Размышления Варвары Заборцевой о весне в советской пейзажной живописи. Пять картин, которые порой уходят на второй план, уступая масштабным жанровым сценам. Была лирика в русской живописи XX века, была. И ещё какая.
Весной непременно во что-то верится.
Будто каждая озябшая веточка вновь обретает внутреннее солнце.
Талая вода становится целебной, питая землю, готовую к новой жизни.
Но что-то уходит навсегда.
Эти превращения, которые каждый год одинаковы и не одинаковы одновременно, редко оставляют художника равнодушным. Весна на полотнах мастеров всех веков и со всех концов света поражает тончайшими нюансами — колористическими, композиционными, а главное — эмоциональными.
Говоря о советской живописи, очень важно избежать стереотипов. Советское искусство — это не только броские призывные плакаты, монументальные сцены труда, идеализированная реальность (нереальность? сон? мечта?..). В условиях ограниченной свободы чуткое сердце художника с особой жаждой ищет лирику в мелочах. Особое внимание стоит обратить на пейзаж. В нём изначально заложено все, к чему тянется творец, внутренний мир которого вступает в конфликт с чуждой ему реальностью.
Это природа, свобода, поэзия.
Поделюсь пятью пейзажами советских художников.
Начать хочется с февральских живописных размышлений. Предчувствие весны — это уже некое чудо, рассеянное в воздухе. Георгий Григорьевич Нисский известен тем, что в его работах бо́льшую часть холста как раз занимает тот самый «воздух». Этим отличается и картина «Февраль. Подмосковье» (1957). Розовое небо — тончайшее, будто прозрачное — почти победило снег, но борьба, напряжение еще ощущаются. Белая вершина стремится прорваться в небо, покрытое серыми облаками. В левой же части холста небо ясное, горизонт чист, а деревья (будто сама природа!) помогают разогнать тучи, своей чёткостью и вертикальностью вытесняя тучи за пределы полотна. Вдали лес ещё смелее освободился от снега. Впереди — настоящая весна, о чём шепчут тончайшие цветовые нюансы, которыми написаны деревья, очерченные где-то там, в конце бесконечной дороги.
Такая живопись родственна поэзии, невольно вспоминаешь те или иные строчки. Поделюсь лишь одной ассоциацией, чтобы живописная подборка ненароком не превратилась в поэтическую (но читатель всегда может продолжить этот ряд). Для меня в пейзаже Нисского звучит стихотворение Валерия Брюсова «Февраль» (1907):
Свежей и светлой прохладой
Веет в лицо мне февраль.
Новых желаний — не надо,
Прошлого счастья — не жаль.
Нежно-жемчужные дали
Чуть орумянил закат.
Как в саркофаге, печали
В сладком бесстрастии спят.
Нет, не укор, не предвестье —
Эти святые часы!
Тихо пришли в равновесье
Зыбкого сердца весы.
Миг между светом и тенью!
День меж зимой и весной!
Весь подчиняюсь движенью
Песни, плывущей со мной.
Лёд — это тоже чудо. Некое пограничье. Зыбкость и прочность одновременно.
Лёд не вечен, и от этого за его жизнью любопытнее наблюдать.
Владимир Фёдорович Стожаров, тонко чувствовавший Русский Север, нередко обращался к мотиву ледохода. Его живопись вибрирует, бурлит, как сама река Мезень, несущая воды в Белое море. В этом, казалось бы, незатейливом пейзаже художник будто соединяет три мира: природный, людской и небесный. И каждый мир встречает весну по-своему. По-своему освобождается от старого: река сбрасывает лёд, небо — густые облака, а жители деревни вот-вот начнут готовить землю к посевной, обряжаться по дому и во дворе, шоркать избы («обряжаться», «шоркать» — так и просится наши северные слова!).
А сколько движения на этом небольшом полотне! Лед мчится, облака плывут, время бежит — само время бежит! Поймать бы, уберечь его, осмыслить. Может быть, на то и дана нам ранняя весна.
Лёд сошёл. И вот она, талая вода во всей своей полноте. Год на год не приходится, порой она хозяйничает, без спроса заходит в дома. Но все же, когда разливаются реки, выпадает особый шанс — увидеть мир отраженным.
Этот момент пишет художник Александр Михайлович Грицай. Тончайшие нюансы полутонов. Небо, земля, вода — всё на какое-то время сошлось воедино. Деревья коснулись неба — когда еще это возможно, если не в половодье? Вечнозелёные познают иную вечность, растворяясь в собственном отражении. А молодая поросль — как ненавязчиво она проглядывает на первом плане! Сколько в этом надежды, простой человеческой веры в новое, юное, живое.
Смена времен года — это так привычно и устойчиво. Да и природа, несмотря на свою изменчивость, чаще олицетворяет нечто незыблемое. Потому и пейзажи чаще всего горизонтального формата, замечали? Горизонталь — это опора. Опоры ищет человек в природе, когда другие ориентиры подводят.
Заключительные пейзажи будут вертикального формата. Уже поэтому в них больше динамики, сильнее напряжение, острее чувства. Степан Григорьевич Писахов известен, в первую очередь, как сказочник, тонко чувствующий характер северного человека, характер северного слова. Эта чуткость проявляется и в его пейзажах. Не могу с точностью утверждать, что картина «Камни на мысе Желания» написана весной, но в названии, настроении, композиции чувствуется некое желание природы высвободить внутреннюю силу, буквально воспарить вопреки законам физики. Каким «магматическим, раскалённым» мазком написана картина. Камень, будто только что освободившийся от снежного покрова, начинает двигаться, обретает импульс. А какое название — писатель тонко чувствует слово, выбирает вовсе не случайный мыс, имя которого наталкивает художника на размышления, сжато и ёмко вынесенные на холст. Всего два цвета, оттенками которых играет Писахов. Цвет земли и цвет неба. В этом уже заложен конфликт — вечный и всеобъемлющий.
И будто из писаховских камней прорывается весна — сама жизнь — на картине Евсея Евсеевича Моисеенко. Здесь скупость цвета достигает своего предела, хотя, казалось бы, весна — это буйство красок! Для художника всегда была важна линия. Его работы графичны, точны и от этого особенно пронзительны. Какую особую ценность обретают белые, только что увидевшие мир цветы, когда они появляются среди грубых, обрубленных веток, еще и сложенных в странную груду, неслучайно напоминающую костёр. Но если по весне не обрубить эти ветки, дерево изживёт само себя — вот оно, вечное соседство жизни и смерти. Вот он — белый цветок — первый предвестник тёплого, чистого, светлого.
#искусство #живопись #советская живопись #формаслов
