Данька неучтиво – обычно он был вежлив с девчонками… – оттолкнул Боровикову, через ступеньку сбежал на первый этаж. В этот вечер я впервые возвращался домой один. И Данька тоже… Мы встречались в школе, молча кивали друг другу, не подавая руки. Данька жил прошедшим «Осенним балом» и считал, что может на каждой перемене приходить в 1-А. А я помнил, как Александра Павловна проверяла прописи, иногда поднимала на меня глаза… И это было таким счастьем, что я не мог уйти из класса.
Теперь в 1-А мы приходили оба, но не вместе… Я не заходил к первоклашкам, если там Данька ремонтировал дверку шкафа… А он будто случайно заглядывал в открытую дверь, слышал, как я рассказываю мальчишкам из 1-А о том, что должен уметь вратарь школьной футбольной команды… вызывающе вскидывал голову и делал вид, что и не собирался заходить в 1-А. Мы с Данькой – оба – упрямо не соглашались признать себя третьим лишним… Хотя наблюдательная Женя Боровикова выразительно вздохнула:
- Как там, мальчики?.. Про закон!.. Ну, по которому третий должен уйти! Ой, не могу!.. А
Сашка Мельникова хоть догадывается, что из-за неё кипят такие страсти?
Сашка Мельникова… Александра Павловна, казалось, ничего не замечает. Если она была в своём 1-А, в глазах её была простая, совсем девчоночья радость – одинаковая: я ли заходил на перемене в 1-А, или Данька Евдокимов… А когда приходила к нам на литературу, становилась суховато-строгой. За сочинение по лирике Есенина мы с Данькой получили по двойке: за совершенно одинаковый текст… Обычно Данька, скатывая у меня сочинение, всё же как-то творчески перерабатывал его. Боровикова умело подлила масла в огонь:
- Нуу… ты, Евдокимов, подставил друга!.. Кто ж так списывает! Пятёрка Ивашову за четверть теперь не светит.
Данька растерялся… И я, конечно, понял, что подставлять он меня не собирался… Просто – машинально скатал, думал совсем не про сочинение. А Данька снова вскинул вызывающий взгляд – в последнее время это у него здорово получалось… Этим взглядом он словно согласился с Боровиковой, что – да, подставил!..
И мы оба поняли, что вплотную подошли к неизбежности. Что дальше уже некуда… И нечего ждать, и надеяться не на что. После пятого урока Данька чуть заметно кивнул мне. Я глазами показал за школьную изгородь. Как мы всё-таки умели понимать друг друга!..
Дрались мы с Данькой за школой: самое удобное место для выяснения таких вопросов, что просто так уже не решаются. Здесь начиналась дорога в степь. С одной стороны – непроходимые заросли какой-то особо злющей крапивы, что до сих пор не высохла, с другой – стена колючего шиповника. А самое главное – дежурные учителя сюда не заглядывали. Какие-то секунды мы отчаянно ждали… Оба понимали: ударить первым – значит, безоговорочно признать, что мы больше не друзья… Мы будто стояли у черты, за которой для нас с Данькой уже никогда не будет такого, чтобы – одно на двоих: один день рождения… один террикон, с вершины которого мы любили смотреть на самую лучшую на свете реку, на наш Северский Донец, одна мечта о том, что мы обязательно станем горноспасателями… И – одна девчонка, в которую мы одинаково влюбились. И эта любовь оказалась тем, что не может быть одним на двоих…
Ударили мы друг друга одновременно, – как нам и положено… Через мгновение мы оба покатились в заросли крапивы, поднимались снова, продолжали молотить друг друга – без всяких правил, в каком-то безысходном горе… которое оба чувствовали…
Расшвырял нас в разные стороны Димка Забродин из 10-А. Рослый и сильный,– выше и крепче любого одиннадцатиклассника, Забродин сам никогда не дрался. Если уж возникала необходимость, просто давал пня, молча смотрел исподлобья. На нас с Евдокимовым Димка взглянул с угрюмым интересом. Мы с Данькой оба хрипловато дышали, отряхивались от пыли, вытирали лица разорванными рубахами: у Даньки кровь из рассеченной брови заливала глаз, я, пытаясь сдержать кровь, старательно шмыгал разбитым носом. Мы кивнули Забродину, и только после этого он ушёл в школьный двор. Прозвенел звонок – надо было идти на литературу. В двери десятого кабинета мы нарисовались одновременно. Наш 10-Б безмолвствовал – от изумления. А Александра Павловна негромко и сухо сказала:
- Выйдите. Оба.
