-Сне-жи-нки… за-кру-жи-лись… закру-жиились над Дон-цом… – Натальины четвероклашки старательно писали диктант. Шёл второй урок. В классе стояла тишина… Как любила Наталья Андреевна своих малышей, – за эту старательность в тишине урока! Она диктовала предложения про зиму… и видела всех сразу и каждого в отдельности. Денис Васильев строго дёрнул за рукав соседку по парте Олесю Мирошникову. Олеся засмотрелась в окно, тихонько вздохнула: хорошо воробьям! Вон как расшумелись, радуются снежинкам! А тут сиди и думай, как написать: трапинка или тропинка! А воробьи с куста сирени взлетают вверх… а потом будто ныряют в кружащиеся снежинки… Олеся незаметно скосила глаза в Денискину тетрадь, – просто интересно, как Васильев написал: снежинки… или снижинки… А рассмотреть не успела. Денис поднял глаза на учительницу, скомандовал:
- Строимся! По одному!
Наталья Андреевна горестно смотрела, как её любимые отличники и те, кто не очень отличники… послушно и быстро выходят из-за столов, как стайка малышей на глазах превращается в стройную цепочку, и так, странно молчаливым ручейком, ребята спускаются в школьный подвал, – потому что с той стороны Северского Донца снова загремели миномёты вооружённых сил украины. Натальины отличники и не очень… – все к четвёртому классу научились так дисциплинированно и правильно спускаться в подвал, что без слёз на этот ручеёк нельзя было смотреть.
Наталья Андреевна быстро вытерла слёзы. Хотя плакать очень хотелось, – ещё и потому, что на первом уроке она смотрела в окно и видела, как Валерий курил, – одну за другой… Курил и не сводил глаз с окон её 4-Б. Ждал перемены. После первого урока перемена короткая, и Наталья убедила себя, что ей срочно надо навести порядок в своём столе… и вообще, – проверить, сколько кусков мела у неё осталось… и ещё надо было просмотреть поурочный план по математике… И – вообще!.. Кто его заставлял, – на свадьбе с другой целоваться! Одним словом, некогда и незачем было выходить в школьный двор… Наталья старалась не смотреть в окно… А когда всё же взглянула, увидела, как Валерий запрыгнул в кузов притормозившей машины, – его смена сегодня отправлялась на позиции вдоль Бахмутки… Дрожащей ладонью Наталья прикрыла глаза: когда теперь придётся сказать ему слова, от которых у самой замирало сердце:
- Я тебя никому не отдам. И целоваться ты будешь только со мной.
Дотемна каратели обстреливали посёлки из РСЗО «Град». Сюда, в подвал, глухо доносился звон стёкол, выбитых из школьных окон… Как притихшие птенцы, тесно прижавшись друг к другу, серьёзные малыши сидели на скамейке. Молча зажмурились, когда стало ясно: произошло прямое попадание в школу. Ударило где-то в районе спортзала… И стенки задрожали.
И ничего они не привыкли к обстрелам, думала Наталья. Просто научились тихонько сидеть в подвале и терпеливо ждать, когда утихнут разрывы над степью, что начиналась сразу за школой.
… Даша всматривалась в Мишкино лицо. Невесомо прикоснулась губами к ране на виске. От стыда запиналась:
- Миш!.. Ты видел?.. Ну, тогда, на свадьбе... Валеркиной и Наташкиной. Видел?
Мишка отвернулся к окну.
- Миш!..
- Ну… видел.
- И что теперь, Миш?
Мишка не поворачивался. Глуховато спросил:
- Ты его любишь?
Чуть слышно Даша прошептала:
- Не знаю… Хотела… любить. На Наташку злилась, – ещё со школы. Когда он её выбрал.
- Даш, он Наташку свою любит. Я знаю. – Гончар всё же взглянул на Дашу: – Видел я, как вы с ним целовались. Вот только непонятно мне: он словно ничего не помнит… ну, как целовались вы. А не такой уж и пьяный был.
Даше воздуха не хватало… И, чтоб совсем не задохнуться, она решилась:
- Миш, да не пьяный он был… совсем. Это я… в стакан ему… ну, у Степаниды я была. Он и правда не помнил, как мы с ним в Дубки шли.
