Горьковское направление — самое несчастное в плане электричек. Как всегда, график их прибытия составляют люди, которые сами давно не ездят электричками. Электричек недостаточно, народа хватает и в будние дни, а в выходные и праздники вагоны переполнены.
БМО — вообще отдельная тема, уехать из Орехово-Зуево в сторону Александрова москвичи могут один раз утром, и трижды вечером с интервалом в два часа.
Платформы старые, низкие, забраться в вагон - задача не из лёгких, особенно когда тебе за семьдесят и у тебя с собой тележка с рассадой. Обычно залезть в вагон Валентине помогали неравнодушные граждане, а вот выбираться обратно приходилось самой, и каждый раз это был для неё тяжёлый стресс.
Но ещё хуже стала для неё необходимость вранья. Дело в том, что проезд у пенсионерки был бесплатным, но с недавних пор приняли закон, что кондукторы не обилечивают пассажиров, севших на станциях, где есть касса, бесплатно. Даже если ты заслуженный пенсионер, герой труда, инвалид — ты обязан оплатить выписку билета. Ну, или самостоятельно купить его в кассе.
На пересадку всего четырнадцать минут, и успеть купить билет может разве что спортсмен: надо преодолев железнодорожный мост вверх-вниз, купить билет и снова по мосту вверх-вниз, плюс ещё трусцой метров сто по платформе. Да и спортсмен успеет лишь при условии, что у него получится быстро пройти через турникет (народу-то с редкой электрички валит ого-го), а в кассе не будет очереди.
Первый раз Валентина, ещё не зная новых правил, пыталась объяснить контролёру, что физически не успела бы оформить свой социальный билет. Объясняя всё это, она чувствовала себя виноватой, аж давление поднялось. Её на первый раз "простили".
Позже, сосед Иван Ильич поделился с ней хитростью: надо садиться ни в первый, ни во второй вагон, а сразу в третий или в четвёртый.
Контролёры проходят в третий вагон уже на следующей станции, где кассы нет. Всё, что нужно, это сказать, что ты сел только что. Контролёрши всё понимают и вопросов не задают, даже если видели тебя на конечной.
— Но как же... это же враньё, ложь! — недоумевала Валентина.
— Не нравится, плати стольник за оформление билета! — Иван Ильич назидательно поднял палец, — честность нынче обходится дорого!
Валентина нащупала в кармане несколько монет — всю наличность, которая у неё была с собой. Её не хватило бы на "обилечивание".
Следующая электричка через два часа. Мысль о том, что придётся с тяжёлой тележкой дважды подниматься и опускаться по мосту, пугала её. И она пошла с соседом в третий вагон.
— Здравствуйте, ваш билет, — обратилась к ним добродушная женщина-контролёр.
Иван Ильич протянул свою карту.
— Откуда-куда? — спросила она, взяв карту у Ивана Ильича.
— Поточино — Сто тридцать восьмой! — подмигнул он ей.
— Счастливого пути!
Женщина-контролёр протянула руку за картой Валентины. Та покраснела как рак, отдавая карту.
Контролерша оказалась женщиной доброй и избавила Валентину от вранья, спросив только "куда".
— Туда же! — ответил за соседку Иван Ильич, стукнув её локтем в бок.
— Счастливого пути! — контролёрша протянула Валентине карту и билет, и пошла дальше, где все люди, севшие на конечной, как один врали, что сели в Поточино.
— Господи, какой кошмар! — ужаснулась Валентина, которая с детства ненавидела ложь, — все эти люди, и я... мы обманщики.
— Потому, что государство у нас такое! — Иван Ильич достал из своей сумки подтёкшее мороженое, — хочешь?
— Нет! — упавшим голосом сказала Валентина, и уставилась в окно. Она твёрдо решила, что лучше будет платить за "обилечивание", чем врать.
