В финале зимы, после истечения последних капель полярной ночи, каждый вечер хочется накидаться, как сурок людоед, до ступора высшей нервной деятельности, истаивания выражения в глазах и полуклинической остановки существования. В процессе скромно надеясь, может в этот раз она сможет оказаться полной. Или хотя бы, что в этот раз выйдет вышибить клином клин глубокого DOWN.
Настолько глубокого, что шекспировского накала вопрос, это уже не «счастье моё, где ты?». А где ж, хотя бы нерв и драйв, с выдохом «ненавижуууу!» закружиться волчком и наотмашь, вслепую замолотить кулаками вокруг себя, по воздуху, стойкам аппаратуры и стенам из тяжелого бетона. Не задумываясь во что превращаются костяшки и как потом наводить порядок.
Куда же, в какие затерянные города ушла способность танцевать, как будто никто не услышит, как ты долбанешься с края сцены с истошным воплем: «Сайонара, холи шит!».
Да, не зря в медпункте среди прочего забавного, ну или страшного – дело вкуса, барахла валяется старый американский робот для лоботомии. На завершении сезона в секторе ноосферы Н-70 творится такое, что его применение может оказаться вполне годным аварийным выходом.
Клубится феерическая жесть, кроличья свадьба и собачьи бега управляющих сигналов, сквозь которые с трудом пробиваются, порядочно искажаясь в процессе, и в эталоне отнюдь не «сладкий пэрсик» собой представляющие волны, пробуждающего тоску по другим небесам, провоцирующего экстаз в агонии, окисляющего и дегидратирующего – Радио ледяных пустошей.
Наслаждается этим всем, его бессменный ведущий или все-таки ведомый? Но бессомненно, что большой специалист по истяжению хвостовой кости, позвоночный тетрапод, вакуумный элитарий и узколобый милитарист, а также летучий крыс оборотень – Джон-ледяные-яйца.
И этой экзистенциальной полночью он намерен развернуть мысль из прошлого выступления: есть только миг озабоченности и расторможенности. И именно он и называется жизнь. И её качество легко поверяется гармонией – отношением числа брошенных палок к литрам высосанного чистого спирта.
А семья и карьера, это просто булл-шит и влезать в эти блудняки стоит ровно на столько, чтобы надежно парировать угрозу голодной смерти прям ща и сбора бутылок, на пенсии.
Дело такое, жизнь – это движение. Естественно, не то, что с отбойным молотком в шахте или у горячего мартена. Жизнь, это возвратно-поступательное, поршневое, да-да то самое движение. Движение по географии. Сферам деятельности.
В крайнем случае битье головой об стену и подергивание ножкой лежа на диване.
Нет, без базара, у некоторых людей – настоящих творцов, неподдельных ученых, короче, тех кто имеет в своих черепках более продвинутые, чем у Джон межушные нервные узлы, есть и иные критерии качества жизни. Другое движение, не видимое глазами и неизмеримое динамометром. Ну тут остается только завидовать.
А у стандартного офисно-заводского хомяка есть только экстенсив. Быстрее, выше, сильнее. Больше-больше палок на 1 литр. А остальное, приостановка в пути, который и так не то, чтоб чрезмерно длинен. Roger that.
