Картины Николая Александровича Сергеева отличала виртуозная работа со светом. Умение творить иллюзии «осязаемого», обладающего выраженной температурой и влажностью световоздушного пространства, которому мастер неизменно отдавал центральное место в композиции.
Фактурные мазки и неожиданные контрасты как следствия смелых и свежих тоновых решений — вот и вся формула успеха мастера. Теоретически простая, как всё гениальное. И совершенно неповторимая на практике, как всё уникальное.
Свет, привнесённый на холст быстрой кистью Сергеева, наделял полотна особой аурой безмятежности. Внушал спокойствие, располагал аудиторию к неспешному течению мысли и плавному «дрейфу» эмоций при переходе от одной картины к другой.
Что характерно: для достижения такого вот волшебного эффекта нашему герою не требовалось прибегать к стандартной уловке коллег. Все мы прекрасно знаем, дорогой читатель, как часто и охотно пейзажисты старой школы «замыкали» перспективу картины в жёсткие рамки геометрических доминант. Ограничивали панораму при помощи стены леса, свода облаков, яркого марева близ горизонта. Направляли взгляд аудитории вдоль изгиба реки, манили крутым поворотом дороги или взлётом на склоны холма и так далее...
Да, безусловно, пейзажи Николая Александровича Сергеева включали в себя те же элементы. Но никогда не «опирались» на них как на некие несущие. Игры рефлексов и бликов в тихо мерцающем, заполненном светом пространстве на картинах Сергеева с успехом выполняли ту же самую роль. Направляли сюжет, канализировали эмоции зрителей, вскрывали глубинные смыслы...
Именно ставка на свет позволила мастеру брать «непричёсанные», лихие южнорусские пейзажи и практически без изменений переносить на холсты. Чистая констатация реальности, не более того.
Вся работа по сотворению магии искусства ложилась на главный талант Николая Александровича: нарушать все писаные и неписаные правила науки об оптимальных сочетаниях цветов и формировании контрастов, но всë равно творить прекрасное.
Знаете, дорогой читатель, как это бывает: если оркестр играет сложную, странную, не совсем привычную, но приятную слуху мелодию, зал получает удовольствие и готов довериться дирижеру, открыв своë сердце навстречу его музыке. Но если в знакомом, всеми любимом, сто раз слышанном произведении фальшивит хотя бы один инструмент: прощай, таинство музыки. Зритель не простит всему коллективу музыкантов ошибки одного из них, и «обыкновенное чудо» не случится.
Вот точно так же происходило в случае с картинами Николая Александровича Сергеева. Порою они «играли» странную, непривычную для ценителей классических пейзажей начала XX века мелодию красок и форм. Но та безупречность, с которой Сергеев заставлял трудносовместимые тона, разнохарактерные текстуры и по-разному отражающие свет рельефы исполнять стройную и содержательную «мелодию» живописного произведения, решала дело. Это были идеальные «элегии света», рождавшиеся из равновесия противонаправленных технических приёмов. В прямом смысле — из воздуха, наполненного светом. И это было гениально.
Автор: Лёля Городная.