В следующий раз она вспомнила о новых правилах слишком поздно, а денег у неё в кармане не прибавилось. Банковские карты контролёры не принимали, и Валентина, опустив голову, пошла в третий вагон. Ехала и терзалась. Но ей повезло: в тот день контролёров не было.
Через пару недель она снова возвращалась из города. С собой у неё была тяжёлая тележка, и Валентина пошла в третий вагон, в надежде встретить кого-нибудь из соседей, что бы ей после помогли выбраться из вагона.
Третий вагон был полон ушлых дачников, не все из них были пенсионерами, но кому охота платить за билет больше на сто рублей? Валентина села на скамью, напротив сидел папа с дочкой. Мужчина был длинноволос и бородат, словно хиппи из Валентининой молодости. Электричка тронулась, и Валентина удивилась, что не видит Ивана Ильича, который обычно тоже ездил этой электричкой.
Но прошло ещё полторы минуты, и Иван Ильич, а вместе с ним ещё несколько человек, зашли в вагон тяжело дыша. Заметив Валентину, Иван Ильич замахал руками и направился к ней. Она подвинулась, уступая ему место рядом.
— Привет, ты что, бежал?
— Бежал! — кивнул он, вытирая мокрую шею платком.
— За билетом, чтоль, бегал на ту сторону? — спросила она.
— Нет, что ты! Просто они товарняк пустили, я, и те кто со мной ждали, пока он проедет, чуть не поседели во второй раз! — он пытался улыбнуться, но улыбка получилась жуткой: губы Ивана Ильича посинели, выглядел он неважно.
— Издеваются, как могут, над людьми! — покачала головой Валентина, — на, водички что ли хлебни Ильич, а то на тебя смотреть жалко!
Контролёры в тот день зашли незнакомые, Валентина видела их в первый раз. Вместо добродушной женщины, к ним подошла какая-то другая, моложе и недружелюбная.
— Ваш билет! — опустив приветствия, рявкнула она на длинноволосого.
— Я бы хотел приобрести два, — спокойно ответил тот.
— Откуда — куда? — буравя его глазами, спросила контролёрша.
— Орехово — Илейкино.
— В Орехово есть касса, вы должны были купить билеты самостоятельно! — криво усмехнулась контролёрша.
— Я впервые еду, мне сказали, что можно купить билеты здесь, — улыбнулся мужчина.
— По новому закону бесплатно обилечиваем пассажиров, которые сели там, где нет возможности купить билет самостоятельно! С вас четыреста двадцать восемь рублей, в эту сумму входит выписка билетов, по сто рублей за каждый!
Длинноволосый достал бумажник, но в нём оказалось только четыреста рублей. Он смутился и спросил:
— А разве детский билет стоит столько же, сколько взрослый?
— А у вас есть справка, подтверждающая, что девочка учится в школе? — елейным голоском пропела контролёрша.
— Зачем? — совсем смутился мужчина, — и так очевидно, что она ребёнок.
— Без справки скидок не положено! — отрезала контролёрша.
— Но у меня есть только четыреста рублей. Давайте так: мы выйдем на остановку раньше, тогда этих денег хватит?
— Не надо выходить! — крикнула Валентина, вспомнив про мелочь в кармане. Она возила её с весны — ровно двадцать восемь рублей. Теперь поняла, зачем.
Она протянула ему монеты, — возьмите, прошу!
Мужчина улыбнулся.
— Я очень тронут, спасибо, добрая женщина! — сказал он, касаясь кончиками пальцев её руки.
Контролёрша была раздосадована.
— Откуда-куда? — набросилась она на Ивана Ильича.
— Поточино — Сто тридцать восьмой! — отрапортовал тот.
Получив билет, посмотрел соколом на мужчину с дочкой, мол, учись, как надо.
— Ваш билет! — в устах фурии в форме ржд это звучало, как "руки вверх!".
— У меня билет выходного дня, — Валентина протянула купленный в пятницу билет, и фурии ничего не оставалось, как удалиться.
