Найти тему
Журнал Автограф

Это и есть вандализм: уличное искусство в Барнауле и за его пределами

Существует ли в нашем городе уличное искусство? Есть ли у стрит-артера право менять городской облик? Художник Андрей Бергер, родившийся в Барнауле, – о преобразовании домов и улиц, которое делает привычные объекты местом коммуникации, критики и самовыражения.

Искусство – улицам

— Андрей, расскажите, как изменилось уличное искусство за последние годы?

За последние 20 лет произошло много: сначала был бум, потом стагнация, затем спад. Но я прогнозирую, что через год-два-три будет глобальный подъем стрит-арта.

Еще десятилетие назад художники стали заходить на смежные территории, экспериментировать с галерейными, студийными форматами. Сейчас многие из этих форматов невозможны из-за пандемии. Большое количество фестивалей, выставок отменились или прекратили существование. А значит, искусство снова возвращается на улицу.

— Как отличить стрит-арт от вандализма?

Это и есть вандализм. Что такое вандализм? Порча чужого имущества. Наше искусство подразумевает несогласованность действий художника с собственниками здания, управлением по делам архитектуры и так далее. То есть стрит-арт всегда нелегален.

Само слово «вандализм» несет в себе негативную коннотацию, хотя не всегда уличное искусство является чем-то плохим. Все зависит от высказывания художника: его посыл может быть или разрушительным, или созидательным. По ощущениям это может быть вандализм, а может им не быть. Но юридически – всегда он.

Андрей Бергер (Aber) – уличный художник, окончил факультет «Архитектура и дизайн» АлтГТУ им. И. И. Ползунова. С 2014 года работает в Москве. Основатель платформы FGA – компании, которая создает уличные проекты по всей России. Участник всероссийских и международных выставок. Член Творческого союза художников России.
Андрей Бергер (Aber) – уличный художник, окончил факультет «Архитектура и дизайн» АлтГТУ им. И. И. Ползунова. С 2014 года работает в Москве. Основатель платформы FGA – компании, которая создает уличные проекты по всей России. Участник всероссийских и международных выставок. Член Творческого союза художников России.

— А как же уличное искусство времен Советского союза?

Как только проект согласовывается с кем-то, он превращается в заказ. Это называется уже паблик-артом. То есть город обращается к художнику за росписью, мозаикой, скульптурой. Так было и в СССР. Советские монументальные панно, мозаики – это паблик-арт.

Очень действенная в культурном смысле вещь. Паблик-арт помогает расставить в городе акценты, создать некие маршруты для внутреннего туризма, организовать социальные пространства, где люди будут собираться. Это такая точка притяжения горожан. Вокруг нее начинают кафе вырастать, организуются тусовки.

Эстетика заборов

— А в Барнауле как обстоят дела со стрит-артом?

Если честно, я бываю там не очень часто. Судя по тому, что слышал, не очень художники работают с улицей. Это общая проблема регионов – людям искусства в родном городе становится тесновато, и они перебираются ближе к местам скопления творческой активности. Хотя в последнее время, бывает, случаются и обратные истории, когда достигшие каких-то результатов авторы организуют работу своих мастерских в родных городах. Готовят там проекты, которые потом выставляют в России или мире. Это, как минимум, обходится им дешевле.

— Наш – и ваш – город как-то помог вам в профессиональном становлении?

Ощущение города всегда очень важно для художника, работающего на улице. Каждый город – он уникален. Для меня Барнаул был неким пересечением хрущевок, гаражей и заборов.

— В этом плане он был похож на остальную Россию начала нулевых?

С точки зрения граффити похож на города уездные. Скажем, тем, что там еще никто не знал, что такое вандализм. В принципе тогда любая творческая активность в уличном пространстве не воспринималась в штыки. У нас была полная свобода – никто нас не притеснял, милиция не гоняла. Это повлияло определенным образом на тот стиль, те приоритеты, которые барнаульские художники, и я в том числе, для себя сформировали.

Фото: Полина Полудкина.
Фото: Полина Полудкина.

— Что это за приоритеты?

Раз не приходилось убегать, у нас было много времени на рисование. Скажем так, мы не ориентировались на то, что нужно сделать быстро. Мы могли себе позволить сделать красиво. Так что эстетическая сторона деятельности стала для нас главной – и в этом заслуга Барнаула.

Диалог с городом

— Как вообще граффити сегодня интегрируется в городскую среду?

Граффити – это энергия противопоставления, а не работа с пространством. Если углубиться в понятие, то это просто написание своего имени или имени команды. Речь только о буквах, словах, фразах. Граффити – субкультура, которая подразумевает соревнование между художниками за захват города. Оно может выглядеть грязно, но чаще – ярко и необычно.

Каким-то городам граффити к лицу и придает свой шарм, другим идет меньше. Художники адаптируются под пространство, чувствуют, где можно делать большие разрушающие вещи – к примеру, в индустриальных кварталах. А в исторических местах это микро-граффити, микро-стикеры.

