Сначала ничего не предвещало. В четверг вечером пришла в парк проведать рыб, как вдруг.
- Бл…! – сказал кто-то у меня над ухом.
От неожиданности я подпрыгнула и в прыжке успела подумать, что у меня звуковая галлюцинация. Бывает, что я слышу испанскую речь и она мне кажется русской.
Но, когда я приземлилась из прыжка, то снова услышала.
- Бл…!
Сомнений не оставалось – справа от меня говорили на родном русском языке.
- Да старпом, бл…, вообще, бл…, в теме не рубит. Сарган, бл…, самый вкусный, если он копченый, а не сушеный.
«Моряки», догадался Штирлиц в лице меня. И был прав.
Справа от меня, на лавочке и около, сидели четверо крепких мужчин. С ними был пакет из супермаркета Моррисон, пицца из того же супермаркета, и бутылка вина.
Моряка моментально выдает то, как он говорит. Много мата, между ним для связки вставляются предлоги и отдельные существительные для смысла. No offence, они так говорят ни чтобы вас оскорбить. Это просто их морской язык. Когда я еще жила в Анапе, у меня была отдельная группа студентов – старший офицерский состав, который нормально себе ходил в рейсы несколько лет, общался с матросами и особенно не парился по поводу своего английского, в основном состоящего из слова «фак» и однокоренных слов. Сложности начинались потом, когда эти старпомы шли на повышение и им нужно подтянуть свой английский и привести в приличный вид, чтобы можно было на нем разговаривать прилюдно. И это каждый раз было мучительно для них – переучиваться на английский без мата. Потому что они много лет общались и было нормально.
Четверо мужчин, обсуждавших разные виды саргана, очевидно, не были старпомами или даже первыми помощниками. Просто моряки с корабля, который зашел в Гибралтар заправиться. Ну и пока корабль заправлялся – они пошли заправиться в парк и культурно посидеть.
Я отошла от четверки на противоположный конец пруда так, что обсуждение саргана было не слышно. Что-то было не так с этими четырьмя. Что-то совсем не вписывалось в картину парка и пруда.
И я поняла, что именно.
В Гибралтаре не принято пить в парке на лавочке.
Есть пиццу или сэндвич – сколько угодно. Если идти через парк во время обеденного перерыва – все лавочки будут заняты людьми, жующими свои сэндвичи или китайскую лапшу. Но ни в обед, ни вечером никто не сидит на лавочке с бутылкой пива или пластиковым стаканчиком вина. Выпивают в барах, ресторанах или у себя дома. Местные бомжи, судя по их красным отечным лицам, тоже выпивают, но в каких-то труднодоступных местах Гибралтара, но никак не в парках или на улице.
Даже если смотреть на этих четверых через пруд и не слышать, о чем и на каком языке они говорят – сразу было понятно they don’t belong here. Они не местные.
Я прислушалась к себе – не хочется ли мне, как Тане Зайцевой, «Интердевочке» из бессмертного фильма, броситься к мужикам с криком «Родненькие, наконец-то встретились!». Мне не хотелось. И я молча ушла из парка, хотя, несомненно, я легко могла поддержать small talk про саргана. Это наша черноморская рыба и, бесспорно, копченый сарган самый вкусный, б...! Я отвечаю!
