, после артобстрела вернулась в дом, а он возьми и рухни. Отца у Васьки, можно сказать, и не было. Люди рассказали, что приезжал он в город, но потом куда-то делся, никто не знал куда. Вот и повисло на Николае Георгиевиче обещание вручить награду другу, с тем и ходил на празднование Победы, надеялся, что товарищ объявится. Помешивая остывший чай, Николай Георгиевич пытался представить себе, как сейчас может выглядеть Васька, да и не Васька уже, а Василий Семёнович, так вроде его мать отца называла, узнает ли, если судьба сведёт? Сделав два глотка, спохватился, опаздывает уже. Поправив награды, перед дверью перекрестился. «С Богом!». Вся площадь была в цветах, люди улыбались, обнимались, встретив знакомого, где-то слышалось бряканье стаканов. Распорядок данного мероприятия был всегда один и тот же, Николай Георгиевич не торопился, после торжественной части, все тут будут, тогда и пойдёт он меж людей. Всё закончилось, ветераны разошлись группами, особенно многолюдно было у фонтана, в сквере, туда-то он и пошёл. Здороваясь со знакомыми, приподнимал фетровую шляпу, тоже дочка позаботилась, улыбался, отвечая на улыбки людей. Остановившись возле толстого дуба, вытер платком лоб, жаркая нынче весна выдалась. Прямо напротив его, только газон перешагни, стоял на костылях мужчина. Не веря своим глазам, опасаясь ошибиться, Николай Георгиевич дотронулся указательным пальцем правой руки до кончика своего носа, мужчина на костылях сделал тоже самое. Он!!! Это было их детское приветствие!

Сидя на кухне, в квартире Николая Георгиевича, друзья молчали. «Вот ведь как, столько хотел рассказать, а тут молчим!» - думал хозяин, накрывая на стол.
- Ты где пропал?
- И не спрашивай, за сутки не рассказать. После того как меня комиссовали, тот пулемёт по моим ногам хорошо прошёлся, я в город приехал, про мать узнал. Сам знаешь, другой родни у меня не было, чего здесь делать? Пристроился к артели, на север подался, золото мыть. Там с женщиной сошёлся, её муж ещё в сорок первом погиб, сжились вроде, девочку родили, знаешь, какая красавица вышла?! Ух! С годами ноги болеть стали, от работ меня отстранили, что с меня толку? В контору перевели, а там зарплата меньше, жена пилить начала, дочку против меня настраивать. Как на костыли встал, так вообще с другим встречаться начала, а потом из дома меня выжили. Скитался по домам ветеранов, стыдно мне было людям в глаза смотреть.
- Чего стыдиться-то?
- Грех на мне большой, сам видел.
- Какой такой грех?!
- Дот помнишь, это ж моя граната бойцов погубила.
Николай Георгиевич развернул носовой платок:
- За тот дот, сейчас документы принесу.
Вернувшись на кухню, застал друга в слезах, он целовал медаль и плакал.
- Как же это, я людей погубил, а меня наградили?!
- Не твоя это была граната, я сам видел, и боец из той группы это подтвердил, дознание было, нет к тебе вопросов. Просили меня тебе награду передать, а я не мог тебя найти.
Друзья выпили, помянув погибших товарищей, разговор не шёл.
- Ты, Коля, даже не представляешь, какой груз ты у меня с души снял! Столько лет я об этом думал, руки хотел на себя наложить, да дочка держала.
- Теперь всё хорошо будет, у меня жить оставайся, места хватит.
- Стесню тебя.
- В таких-то хоромах?!
Друзья рассмеялись.

Утром следующего дня, Николай Георгиевич встал рано, привычка. Поставив чайник на плиту, пошёл будить друга. Подойдя к дивану, на котором лежал Василий Семёнович, он сразу всё понял. С чистой душой ушёл товарищ.