Поступив на службу в Пограничную стражу «Восток», теперь уже капитан Мюллер сначала находился при штабе 10-й армии, став личным адъютантом генерала инженерных войск Кане в Восточной Пруссии. Для Германии это было своего рода «Смутное время» (хотя сравнение с аналогичным периодом в истории России слабовато): после распада фронтов в ноябре 1918-го в Литве и Курляндии (проще говоря, в западной Латвии) продолжали добровольно оставаться довольно крупные немецкие воинские части, личный состав которых гордо именовал себя «балтийцами».
«С такими «балтийцами», офицерами, унтер-офицерами и солдатами, я познакомился еще 4 или 5 января 1919 года, во время переезда по железной дороге из Берлина в Кёнигсберг, - вспоминал Мюллер. - В моем купе сидели несколько фельдфебелей. Почти всю дорогу они рассказывали друг другу о случаях, якобы приключившихся с ними в боях с большевиками. Часто слышалось: «Рублики звенят!» Имелись в виду сделки, совершенные ими в еще оккупированной Курляндии и во время отпуска в Германии, например продажа гусей, масла, сала и т. д.. Это были современные ландскнехты, которые воевали ради добычи. К счастью, я находился в штабе армии и не соприкасался с таким сбродом».
Через месяц Мюллера перевели в штаб командования Пограничной стражи «Север», дислоцировавшийся в Бартенштайне (сегодня – польский Бартошице). Задача командующего – генерала фон Кваста заключалась в охране временной границы Восточной Пруссии на западе, а также восточной и северной границ этой провинции, которые пока проходили по территории исчезнувшей Российской Империи. Однако нашему герою вновь довелось поучаствовать в каких-никаких, но все же боевых действиях: в марте капитан Мюллер оказался в числе военных, которые ликвидировали советскую власть в Кёнигсберге.
Тем временем с малой родины капитан получал тревожные вести об образовании Баварской советской республики и боях местных революционеров с вторгшимися фрайкоровцами. Новое государственное образование, как известно, просуществовало меньше месяца, но сослуживцы Мюллера еще долго припоминали его происхождение, говоря, что потребовались прусские воска, чтобы навести в Баварии должный ordnung. И насколько велика была доля шутки в этой шутке, Винценц определить затруднялся, на всякий случай предпочитая отмалчиваться.
«Летом 1919 года я прочитал книгу о войне Франца Шаувеккера «В пасти смерти. Германская душа в мировой войне», посвященную немецким пехотинцам, - писал он гораздо позже. - Однако я никак не мог согласиться с тем, как автор расхваливал солдат-фронтовиков. Это было уж слишком! По мнению Шаувеккера, фронтовой солдат якобы живет ради войны, а война является источником всего сущего. Хотя я душой и телом был солдат, однако мне претили подобные взгляды».
Насколько Мюллер здесь искренен, учитывая, что мемуары свои писал уже в социалистической ГДР, бог весть. Как бы то ни было, с апреля 1919 года он служил офицером для поручений при начальнике оперативного отдела штаба командования «Севера» барона фон Фрича и в конце сентября вместе со штабом был переведен в Кольберг (ныне Колобжег в Польше). Вскоре замаячила возможность вновь послужить в сравнительно полноценной армии – вооруженных силах Веймарской республики. Молодое государство, стоит заметить, тогда «путчило» не по-детски. В середине марта 1920-го Вольфганг Капп сотоварищи поднял вооруженный мятеж, и его удалось подавить лишь с помощью Рурской Красной армии, которую потом саму пришлось подавлять силами фрайкора.
Обстановка в стране была такая, что перешедшим в рейхсвер штабникам расформированной погранстражи «Север» пришлось добираться до своих частей, переодевшись в цивильное. Мюллер в который уже раз оказался в Ульме, приняв под командование один из взводов 13-го саперного батальона. Из отчего дома капитану опять писали грустные письма – в Баварии все больше активизировались националисты. Не считая этого, служба шла вполне гладко: перспективного офицера командировали в штаб V военного округа в Штутгарте, где Винценцу предстояло пройти на первый и второй курс подготовки помощников командиров (так в целях маскировки называли запрещенную Версальским договором учебу в Военной академии). Летом 1921 Мюллер проходил стажировку в 1-м дивизионе 7-го артиллерийского полка в Вюрцбурге, а год спустя - в 19-м пехотном полку в Мюнхене. В перерывах между лекциями, учениями и маневрами капитан успел бракосочетаться с 22-летней дочерью преуспевающего адвоката Марией, урожденной Брандль.
В ночь с 8 на 9 ноября 1923 года войсковые части гарнизона Ульма подняли по тревоге – В Мюнхене разразился очередной путч, на сей раз «Пивной». Впрочем, солдаты и офицеры оставались в казармах, получив лишь категорическое указание насчет недопустимости передачи вверенного им оружия «в чужие руки». А когда намеченный марш из забегаловки «Бюргербройкеллер» на Берлин провалился, «готовность номер один» отменили, и все вновь вошло в привычную колею. В ноябре 1923-го Мюллер был переведен в министерство рейхсвера в столице, занимая там различные должности на протяжении следующих почти трех лет. После чего закончил третий - последний – курс обучения на «помощника командира», пройдя практику в 6-м батальоне связи под Ганновером и 8-м автомобильном батальоне в Мюнстере. Сменив еще несколько мест службы, осенью 1932 года Мюллер оказался при штабе командующего III военным округом в Берлине.
