Публикация создана в рамках Всероссийской акции Минобрнауки России «Научный полк».
Марк Константинович – удивительно интересный человек, боевой офицер, командовавший разведвзводом, прошедший нелегкий путь до Будапешта, и всё это время – на передовой, ни одного дня в тылу. Поражает, прежде всего, скромность, с какой Марк Константинович говорит о себе: «Я был рядовой офицер, таких не то что тысячи – сотни тысяч. Войну воспринимал со своей невысокой колокольни, очень много тогда просто не мог понять. Осознание происходивших событий пришло намного позднее».
Марк Константинович Бандман
Старший лейтенант. Родился 18 мая 1924 г.
Служил в артиллерии с 11 августа 1942 г. Участвовал в боевых действиях в составе Юго-Западного, 2-го и 3-го Украинского фронтов. Боевой путь проходил через Воронеж, Днепропетровск, Запорожье, Харьков, Никополь, Николаев, Одессу, Яик, Бухарест, населенные пункты Румынии и Венгрии. В октября 1944 г. был ранен и 20 апреля 1945 г. демобилизован из армии. Лейтенант в отставке, награжден орденом Отечественной войны первой степени, шестью медалями.
С 1955 – в Западно-Сибирском филиале АН СССР, заведующим сектором, главный научный сотрудник ИЭОПП СО АН СССР, профессор, работал доцентом кафедры применения математических методов в экономике и планировании.
Умер в 2002 г.
Из воспоминаний Марка Константиновича:
— Я кончил 9-й класс, в воскресенье мы должны были всем классом собраться на вечеринку. 22 июня, утром в 8 часов, я вышел на Садовую (мы жили тогда в Москве) и сразу обратил внимание на то, что улица необычно пустынна, но очень много войск повсюду. Я ехал на дачу. Там, в 12 часов услышал выступление Молотова по радио. На вечеринку мы всё-таки собрались, но, конечно, радоваться никто не мог. Понемногу разошлись по домам.
Сразу же после начала войны нас, школьников, стали объединять в отряды. Собирались каждую ночь, каждому отряду отводили участок где-нибудь на окраине в лесу. Тогда это было очень распространено – борьба с диверсантами. Охраняли озера, чтобы воду в них не отравили. По ночам в лесу было очень страшно, дежурили до утра. Диверсантов, конечно, так и не поймали.
Я не понимал тогда, что же такое война на самом деле.
Считаю, что важным этапом в понимании этого была первая бомбежка Москвы. Очень хорошо запомнил этот день – 22 июля. Наша столица сильно пострадала, бомбежка была неожиданной, сгорело несколько заводов, разрушено было много домов, появились первые жертвы среди горожан.
26 июля все наши отряды собрали в Доме пионеров, несколько часов дали на сборы и на машинах доставили к Смоленску. Там из нас образовали комсомольские строительные батальоны – мы сооружали оборонительные линии на дальних подступах к Москве. Руководил этими работами известный инженер-градостроитель Жук. Работа была очень тяжелая, выдали нам только лопаты, а возводить укрепления надо было в очень короткие сроки. Наши войска отступали. По-настоящему эти укрепления так и не успели использовать. Был сдан Смоленск, и мы вместе с регулярными частями отступали до Вязьмы. В сентябре пришел приказ: всех, кому не исполнилось 19 лет, отправить домой.
Я вернулся в Москву, пошел в школу, в 10 класс. Отец вместе со своим заводом был эвакуирован в Челябинск, мы с мамой позднее эвакуировались в Новосибирск. Я учился в 55-й школе.
Вскоре прибыло в Новосибирск оборудование 69-го завода (пл. Калинина). Рабочих рук не хватало. Объявили комсомольский призыв. Классы целиком все до единого человека уходили работать. Из нашей школы тоже. 20 декабря наш класс полностью пошел работать на этот завод. Там было казарменное положение, работать было очень тяжело, особенно уставали мы в первые дни, буквально валились с ног после смены.
С благодарностью вспоминаю директора завода Котляра. Он понимал, что нам необходимо закончить 10 класс. Директор нашей школы Толмачев тоже очень помог нам в этом, договорился с учителями, они занимались с нами по вечерам. Конечно, приходилось заставлять себя заниматься, голова тяжелая после смены, программу сократили до минимума. Но всё-таки мы получили среднее образование. Что значили эти занятия, мы поняли много позднее.
Очень стремились попасть на фронт. Я давно уже мечтал стать летчиком, мечтал попасть в МАИ. Узнал, что в Иркутске есть авиационное училище. У военкома расспросил, когда отправляется туда команда. Вместе с друзьями в этот день сбежал с завода, но когда мы пришли в военкомат, выяснилось, что формируется команда в Днепропетровское артиллерийское училище на конной тяге, а в Иркутск команду уже отправили. Время было военное, за побег с завода нам бы не поздоровилось. Так я попал в артиллерию. С завода был дан розыск, но прошло уже несколько дней, пока он дошел, мы уже были зачислены в училище.
Я городской житель, с лошадьми дела никогда не имел. В училище были «монголки», маленькие, мохнатые, кусались, лягались всеми ногами. Заведовал училищем очень известный человек – в прошлом заместитель знаменитого Доватора-Серийко. Он очень любил лошадей, считал, что лошадь не может делать что-то не так, как нужно, поэтому если у курсанта что-то не получалось, то кнутом доставалось в большей степени ему. Тренировки у нас были, как в цирке – лошадь идет по кругу, а в центре с кнутом Серийко. В училище я пробыл с августа по апрель.