«Раз не приходилось убегать, у нас было много времени на рисование. Скажем так, мы не ориентировались на то, что нужно сделать быстро. Мы могли себе позволить сделать красиво. Так что эстетическая сторона деятельности стала для нас главной – и в этом заслуга Барнаула».
«Раз не приходилось убегать, у нас было много времени на рисование. Скажем так, мы не ориентировались на то, что нужно сделать быстро. Мы могли себе позволить сделать красиво. Так что эстетическая сторона деятельности стала для нас главной – и в этом заслуга Барнаула».

— Как, на ваш взгляд, должна выстраиваться коммуникация между городом и художником?

Каждый стрит-арт художник остается один на один с городом и самостоятельно принимает решение о том, какие послания оставлять. Будут они большими, заметными или мимикрируют, встроятся ли в существующую архитектуру.

Если говорить о паблик-арте, то он не подразумевает прямого взаимодействия с коммунальщиками или администрацией. Между ними должно быть какое-то промежуточное звено – куратор. Потому что чиновники не способны работать с такими высокими материями как публичное искусство. Куратор может соединить интересы городской архитектуры, туризма и интерпретировать их в виде заказа на произведение искусства.

Ситуации, когда город напрямую сотрудничает с художником, обычно заканчиваются тем, что чиновники диктуют свои хотелки. И их вкус не всегда отвечает запросу на развитие городского пространства. Как правило, получаются слабые, проходные вещи, а то и хуже – пропаганда, реклама.

— Вы лично сталкивались с критикой в свой адрес?

Она бывает разной – профессиональная арт-критика, конструктивный разбор экспертом работы художника, или критика как негативная реакция публики. И с той, и с другой я, естественно, сталкивался. Люди, кстати, могут научиться у стрит-арт художника игнорированию чужих запретов. Наша сфера подразумевает отказ от искусственных ограничений, а это тренирует волю и мотивацию.

У людей вызывает страх все неизвестное. Зачастую, когда вступаешь в диалог с обывателем, объясняешь ему, в чем смысл работы, что ты хотел сказать, он, как правило, понимает, одобряет и даже помогает в реализации проекта.

Фото: Евгений Егоров.
Фото: Евгений Егоров.

Не профессия, а инициатива

— Когда вы вообще поняли, что хотите заниматься искусством?

— Я не искусством сначала занимался, как и большинство уличных художников. Я начал с увлечения хип-хопом – это было характерно для молодых ребят начала нулевых. Хип-хоп подразумевал брейк-данс, граффити, рэп-культуру. Мы пробовали все, и каждый выбирал то, что ему по душе. Мне оказалось интересно граффити, потом оно переросло в образование.

— Были проекты, которые стали для вас трамплином в профессию?

— Все, что касается уличного искусства, – это не профессия. Это, скажем так, низовая инициатива. Абсолютная самоорганизация. Ты просто работаешь на улице и делаешь то, что считаешь нужным. Так что я не могу выделить особых трамплинов: каждый проект – это небольшой шажок к работе над собой и развитию своего художественного языка.

— Творчество художников принято делить на периоды. Вы как-то обозначаете их для себя?

— Я это не поддерживаю. Вопрос, скорее, в том, как удобнее препарировать биографию личности специалистам или обществу. Сам художник, как правило, по-другому видит свой путь. Я предпочитаю никаких ярко выраженных ярлыков на себя не вешать.

Но если вспоминать, то был период, когда мне было интереснее рисовать граффити. Потом работы с буквами стало мало, я начал искать себя в абстрактном поле. Какое-то время технически выражал себя на студийных работах, бумаге, а после перешел снова на улицу, но уже с использованием студийного опыта. Сейчас больше работаю с концепцией, а эстетическая, визуальная сторона вопроса становится для меня второстепенной.

Фото: Анна Михеева.
Фото: Анна Михеева.

«Голодная» работа

— Насколько стрит-арт прибылен?

— Художники в России не зарабатывают деньги. Они их только тратят. Это абсолютно не здоровое поле деятельности, в котором ты всегда нищеброд. Ты вкладываешь свои средства, чтобы создавать проекты. У нас в стране не существует сформировавшегося арт-рынка, который бы позволял адекватно зарабатывать на продаже своих проектов. Не сформировано достаточное количество институциональных организаций, с помощью которых можно получить гранты. Поэтому, если кто-то собирается идти в искусство за деньгами, я рекомендую десять раз подумать.

— Кроме частных заказов, как еще может зарабатывать художник?

— Многими способами: участием в коммерческих проектах, фестивалях, в которых иногда подразумевается гонорар, продажей готовых работ, получением грантов, стипендий. Но это небольшие деньги. Заработка хватает на поддержание штанов и создание новых работ.