18 мая 1800 года скончался Александр Васильевич Суворов.
После Итальянского и Швейцарского походов Павел I поначалу хотел организовать гениальному полководцу в Петербурге триумф. Генералиссимус! Князь Италийский!...
И вдруг император узнает, что в суворовской армии есть должность дежурного генерала, за несколько времени до этого запрещенная Павлом его новым уставом. А в этих делах он был большим педантом. Монарх немедленно посылает полководцу рескрипт с выговором. И вместо торжественной встречи и триумфа Суворов приезжает в столицу в полуопальном положении, как частное лицо…
Историки называют массу причин, порой фантастических, скоротечной опалы полководца. Однако одно известно точно – отношения между императором и Суворовым не сложились с самого начала. Особенно после того, как Павел стал перестраивать русскую армию на прусский манер. Суворов тогда выдал экспромтом:
"Пудра – не порох,
Букли – не пушки,
Коса – не тесак,
И я не немец, а природный русак".
Он открыто критиковал вводимые в армии прусские мундиры и парики. Полководец восклицал: «Нет вшивее пруссаков!».
А ведь была введена Потемкиным удобная форма для солдат. Однако, в том числе, из-за нелюбви Павла к князю Таврическому солдат стали переодевать в прусские узкие мундиры, неудобные штиблеты и пудреные парики с буклями. По воспоминаниям, мундиры были неудобны, сковывали движение и даже вызывали обмороки от нехватки воздуха. А парики! Для придания им парадного вида их пудрили мукой. А что в итоге? Из-за высокой петербургской влажности парики покрывались коркой из теста, они становились тяжелыми, вызывали у солдат головные боли. Ну и, конечно, завшиветь от этого было недолго...
Но все-таки справедливости ради стоит отдать Павлу должное. Он впервые ввел в воинскую экипировку шинель. А для часовых – овчинные тулупы и валенки. До Петра I были зимние теплые стрелецкие кафтаны, но царь вместо них ввел епанчу – плащ из простой материи. А под ней – европейские мундиры, мало приспособленные для сурового русского климата. А шинель – это, так сказать, модернизированный стрелецкий кафтан. В Отечественную войну павловская шинель спасла жизнь многим тысячам солдат...
Но недоразумения между Павлом и Суворовым касались, конечно, вовсе не экипировки. Император хотел насадить в армии прусский дух времен Фридриха II, его стратегию и тактику ведения войны.
Суворов недоумевал, и говорил: "Русские прусских всегда бивали. Чего же тут перенимать?" или "Я немцев знаю, видел их со спины".
И действительно! Прусскую армию, да и самого Фридриха II (в Европе его называют «Великим»), русские войска бивали не раз. Чему учиться-то?..
Однажды адъютант Суворова переводил с немецкого какую-то бумагу и употребил термин "форсированный марш". Суворов закричал на адъютанта, что форсированных маршей в его словаре нет, также как и тихих и медленных. "Быстрота моя знает только один марш - вперед! И орлы полетели!" Было приказано слов "форсированный марш" более не употреблять...
Однако в итоге недоразумения между Павлом и Суворовым кончились ссылкой полководца в его имение Кончанское в новгородской глуши.
Что ж! Недаром Александр Васильевич уверял, что у него семь ран: две, полученные на войне, а пять при дворе, и эти последние, по его словам, были гораздо мучительнее первых.
От Павла с приказом прибыл полицейский офицер. Суворов ничуть не удивился, лишь спросил: «Сколько, голубчик, дано мне времени, чтобы я мог привести в порядок свои дела?»
Полицейский ответил: «Четыре часа, ваше сиятельство».
Александр Васильевич не был бы самим собой, если бы не сказал: «Помилуй Бог, слишком много милости: для Суворова довольно и одного часа».
Увидев приготовленную для него карету, он сказал: «Нет, Суворов, идущий в ссылку, не имеет надобности в карете. Он может отправиться туда в том экипаже, в каком езжал ко двору Екатерины или командовал армией. Пусть подадут мне повозку»...
При этом Суворов всегда оставался патриотом (часто говорил: "Горжусь, что я россиянин!") и верным подданным монарху. Даже если его и недолюбливал. Однажды в штабе Суворова зашел разговор об императоре Павле, и офицер штаба Александр Михайлович Каховский сказал полководцу: «Удивляюсь вам, граф, как вы, боготворимый войсками, имея такое влияние на умы русских, в то время как близ вас находятся столько войск, соглашаетесь повиноваться Павлу».
Суворов подпрыгнул к Каховскому и перекрестил ему рот: «Молчи, молчи! Не могу. Кровь сограждан!»
Кстати, этот Каховский приходился родным дядей Петру Каховскому, убившему на Сенатской площади героя Отечественной войны графа Милорадовича, одного из любимцев Суворова...
Однако ссылка полководца была недолгой. Французы вовсю били в Италии австрийцев. Император Священной Римской империи Франц II экстренно запросил у Павла помощи. Причем, он просил, чтобы русских солдат непременно возглавил Суворов.
В Кончанское флигель-адъютант привез полководцу высочайший рескрипт: «Сейчас получил я, граф Александр Васильевич, известие о настоятельном желании Венского двора, чтобы вы предводительствовали армиями его в Италии, куда и мои корпусы Розенберга и Германа идут. Итак по сему и при теперешних европейских обстоятельствах, долгом почитаю не от своего только лица, но от лица и других, предложить вам взять дело и команду на себя и прибыть сюда для отъезда в Вену».
