Недопустимо, чтобы специалист терял возможность двигаться с ребенком дальше. Так считает Руслан Мисерханович Фоминов, клинический детский нейропсихолог из Санкт-Петербурга. Своим опытом он делится в интервью.
Руслан, расскажите, пожалуйста, где вы сейчас работаете?
Я работаю в государственном центре реабилитации инвалидов и детей-инвалидов Приморского района Петербурга. Ко мне на занятия приходят дети от трех до восемнадцати лет, среди которых есть те, которые развиваются по норме, а также ребята с отклоняющимся развитием, преимущественно РАС и СДВГ.
С каким запросом обращаются родители к вам?
Как правило, они замечают, что ребенок в чем-то опережает сверстников, например в плане невербального интеллекта, но при этом сильно отстает в овладении навыками коммуникации, вербального интеллекта и саморегуляции.
Как вы работали с проблемой общения до того, как прошли курс нейропсихологии?
Ох, это был сложный путь проб и ошибок с моей стороны. Я изучал разные авторские методики и подходы: многое в них приходилось адаптировать и упрощать для моих занятий.
Для себя я понял, что ключевым действием с моей стороны должно стать создание такой атмосферы на занятии, в которой дети могут начать взаимодействовать. Только тогда можно с ними применять техники дальнейшего развития. И не всегда это индивидуальные занятия — ребенку важно научиться общаться среди сверстников. Расширение круга общения происходит постепенно.
Сначала индивидуальные занятия в присутствии родителей. После того, как доверие сложилось и появилось желание возвращаться, родители уходят и приходит второй такой же ребенок. Занятия продолжаются в паре, при этом уже выстраиваются некоторые правила нашего взаимодействия.
Затем я начал соединять до четырех человек на одном занятии. Получалось наладить взаимодействие: возникали и дружеские, и конфликтные ситуации, на фоне которых можно было строить дальнейшую работу. К сожалению, на большее количество детей мне не хватает собственных ресурсов, ведь нужно управлять вниманием всех детей и держать в поле зрения каждого. Так я работал до курсов по нейропсихологии.
Можете поделиться случаями из практики, когда занимались с ребенком, имеющим проблемы в общении? Бывали казусы?
Да, однажды на занятие пришел мальчик с аутизмом, а я включил магнитофон со спокойной музыкой. А этот ребенок потом отказывался заходить в кабинет. Оказалось, что магнитофон для него — триггер, а я об этом не знал.
Теперь понимаю, что лучше первую встречу проводить вовсе без ребенка, узнать все его особенности и привычки у родителей, чтобы потом при встрече ненавязчиво войти в круг доверия.
Первое занятие вполне может пройти и в коридоре. Если ребенку понравилось смотреть, как ключик открывает дверь, можно с учеником простоять все занятие возле кабинета. Главное – сформировать с ним контакт.
В другой раз, увидев на пороге пугливого, плачущего ребенка, я директивно взял его за руку со словами «Давай-ка, иди сюда — плакать можно, но сначала познакомимся», а у него, как потом выяснилось, была тактильная дисфункция. В этом случае у ребенка также возникла первая отрицательная реакция на занятие и, чтобы выйти на доверительный уровень, потребовалось много времени.
Как вы поняли, что вам нужны дополнительные знания и навыки?
У меня было ощущение, что чего-то не хватает. Всегда есть, куда расти как специалисту, что узнавать и что совершенствовать в своих навыках. Если брать нейропсихологию, то я после института уже понимал, что я хочу больше узнать в этом направлении, но отложилось в долгий ящик. Сейчас я понимаю, что это эффективный и научно-обоснованный подход, который работает.
Какие свои личные задачи вы хотели решить дополнительным обучением?
Мне хотелось разобраться, что стоит за словом «необучаемый», которое можно видеть в заключениях или рекомендациях. Я не понимал до конца механизмов, почему возникают ограничения и проблемы в развитии.
Именно нейропсихология дает ответ на многие вопросы. Когда начинаешь осознавать механизм работы, вот тогда понимаешь, на какие звенья надо опираться, что подтягивать — и открывается настоящий простор для работы.
Вам удалось решить свои задачи на курсе Матвеевой Е.Ю. по детской нейропсихологии? Ожидания оправдались?
Большое заблуждение думать: «Ну, вот сейчас пройду курсы и стану суперспециалистом!». Курс прекрасный, ожидания оправдались, но нейропсихология — это серьезная наука, которую нужно продолжать изучать.
Если в работе использовать нейропсихологический подход и основные принципы по Выготскому в обучении, понимать, для чего ты сейчас ребенку предлагаешь определенную игру или задание, то любые методы можно подстроить под особенности ребенка.
Нейропсихология дает возможность подходить творчески к работе, опираясь на научную методологию.
Во время обучения на курсе замечали какие-то ошибки в своей работе, которые делали раньше?