Мы сидели на подоконнике в конце коридора. Как-то никому из нас не пришло в голову, что можно было сидеть на разных подоконниках, в разных концах коридора…Так и сидели, – на одном… Я задыхался от обиды, что Данька на дискотеке, когда меня не было, танцевал с Александрой Павловной – будто ему девчонок мало!.. А он не мог забыть, что я не пошёл на тренировку, а сидел в 1-А и не сводил глаз с Александры Павловны. А самое удивительное… совершенно непостижимое было в том, что сидеть вдвоём на этом подоконнике нам с Данькой было невыразимо хорошо. Хорошо, что мы подрались, – гораздо лучше, чем молча кивать друг другу при встрече и не подавать руки.
А потом был последний урок литературы с Александрой Павловной. В понедельник возвращалась наша София Аркадьевна, а Александра Павловна уходила к своим первоклашкам.
Никто не заметил, как на учительском столе появился изящный пакет. Вошедшая Александра Павловна вопросительно оглядела класс. Боровикова пожала плечами, улыбнулась:
- Это Вам, наверное… – Задумчиво предположила: – Наверное, это цветы…
Александра Павловна тоже улыбнулась:
- Цветы?..
В пакете, перевязанный тоненькой розовой ленточкой, был букет… сухого татарника. Зловещие колючки, ещё более колючие – от того, что сухие… – видно, впились в ладошку Александре Павловне. Брови её чуть заметно вздрогнули, но она ничего не сказала, убрала пакет с сухим татарником со стола. Мы с Данькой одновременно показали Боровиковой кулаки. Женя изумлённо покачала головой. Александра Павловна, не поднимая глаз от классного журнала, предупредила нас:
- Ивашов и Евдокимов, вам лучше повторить стихотворение, – сейчас будем проверять домашнее задание.
После шестого урока Боровикова ничуть не оправдывалась, – она праведно возмущалась:
- Делать мне нечего! Стала бы я тащить в школу охапку татарника! Стала бы рвать его, – с такими колючками! Попробуйте сами сорвать – хоть один стебель!
Я взглянул на Даньку:
- Найти надо… кто притащил эти колючки в школу.
Данька кратко бросил:
- Найдём.
И мы снова решили, что искать будем вместе. И оба неловко скрыли радость: в 1-А можно зайти вдвоём. И зашли, – ещё перед первым уроком… На учительском столе лежал букет сухого татарника. Те же зловещие сухие колючки притаились, – будто готовились за что-то отомстить Александре Павловне. Но это был другой букет – ещё больше вчерашнего…
Александра Павловна как-то виновато улыбнулась:
- Сможете отнести этот подарок… куда-нибудь подальше от школы? Только осторожнее!
Ей было будто стыдно – за кого-то… и – за себя.
А мы с Евдокимовым были уверены: кто-то из девчонок! Ну, кому же ещё так мстить Александре Павловне – за то, что мы вдвоём с Данькой влюбились в неё… Я-то – ладно… Со своей короткой стрижкой простоватых ржаных волос, с чуть приметными, какими-то пацанячьими, нечастыми веснушками на лице – я догадывался, что не очень интересен повзрослевшим принцессам из нашего 10-Б, да и из 10-А тоже. А смуглый , кареглазый Данька Евдокимов чуть ли не с первого класса нравится девчонкам… И эти букеты из сухого татарника – ответ обиженных девчонок за Данькино холодное равнодушие. За то, что не в кого-то из девчонок влюбился, – это было бы понятно и ожидаемо, а в училку первоклашек. Данька хмуро соглашался с моими доводами.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»