«Молодые генералы» Отечественной войны 1812 - особые, уникальные в своем роде исторические персонажи. Разительно отличавшиеся друг от друга по судьбам, подвигам, наградам, сражениям, они объединены общими чертами.
Один из таких героев –граф, генерал от инфантерии А.И.Остерман-Толстой.
Внук генерала, сын генерала, сам генерал
Остерманом Александр Иванович стал не сразу. Детство и юность он провел, как просто Толстой. Потомок двух прославленных военных династий, он с ранних лет был записан в Преображенский полк. На реальную службу пошел в 14, уже прапорщиком.
Славно сражался в турецкой компании, которой руководили Потемкин и Суворов. Под Измаилом особо отличился – провел своих солдат по пояс в холодной воде под самые стены, одним из первых прорвался внутрь крепости и отважно сражался. За это получил свой первый наградной крест.
В 24 года прибавил к фамилии «граф Остерман» - бездетные дядья выбрали его наследником имени, титула и состояния. В 28 получил генеральский чин. И вскоре был вынужден уйти на штатскую службу – император Павел I не жаловал военные кадры, выращенные фаворитами своей материи. В армию вернулся, только когда пришел Александр I.
Долой Наполеона!
Наполеоновские войны Толстой-Остерман прошел полностью. От Аустерлица почти до Парижа через Бородино. Был неоднократно ранен, получил золотую шпагу «За храбрость». Адъютант Лажечников вспоминал о генерале, которого, как видно, очень уважал:
«Интриганом никогда не был и таковых не любил. Собственных заслуг не выставлял, лести не переносил. Каждый день пробовал пищу из солдатского котла и нещадно наказывал тех командиров, у которых она была скудной или нездоровой. Даже в сильные морозы выезжал на смотр полков в одном мундире. Железная натура!»
После Тильзитского мира попросил краткой отставки для отдыха. Отдых продлился недолго. Наполеон перешел Березину, и Толстой-Остерман поспешил навстречу войне в личной карете. Он явился в штаб Барклая, назвавшись волонтером. После первого же боя ему дали собственный корпус. В битве под Островно, он сказал фразу, ставшую классикой военной истории. Современник записал:
«Артиллерия француза выкашивала целые полки. У нашей артиллерии закончились снаряды, пушки замолчали. Кто-то спросил графа: «Что же теперь делать?» «А ничего, - ответил он, - стоять, держаться, умирать!»
В Бородинской битве подразделения Остермана-Толстого до конца стояли, держа позиции и отбивая атаки. Графа вынесли из боя с тяжелой контузией. Через несколько дней он уже вновь был в строю. «Всегда шел впереди, одушевлял своих стрелков, выказывал непоколебимую храбрость и приобретал полный успех всякий раз» — вот еще одно воспоминание.
«Ничего, у меня еще есть правая!»
В Чехии под городом Кульм Александру Ивановичу раздробило руку. Ее остаток еле держался на сухожилиях плечевого сустава. Генерал оглядел собравшихся полковых врачей и сказал одному из них:
«Твое лицо мне нравится. Режь!» И велел солдатам петь. Хирургическом столом послужил полковой барабан. После он говорил: «Принять ранение за Отечество приятно. У меня осталась рука, нужная для крестного знамения! Бог не оставит».
Современники говорили, что при ампутации руки генерал не издал ни единого звука.
В Кульме местное дворянство вручило ему в благодарность за победу почетный кубок. А руку Александр Иванович позже лично похоронил в фамильном склепе Остерманов. В знак того, что не уронил чести фамилии. И еще до самого 1817 оставался на военной службе.
«Вздыхать о сумрачной России…»
Жизнь генерала от инфантерии Толстого Остермана была невероятно долгой по тем временам – 86 лет. Он уехал из России, не поладив с новым императором Николаем I. И провел в Италии, позже в Швейцарии бесконечно долгие годы.
Поэт Вяземский, знавший генерала, вспоминал:
«Его память и жизнь, как часы остановилась на эпохе, замкнутой царствием Александра Павловича. Новейшие события совершенно не возбуждали его внимания».
Хотя до самого конца старый воин сохранял острый ум, твердую память и благожелательное отношение к людям, пользуясь их глубоким уважением.
Личность была потрясающая, вы согласны?