После окончания попал на Воронежский фронт. Запомнился путь. По дороге нас часто бомбили. На станции «Лиски» Воронежской области 11 мая был крупнейший налет немецкой авиации. Бомбили с 7 вечера до 4 утра беспрерывно. Такой бомбежки я больше ни разу не видел. По прибытии на фронт меня назначили заместителем командира батальона. У меня в подчинении было 2 взвода, 4 орудия. Должность высокая, а опыта у меня никакого, солдаты все старше меня, многие воевали еще в первую мировую. Но меня окружили такой заботой: лягу спать – с двух сторон ложатся солдаты, греют. Относились ко мне, как к сыну. Такого человеческого тепла я никогда и нигде не встречал. Это была полковая артиллерия, орудия очень старые, многие на деревянных с железными ободьями колесах, лафеты не раздвигались.
Позднее меня направили в дивизионную артиллерию командиров взвода управления. В состав дивизиона входили два батальона, 176 мм и 120 мм орудия и взвод управления, в котором было отделение разведки и отделение связи. Так что «огневиком» я почти не был – всего половину месяца, позднее, когда был контужен.
Закончилась для меня война в 200 км от Будапешта – меня ранило 18 октября 1944 г. Из госпиталя выписался в апреле 1945 г. Победу встретил уже дома в Москве.
Я никогда не видел такой Москвы. Народ весь вышел на улицы, все шли к Красной площади. В ночь, когда объявили о капитуляции гитлеровской Германии (это было в 1 час ночи), никто не спал.
Сталкивался на войне со слабостью, когда человек не выдерживал военных тягот, но чтобы советский человек перешел на сторону немцев – нет, не сталкивался ни разу. Были трагические случайности. Когда мы только прибыли на фронт, молоденькие лейтенанты из училища, на командном НП не оказалось связных, чтобы развести нас по нашим частям. Каждому из нас дали в руки кабель, и по этим кабелям мы отправились на передовую. Нас обстреливали, часто приходилось ложиться, пережидать. Кабелей было много – и наших, и немецких. Я добрался до своей части благополучно, а на следующий день по радио немцы объявили, что советский офицер перешел к ним. Это был мой товарищ, вместе мы бежали в училище с завода, я не верю, что он мог перебежать к немцам. Думаю, здесь действительно имела место трагическая случайность – перепутал кабель.
Первая награда – за Днепр. Мне пришлось дважды его форсировать. Первый раз – под Днепропетровском. Второй раз – в Запорожье, правда, я уже не участвовал непосредственно в форсировании – на правом берегу нашими был захвачен небольшой кусочек – 4 км длиной и около км шириной. Немцы всеми средствами пытались сбросить наших в Днепр. На этом плацдарме была батарея. Меня направили туда командовать ей с рацией, я пробыл там 26 дней. Получил позднее за это Орден Отечественной войны.
В связи с этой переправой вспоминается одно курьезное обстоятельство. Переправлялся я на этот плацдарм по… фляге с водкой. Фляга была большая, водки очень мало, держала она на воде хорошо меня вместе с рацией. Дал ее старшина, который переправлял продовольствие на правый берег.
После войны
— Может быть, Вы видели фильм «В 6 часов вечера после войны» и помните такой эпизод: герой выходит из госпиталя, и за ним громко захлопывается дверь. Понять до конца смысл этого эпизода может только фронтовик, который выписался из госпиталя и для которого война уже кончилась. Вроде, надо радоваться: человек жив, здоров, все впереди, а мне становится страшно, когда я вижу этот эпизод, я пережил подобное состояние: за твоей спиной захлопывается дверь госпиталя – и что дальше, как теперь жить? Особенно тяжело, наверное, было людям, у которых никого не осталось из родных – куда идти?
Мои родители были в Москве, я часто сбегал к ним из госпиталя. С сестренкой (она училась в МГУ) мы часто гуляли и однажды зашли в университет. Я увидел таблицу «Географический факультет» и вспомнил, что в школе мне очень нравилась география. Пошел к декану, и он разрешил мне посещать занятия (а шел уже второй семестр) с условием, что если я сдам хоть один экзамен, меня зачислят на следующий год на первый курс.
Я сбегал из госпиталя на занятия. Сразу же понял, насколько я отвык заниматься. Сосредоточиться на полчаса – это было почти невозможно, я не мог отсидеть полностью ни одной пары. Но мне очень помогли студенты – оставались после занятий, разъясняли непонятное.
Я сдал все экзамены за второй семестр. Летом вместе со всеми поехал на практику. А в оставшиеся летние месяцы подготовился и сдал все экзамены за первый семестр. В сентябре, не зачисляя меня на первый курс, меня перевели на второй. С этим, кстати, у меня были неприятности при получении диплома – на первый-то курс я не был зачислен – такого приказа не было.
Я не считаю, что ваше поколение хуже нашего. Сейчас другие условия, следовательно, и другие люди. Что мне не нравится в молодежи – это какая-то несобранность, необязательность. Но что мы почему-то мало ценим – это очень высокий уровень образованности современной молодежи.
Подготовлено на основе материалов фонда Музея истории НГУ.
#научныйполк