Да, я не оценивал важность ведущего канала восприятия ребенка: насколько он перерабатывает информацию с учетом возраста. Ошибался и в применении дидактического материала, даже формы занятия. Анализируя прошлый опыт, понимаю, что бывало и так, что ребенок находился на другом возрастном уровне или у него были потребности не в том, что ему предлагали, а в развитии слухового внимания.
Как вы внедряли новый подход в привычную работу? Были сложности?
Сложности больше были связаны с организационными моментами — в государственных учреждениях не всегда удается избавиться от методического шума в кабинете, не получается проводить 2–3 занятия в неделю и наладить полноценное сотрудничество с семьей.
Каких изменений удалось достичь с конкретным ребенком благодаря знаниям с курса?
Сейчас я работаю с мальчиком, который отстает в речевом развитии. У него есть определенные трудности переработки слуховой информации и страдает холистическая стратегия. Проще говоря, он с трудом понимает речь на слух.
За счет того, что социальная регуляция у ребенка сформирована, заниматься с ним достаточно легко. Он второклассник и знает, как себя вести на занятии.
Знания, полученные на курсе, помогли мне разработать цепочку игр с опорой на сильный зрительный канал. В таких играх мы сочетаем звуки в слова, слова в предложения и дальше — в текст. Когда мальчику сложно, у него есть перед глазами подсказка, глядя на которую, он может построить альтернативный контекст.
Я ему бросаю мяч и что-то придумываю, он мне отвечает, потом появляется напарник, другой ребенок, с которым он играет. От раза к разу есть улучшения: видно, что родители дома занимаются. Но летом занятий нет, посмотрю, как выполнялись задания, рекомендованные родителям.
В своей работе считаю очень важным включение родителей в процесс коррекции. Если мама с папой и сам ребенок будут знать и понимать, что они делают и для чего — все получится.
Другой пример приведу из работы с группой детей, имеющих трудности обучения. Например, на занятии дети садятся, читают кусочек абзаца известной им книги, а другие — дают обратную связь. Они учатся задавать вопросы «О чем прочитал?» и отвечать на них.
Попал в такую группу ребенок с СДВГ, у которого страдает слуховое внимание. Несколько раз ему прочитали, что Алеша Попович едет на коне, но на вопрос «Про кого читаем?», он отвечает «Про Владимировича». Обычная реакция учителя: «Какого Владимировича? Несколько раз ведь было прочитано». Но специалист видит другую проблему — первоклассник слушает, но не слышит педагога. Мы стали давать ребенку опору на зрительный стимул (картинку) и проблемы у него стали решаться.
Как изменилась ваша профессиональная деятельность после обучения на курсе?
Я освоил нейропсихологический подход и сейчас применяю его не только в центре, но и на частных занятиях. Начал их уже после курса по детской нейропсихологии.
Теперь я нахожу подход к ребенку с учетом зоны его ближайшего развития и возрастных особенностей. Я выстраиваю работу, понимая, какие функциональные звенья наиболее сильны, опираюсь на возможности ребенка. Могу создать необходимые условия и подобрать дидактический материал, нужный в данный момент развития. И речь идет даже не о динамике, а о возможности дать то, что нужно.
Большой запрос сейчас от родителей школьников, имеющих трудности с обучением счету, чтению и письму. Я разработал разные программы подготовки для таких детей: у одних ребят трудности зрительной обработки информации, а у других — проблемы больше регуляторного характера.
Такие игры как Добль, Зверобуквы, которые я приобрел на курсе, очень хорошо идут в сочетании с программой. Детям интересно преодолевать трудности в игровой форме. Однозначно, есть динамика.
Как считаете, для чего вашим коллегам из смежных профессий — логопедам, педагогам, дефектологам — нужны знания по детской нейропсихологии?
Скажу образно: чтобы не палить из пушки по воробьям, а брать и предлагать ребенку то, что ему необходимо. Недопустимо, чтобы специалист утрачивал возможность двигаться с ребенком дальше. Когда пятнадцатилетний ребенок по привычке собирает картинки с грибочками, а специалист игнорирует зону его ближайшего развития — это пустая трата времени. Нейропсихологический подход подскажет выход даже в ситуации, когда педагогу кажется, что в занятиях дошел до предела, уперся в стену и дальше нет пути.
***********************************
Если и вы хотите научиться разбираться с механизмом появления трудностей у детей с нарушением развития, чтобы эффективнее выстраивать свою работу, приходите 18 августа в 19:00 мск на вебинар к практикующему нейропсихологу, преподавателю МГУ Матвеевой Екатерине Юрьевне. Тема встречи: «Нейропсихологическая диагностика дефицита внимания и игровые методы коррекции».
Вебинар бесплатный, но нужна регистрация. Пройдите ее по ссылке
