В мае 1757 года вступившая в Семилетнюю войну Россия двинула на Восточную Пруссию 55-(согласно другим данным, 65-)-тысячную армию под командованием фельдмаршала Степана Апраксина. Обремененные весьма значительным количеством артиллерии и воистину огромными обозами, войска шли почти черепашьим темпом, с частыми остановками, добравшись до прусской границы лишь к концу июля. Отличительной чертой данного контингента можно считать наличие в его составе множества частей иррегулярной кавалерии, начиная от татар, башкир и калмыков, и заканчивая казаками.
Среди последних было и пять слободских полков (Харьковский. Сумский, Ахтырский, Изюмский, Острогожский). Прижившихся на Слобожанщине – в нынешних ориентирах это историческая область на территориях северо-востока Украины и юго-запада Центрально-Черноземного экономического района России - выходцев из Малороссии и Польши еще называли черкасами, подразумевая под этим экзонимом славяноязычных казаков-христиан востока Европы. Слобожанами командовал бригадир Капнист.
Сам-то Василий Петрович происходил из греков, бежавших в Россию от османского ига. После смерти родного отца парнишке покровительствовал казачий полковник Павлюк, который, вообще-то, видел своего «пасынка» купцом и даже предоставил ему для этого начальный капитал. И хотя в торговом деле юный Капнист оказался довольно удачлив, грезил он вовсе не о прилавке и тугой мошне, а о поле битвы и ратной славе. Записавшись в Изюмский полк и создав свой отряд, сначала нанес тяжелое поражение ногайцам и прочим степнякам, грабившими запорожские земли, за что был произведен в сотники. А затем отличился в походах русского генерал-фельдмаршала Христофора Миниха, особенно проявив себя при осаде турецкой крепости Очаков. Карьера теперь уже миргородского полковника едва не пошла прахом из-за ложного доноса с обвинением в замысле убить гетмана и предаться татарам. Однако Капнисту удалось защитить свое честное имя, в награду за невинное страдание получив бригадирский чин.
Так вот. Казаки и прочие иррегуляры в сложившихся условиях оказались весьма полезны для русской армии, став ее глазами и ушами: несли боевое охранение, ходили в разведывательно-диверсионные рейды, постоянно тревожили неприятеля набегами, собирали для регулярных войск фураж и провиант. Что особенно важно при этом – сами не состоя на казенном довольствии, добывая пропитание себе и своим коням за счет прусских обывателей.
«Искусные в засадах, осторожные на постах, привычные к трудам и деятельности, казаки имели неоспоримое преимущество пред всеми остальными войсками и в продолжение всего похода должным образом поддерживали свою славу отличных наездников», - писал русский литератор Николай Гербель.
Однако настоящим испытанием для слобожан стало сражение, состоявшееся 19 (30 по новому стилю) августа у прусской деревушки Гросс-Егерсдорф.
Как известно, едва рассеялся утренний туман, пруссаки предприняли фронтальную атаку своей пехотой. Одновременно от их правого фланга отделилась колонна тяжелой кавалерии, которая устремилась к стоявшим на левом крыле русских войск слободским и донским казакам. Увидев этот маневр, Капнист тут же скомандовал полкам атаку и лично возглавил ее, ринувшись навстречу врагу. Что ж, храбрости бригадиру с его подчиненными и впрямь было не занимать. Вот только встречный бой легкой конницы с кирасирами обернулся вполне предсказуемым исходом. Пользуясь современными аналогиями это было все равно, что бросить пулеметные тачанки на танковый клин.
Латники быстро смяли казаков и обратили их в бегство. Спасаясь от кирасирских палашей, слобожане бросились в интервалы между русскими пехотными полками, надеясь укрыться в тылу. Прусская кавалерия поэскадронно продолжала преследовать бегущих и, по словам очевидца, «текла, как некая быстрая река и ломилась за казаками прямо на нашу пехоту». Бойцы Капниста защищались с мужеством отчаяния, а сам их командир, уже получивший несколько ран, ожесточенно рубился в окружении врагов, пока не упал наземь после разящего удара по голове.
Тем временем русская артиллерия, выручая попавших в беду казаков, открыла сильный огонь по кирасирам противника, не только заставив их остановиться, но и принудив к поспешному отступлению. Пушкарям усиленно помогали батальонные каре. Осыпаемые пулями и картечью пруссаки повернули восвояси, но добраться к своим удалось не всем. Оправившиеся слобожане, мстя за смерть любимого командира, окружили эскадрон, дальше остальных углубившийся в русские порядки, и истребили его до последнего человека. А затем, услышав призывные сигналы труб и литавр, начали стягиваться к своим полковым знаменам, «горя желанием загладить свою первую неудачу». Впрочем, решающий вклад в нашу победу внесли уже регулярные части…
После окончания сражения казаки долго искали на поле боя тело Капниста. Наконец, нашли - под убитой лошадью возле одной из покореженных пушек. Василий Петрович оказался настолько изрублен, что опознать его удалось лишь по бригадирскому мундиру да еще благодаря подаренной ему некогда императрицей сабле, которую герой продолжал крепко сжимать в руке.
«Таково было участие Слободских полков в кровопролитном Гросс-Егерсдорфском сражении, - резюмирует Гербель. – Участие это было неблестяще и непродолжительно, но, тем не менее, кроваво и стоило им дорого. Привыкнув иметь дело с турками и татарами или с польскими конфедератами, слобожане не имели никакого понятия о регулярном строе, действовали врассыпную, и если брали верх, то, конечно, не знанием военного дела, а личною храбростью и проворством. He испытав поражений, они думали так же легко справиться и с пруссаками, как справлялись с турками и татарами, и дорого заплатили за свою опрометчивость. Гросс-Егерсдорфское поражение заставило слобожан призадуматься и удостовериться собственным опытом в превосходстве регулярного строя перед казачьим».
Как известно, Апраксин не воспользовался плодами победы, отказался от преследования отступавших пруссаков, а затем и вовсе предпочел вернуться в Россию. Все слободские полки, видимо, по причине их плачевного состояния, были отпущены на Украину, куда и прибыли к концу этого же 1757 года. На Слобожанщине уже вовсю шла реформа, затеянная Государственной военной коллегией, которая предписала графу Салтыкову сформировать из казаков гусарский полк. Таковой действительно создали, но за все время своего существования эта воинская часть так и не была никуда употреблена и даже не покидала место своего расположения, а в марте 1765 года оказалась расформирована.
Сменившая Елизавету Петровну на престоле Екатерина II решила основательно заняться этой частью своей империи. Потому что, как свидетельствует историк, «слободско-украинский быт не вел уже ни к чему, кроме беспорядков». Да и местное население становилось все более пестрым. Сначала в Слобожанщине принялись селиться большими колониями великороссы, до этого проживавшие в небольшом количестве по преимуществу в украинских (что, вообще-то, означает «пограничных») крепостях. Потом сюда переселились из Румынии валахи, а с Балкан прибыли сербы с кроатами (хорватами). Как следствие, кардинально изменился местный образ жизни.
«Слободская Украина перестала быть украиною (то есть, окраиной – Авт.), окружившись со всех сторон русскими областями», - замечает Гербель.
Остается лишь сказать, что не все слободские казаки захотели подчиниться новым порядкам. Часть таких непокорных ушла на Дон, Урал и Кавказ, а самые упертые и вовсе присоединились к тем запорожцам, которые после упразднения Сечи предпочли стать турецкоподданными.