Суворов прибыл в Петербург, явился во дворец и, подходя к Павлу I, вслух читал молитву “Отче наш”. Опускаясь на колено перед императором, Суворов завершал молитву словами: "...и не введи нас во искушение..."
Павел I поднял Суворова с колен и закончил молитву: "...но избави нас от лукавого!"...
На следующий день Суворов присутствовал на вахтпараде одного из батальонов Преображенского полка. Павел Петрович несколько раз спрашивал Суворова: "Как вы, Александр Васильевич, находите наше ученье?"
Суворов ответил в своей манере: "Помилуй Бог! Хорошо, прекрасно, Ваше Величество! Да тихо вперёд подаются".
Тогда император сказал Суворову: "Ну, Александр Васильевич, покомандуйте по-вашему".
Суворов увидел нескольких гренадер, служивших когда-то под его началом. и прокричал: "А есть ещё мои товарищи здесь!?"
Собравшимся солдатам Суворов скомандовал: "Ружьё наперевес, за мной в штыки. Ура!" – и побежал в сторону Адмиралтейства. За ним с криками “ура!” бросились гвардейцы.
Адмиралтейство в те времена было укреплено бастионами и обнесено рвом с палисадами. Солдаты быстро опрокинули палисад, по льду перебежали через ров, и уже через 10 минут взобрались на бастионы, подняв туда же на руках и Суворова. Держа в правой руке знамя, Суворов в знак победы Государя левой рукой приподнял свою шляпу.
Павел I не сказал ни слова про учения Суворова. А на третий день полководец уже был на пути в Вену...
Об Итальянском и Швейцарском походах говорить не буду: об этом написаны не только тысячи исторических монографий – сложены многочисленные легенды...
По окончании кампании Суворов велел навести справки, были ли в его войсках случаи неподчинения или невыполнения приказов. Узнав, что таковых не было, Суворов с восторгом стал благодарить Бога: «Теперь, узнаю я наше русское войско. Сей подчиненности обязан я своими победами». Он велел записать адъютанту: «Ноша службы легка, когда дружно подымают ее многие. Нет! Греки и римляне с нами не равняются»...
А что в итоге? Полуопальный гениальный полководец скончался в Петербурге в доме мужа своей племянницы Дмитрия Ивановича Хвостова.
Суворов попытался объясниться с императором, но тщетно. Тот полководца не принял, послал к нему своего любимца, бывшего брадобрея Кутайсова, которого только что возвел в графское достоинство.
Суворов, естественно, обиделся. Доложили, что приехал кто-то от государя. «Просите»,— сказал Суворов; не имевший силы встать, принял его, лежа в постели. Кутайсов вошел в красном мальтийском мундире с голубою андреевскою лентою чрез плечо.
— Кто вы, сударь? — спросил у него Суворов.
— Граф Кутайсов.
— Граф Кутайсов? Кутайсов? Не слыхал. Есть граф Панин, граф Воронцов, граф Строганов, а о графе Кутайсове я не слыхал. Да что вы такое по службе?
— Обер-шталмейстер.
— А прежде чем были?
— Обер-егермейстером.
— А прежде?
Кутайсов запнулся.
— Да говорите же.
— Камердинером.
— То есть вы чесали и брили своего господина.
— То... Точно так-с.
— Прошка! — закричал Суворов своему знаменитому камердинеру Прохору Дубасову, — ступай сюда, мерзавец! Вот посмотри на этого господина в красном кафтане с голубою лентой. Он был такой же холоп, как и ты, да он не пьяница! Вот видишь куда залетел! И к Суворову его посылают. А ты, скотина, вечно пьян, и толку из тебя не будет. Возьми с него пример, и ты будешь большим барином.
Кутайсов вышел от Суворова сам не свой и, воротясь во дворец, доложил императору Павлу, что князь в беспамятстве…
Сохранился и другой анекдот на сей счет. Уже к лежащему смертном одре Суворову Кутайсов приехал с требованием Павла отчета о его действиях в заграничном походе. На что Александр Васильевич сказал: «Я готовлюсь отдать отчет Богу, а о государе я теперь и думать не хочу»...
Но даже смерть полководца не смягчила гнева Павла: хоронить Суворова было приказано с фельдмаршальскими почестями, то есть рангом ниже.
Но это нисколько не умалило всеобщей любви к полководцу: его провожал в последний путь весь Петербург. Даже Павел I снял шляпу, когда гроб проносили мимо него. Всем стало видно, что по лицу императора текут слезы...
Современники вспоминали: когда отпевание Суворова было окончено, оказалось, что проход к его могиле очень узкий. И тогда гренадеры, служившие под начальством полководца, взяли гроб, поставили его себе на головы, воскликнув: «Суворов везде пройдет!» – отнесли его в назначенное место. Впрочем, есть и другие версии, но по смыслу схожие…
Как писал историк Михаил Иванович Пыляев, «по преданию, эпитафию на могиле полководца сочинил сам Суворов, а по другим рассказам, ее подсказал Гавриил Романович Державин. Перед смертью Суворов пожелал видеть маститого поэта. В разговоре с Державиным полководец, смеясь, спросил его: „Ну, какую же ты мне напишешь эпитафию?“ — „По-моему, – отвечал поэт, — слов много не нужно: Тут лежит Суворов!“ — „Помилуй Бог, как хорошо“, — в восторге сказал генералиссимус».
Суворов и Державин были в дружеских отношениях, несмотря на разность лет, взглядов, вкусов и положения…
Поэт одним из первых откликнулся на смерть полководца, написав свое знаменитое стихотворение «Снигирь»:
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?
С кем мы пойдем войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат…
