Начало истории
Так прошел год, за который я узнал всех людей в роте поотделенно и взводно. По фамилии, имени и отчеству – по приказу командира роты. Он говорит: «Какой ты старшина – на вечерней поверке читаешь по списку – такой-то, такой-то? Ты должен выстроить роту и без всякого списка, начиная с 1 взвода 1 отделения на память делать перекличку!» Я это внял, хотя было не обязательно и пока кто служил в нашей роте, я запоминал всех по имени-отчеству и на вечерней поверке был без списочного журнала.
Прибыл новый и последний по счету моего старшинства лейтенант Немичев. При передаче вызвали меня и новый командир роты спросил: «Согласно записи оружие, боеприпасы и имущество в наличии имеется?» «Имеется полностью» - ответил я. Передача окончена.
Куда перевели Акимова Ивана Ильича, я не знаю, до предпоследнего года моей службы, да и после него, служба у меня пошла очень криво и все по своей глупости.
Мы передислоцировались – перешли на другое место – это в конце 1942 года. Тоже в сопках, снова копать котлованы под казармы, под столовую, в общем снова в землю все. А потом были учения. Учения закончились и мы возвращались в казармы ночью. В одной из деревушек мне солдаты сказали, что тут есть магазин и мы постучали, чтобы купить спичек, нам сказали – посылайте старшину, а то вас придет целая рота. Я пошел к этой лавочке и вправду видно окно, горит свет. Я постучал и объяснил, что нужно купить спичек т.к. вы солдат не пустили.
Вобщем, где проходили войсковые части всегда магазины закрывали или убирали с прилавка-полок спиртное и тут тоже. Мне открыли, я зашел, купил спичек и попросил спирту, какая-то плоская бутылочка, грамм 300-400 примерно – достали мне, поблагодарил и вышел. Спичи отдал помощнику командира взвода, чтобы раздал по коробочке каждому солдату т.к. спички были дефицит, прикуривали от крысало-кремень (стальная палочка и фитиль).
Этот спирт потихоньку пил дорогой, а потом приехали домой и дома расположились честь по чести и меня увидел командир роты Немичев, что я «того», но ничего не сказал. Я решил еще сходить в санчасть и попросить еще у санинструктора денатурату. Он мне ответил, что нет, а сам показывает глазами, что за занавеской врач, вновь прибывший. До этого был Жолобов, но он меня знал. Из-за занавески врач мне и говорит: «Выпили – и идите спать!» Тут я с ним поскандалил, но излишка кажется, а потом пошел домой. С сопки упал, большой палец у левой руки заломил и обратно пришел в санчасть, меня тут чуть пустили, не верят, что я палец заломил-вывихнул. Врач и говорит, что ругаться я сюда пришел, но я с ним еще тут поругался, а Мансуров, санинструктор, мне все же налил с полстакана, ухитрился.
Не помню, как пришел в казарму, но все же лег спать чин по чину. Утром проснулся, кто-то роту повел на завтрак. Я умылся, оделся и хотел было пойти в столовую, как мне командир роты Немичев говорит: «Поди в штаб, тебя командир батальона вызывает».
На душе – хуже быть некуда. Пошел в штаб батальона. Командир батальона капитан Уколов, тот, который был как-то, еще в мирное время(нашли в нашей роте у одного солдата вошь). И он, Уколов, безукоризненно одетый, в хромовых перчатках, руки сложил назад (после доклада ему, что по вашему приказанию вверенный Вам батальон построен, весь личный состав батальона) обошел роты внимательно присматриваясь к каждому солдату, но придирок к построению, обмундированию и чистоте сапог и замечаний не сделал. Вышел на середину построенного квадрата и объявил, что в нашем батальоне произошло ЧП. Что у какого-то старшины роты(у меня) в роте развелись Воши (не Вши, а именно Воши). Но и потом, что они, эти воши могут натворить убийственного для батальона. Потом скомандовал: «Старшина 1 роты, ко мне!» Я подошел, конечно, строевым шагом и доложил, как положено. И тут он начал мня стыдить: «Вот посмотрите на него – вот он – у него в роте воши! А кто их принес? Да он их и принес! Где у солдата воши возьмутся? Негде, а вот они! Ходят в город и заходят к таким же, у кого есть воши и там их наловят и несут в батальон».
Колил до красна, а я стоял по стойке «смирно» перед всем батальоном. Оправдания никакого и не заикнись об этом, хотя каждый знал, что он был не прав. Никуда мы не ходили и вшей в батальон не носили. Только после этого «богослужения» в батальоне уже не было ни одной вши, хотя они иногда и попадались, но до санчасти, куда подавали каждое утро записку формы № 20 писали «не обнаружено». А нашу роту было было приказано в приказном порядке помыть в бане, прожарить обмундирование, сменить постельное белье. Утром на форму № 20 - «не обнаружено».
Вот к этому Уколову я и явился.
Калил он меня неимоверно за мои прегрешения вплоть до расстрела, хотя я и сам понимал, что поступил нехорошо, но милости у него не просил, сказал: «Виноват – и за эту вину делайте-наказывайте, как хотите!»
За этот проступок меня сняли с должности старшины и перевели в техроту помощником командира взвода этого же батальона. Там я пробыл не более месяца. С командиром взвода я не ужился (продолжение)