Мишка приподнялся на локте. Голова закружилась, больно задёргались раны на виске и на плече.
- Дура! Ну, и дура!..
- Миша!..
- Выйду отсюда… – Мишка бессильно откинулся на подушку: – Выйду, и мы с Валеркой в щепу разнесём её домишко. А её саму выпроводим из посёлка, – пусть идёт, куда глаза глядят. Какая же ты дура, Дашка!
- И… ты не простишь?
Мишка снова угрюмо отвернулся. Закрыл глаза.
-Не знаю. Ты иди. Я спать хочу.
Даша поднялась. Уже в двери догнал её Мишкин голос. Замерла от его непонятной надежды:
- Валерку увидишь, – скажи, чтоб… зашёл ко мне чтоб. Скажи.
- Миш, на позициях они.
- Чтоб зашёл, – скажи.
… Кружилин не поверил глазам. А потом вспыхнул от ярости: в пороховом дыму, в разрывах миномётного обстрела к нему шла Дашка Пылеева. Валерий бросился ей навстречу, рванул за руку:
- В окоп! Живо!
В тесном сыром окопе швырнул её на землю:
-Сидеть!.. Не люблю я тебя, Дашка! Ну, чего ты добиваешься! Не люблю! Никогда не любил! Ну, чего ты припёрлась сюда, – под снарядами!
А Даша согласилась:
- Не любил, – не знаю, думаешь… Я сказать хотела. Тогда, на твоей… на вашей с Наташкой свадьбе… Я тебе из другой бутылки налила…Не заметил ты.
Валерий опешил:
- Что… налила?.. Из какой бутылки?
- Ну… из Степанидиной, в общем. Я хотела, чтобы у нас с тобой… на твоей свадьбе… ну, всё случилось. Раньше, чем с Наташкой. Степанида и дала... настойку...
Валерия закачало… Потом закружило со страшной силой, – как во время прыжка с парашютом… И в этом непонятном, шальном вращении он вспомнил их недавний разговор со Степанидой:
-А ты откуда знаешь? Свечку, что ли, держала?
- Не обошлось без меня, – горько согласилась Степанида.
Так вот в чём было её участие!
- А ты, Валер, сильным оказался. Крепким. Не подействовала на тебя Степанидина настойка. Быстро справился, пришёл в себя, – усмехнулась Даша. – Не помнишь?.. Это я тебя целовала… Так и скажи своей Наташке: это я тебя целовала.
Даша поднялась. Пошла к выходу из окопа. Ошеломлённый Кружилин смотрел ей вслед. Опомнился, когда она вышла под взрывы. И не успел…
Данька Мельник с первых дней воевал на позициях со своей Ирмой – большой и красивой собакой. Ирма была помесью неизвестной породы с обычной дворнягой. Ещё до войны Данька отслужил в погранвойсках – там он сам обучил щенка-подкидыша всем премудростям пограничной службы. И дембельнулся с выросшей красавицей и, как выяснилось, ещё в большей степени умницей Ирмой. Забрать собаку оказалось несложно: как раз по причине её беспородности. Уже здесь, за годы войны, Данька научил Ирму сапёрскому мастерству: не раз им доводилось заниматься разминированием на берегу Северского Донца. На позициях Ирма ни на шаг не отходила от Даньки. Часто Мельник свирепо матерился: лезет, дура, под пули! Не обойдусь, думает, без неё!
Сейчас Ирма лежала вблизи миномёта: выдалось короткое затишье. С удовольствием кушала корочку хлеба, – с всегдашней своей аккуратностью держала хлебушек в лапах. Когда услышала, что на той стороне Донца снова загремело, немедленно вскочила, в беспокойстве оглянулась,– искала Мельника. Наконец, увидела Даньку, со всех ног бросилась к нему.
- Ирма! Назад! – отчаянно закричал Данька, уже не веря, что Ирма добежит к нему… Глаза закрыл, – чтобы не видеть… И не увидел, как Даша схватила Ирму за ошейник, как оттащила её за пригорок, и там просто упала на неё… Когда Валерий подбежал к ним, Ирма сидела рядом с Дашей, не сводила с неё внимательных глаз… Валерий поднял на руки Дашу. Не замечал, как её кровь заливает камуфляжную куртку.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Навигация по каналу «Полевые цветы»