— Слышь, парень, — Иван Ильич понизил голос: — тут расклад такой: садишься в третий вагон, и говоришь, что не в Орехово сел, а в Поточино. Там кассы нет, потому контра не цепляется!
— Но это же будет ложь, — мужчина также понизил голос.
— Ну, это ложь.. во спасение! — нашёлся Иван Ильич.
— Нет, я так не думаю, — мужчина бросил взгляд на девочку, которая смотрела в окно на пробегающие мимо берёзки, — я рад, что моя дочь не слышит вас, потому что и в этом случае вы лжёте. Этим поступком вы не спасаете себя, как раз, наоборот.
— Тьфу-ты, ну-ты, святоша нашёлся! Только проповедей мне не хватало! — раздражённо повёл плечом Иван Ильич, — ты что, из попов что ли? Что ты мне тут ве...шаешь...
Валентина бросила взгляд на соседа и испугалась: его синюшные губы почти почернели, глаза закатились, голова запрокинулась назад.
"Ивану плохо!" — сообразила Валентина и встала было, чтобы закричать "Помогите, нужен врач!", но не встала, потому что попутчик снова едва коснулся её руки.
— Я врач, — тихо сказал он, — давайте уложим Ивана Ильича на скамью.
Они вдвоём уложили старика, после чего странный попутчик расстегнул ему рубашку и положил ладонь на его левую грудь. Что было дальше, Валентина не видела. Девочка повернула голову, и Валентина не могла оторвать взгляда от её чистого лба.
Вокруг собрался народ, люди качали головами, что-то говорили, открывали рты, но Валентина слышала только один голос, который сообщал ей, что всё будет хорошо.
Иван Ильич пришёл в себя за одну остановку до Илейкино. Валентина помогла ему подняться.
— Вам лучше? — спросил попутчик Ивана.
Тот ошалело посмотрел на него, и кивнул. Седые волосы были всклокочены, зато щёки порозовели, а губы приняли свой обычный цвет.
— Ваня, скажи что-нибудь! Может быть, тебя нужно в больницу, а? Я помогу, не брошу. Поехали в Киржач, или, может, в Александров?
Иван Ильич наконец, перевёл взгляд на Валентину.
— Что это было? — спросил он.
— Тебе стало плохо, а этот парень спас тебе жизнь, — прошептала она.
— Да? А мне показалось, что я тону, меня затягивает, знаешь... как в омут. Страшно. И нечем дышать!
— Благодарю! — Иван Ильич склонил голову перед незнакомцем, и тот кивнул в ответ. Лицо девочки впервые за всё время озарила улыбка. Отец с дочерью встали и прежде чем выйти, он в последний раз коснулся руки Валентины:
— Спасибо, Валентина, за вашу доброту! — он улыбнулся, и ей сразу стало так легко и спокойно, как давно уже не было.
— Что вы, это вам спасибо, за Ивана! — опустила она глаза.
Когда они с Иваном Ильичом шли со станции в свою деревню, оба молчали, каждый думал о своём.
С того дня сосед стал другим человеком: бросил пить и сквернословить. Его сестра, Антонина, растрезвонила всем соседям, что после случая в электричке, брат повесил у себя в комнате образа. Всё бы ничего, да только он всю жизнь был партийным и смеялся над верующими. А теперь вон, в храм собрался. "Старческий маразм настиг Ивана" — пожимала плечами Антонина Ильинична, воспитанная, как и брат, в духе агрессивного богоборчества.
Иван Ильич теперь всегда пытался оплатить "обилечивание" — но добродушная контролёрша со стариков денег не брала.
— Возьмите, девушка, вдруг вам от начальства попадёт! — сверкал золотой фиксой Иван Ильич, улыбаясь контролёрше. И "девушка", которой было далеко за пятьдесят, расцветала и заливисто смеялась.
"Эх, имя-то я его забыла спросить..." — в очередной раз думала Валентина, проезжая Илейкино, но в глубине души она была уверена, что знает его.