В своих мемуарах Мюллер довольно пространно, и в то же время избегая прямых описаний и выводов, рассказывает о приходе к власти Гитлера в 1933-м году и о «ночи длинных ножей» в июне 1934-го. Кажется, все происходящее этот отъявленный карьерист оценивал, исходя исключительно из соображений личного характера. На рожон не лез, политических интриг сторонился, заработав репутацию примерного служаки – теперь уже в рядах вермахта. Как и практически все кадровые военные, получивший в 1940 году полковничий чин первый офицер Генштаба (Ia) Группы армий 2 в Касселе нацистов презирал, считая их беспородными выскочками. Однако благоразумно эти свои настроения не афишировал. И хотя контачил с антинацистски настроенными сослуживцами, активного участия в их заговорах избегал. Зато штабной офицер неясной политической ориентации добросовестно участвовал в разработке планов «Танненбаум» (так в итоге и не осуществленного нападения на Швейцарию) и «Барбаросса» (к сожалению для СССР, получившего воплощение в реальности).
«Нападение на Советский Союз, не завершивший даже первоочередных оборонительных мероприятий, естественно, принесло вначале крупные успехи вермахту, - бесстрастно сообщает Мюллер. - Красная Армия понесла тяжелые поражения и по» кинула ряд важных районов страны. Однако преимущества внезапного нападения и блицкрига были сведены на нет в результате непредвиденного героического сопротивления Красной Армии, которая проявила неожиданную для нас боеспособность в защите своего социалистического отечества. Это снизило боеспособность германских войск и привело к окончательному провалу бредовых планов победоносного блицкрига».
Но до мая 1945-го было пока далеко, а к 1943 году Мюллеру (на заглавном фото) вручили генеральские погоны и 56-ю пехотную дивизию под начало, а через год, представив к Рыцарскому кресту Железного креста, повысили до командира XII корпуса. Соединение входило в IV армию Группы армий «Центр», которую летом 1944 года в ходе операции «Багратион» РККА разгромила наголову. После взятия Минска 3 июля главные силы 4-й армии, командование над которой принял Мюллер, оказалась в «котле» юго-восточнее белорусской столицы.
Снабжение полностью прекратилось, связь между частями была крайне неустойчивой, немцы совершенно потеряли ориентировку на местности из-за отсутствия карт района боевых действий, раненых везли целыми обозами на обычных крестьянских подводах и не оказывали камрадам медицинской помощи по нескольку дней. Все попытки вырваться из окружения провалились, немцы оказались совершенно деморализованы. Перед тем как оказаться окончательно рассеянным, армейский штаб отправил верховному командованию последнюю радиограмму:
«Сбросьте с самолета хотя бы карты местности, или вы уже списали нас?»
Когда ответа так и не дождались, стало ясно, что предстоит или сдаться в плен или быть уничтоженными, ведь до своих было уже больше 100 километров.
Если верить Мюллеру, он еще 7 июля предложил своим офицерам и солдатам вступить в переговоры о капитуляции, однако подчиненные единодушно высказались за новую попытку прорвать кольцо. Но генералу, видимо, умирать не очень хотелось.
«Не имея с 4 июля 1944 года никакой связи с командованием и другими частями, я отдал 8 июля приказ солдатам 4-й армии прекратить сопротивление в районе Минска, - пишет Мюллер. - С имевшимися в моем распоряжении силами и средствами я не был в состоянии прорваться на юго-запад. В этой ситуации я лично вступил в переговоры с командованием частей Красной Армии, расположенных в данном районе. Получив заверения, что нам гарантируют почетные условия сдачи и уход за ранеными, я приказал своим частям прекратить сопротивление с полудня 8 июля 1944 года».
Около четырех часов утра (у немцев, как известно, бзик на это время) того же дня Мюллер взгромоздился на лошадь и в сопровождении ординарца с горнистом отправился искать русских, ориентируясь на артиллерийскую канонаду – где-то доколачивали очередную часть его армии. Спустя некоторое время немцев остановила охрана штаба советской воинской части, и генерал потребовал немедленно проводить его к кому-либо из старших офицеров. Ему Винценц сообщил, что желает сдаться вместе со всеми остальными окруженцами. Составленный им приказ тут же распечатали и разбросали с самолетов над территорией «котла».
«Я решился на этот шаг, кроме всего прочего, еще и потому, что, предвидя свое неизбежное пленение, не хотел оставлять своих офицеров и солдат на произвол судьбы», - оправдывается германский военачальник.
Интересно, что командир огневого взвода 76-миллиметровых орудий 693-го артиллерийского полка лейтенант Иван Щипачёв описывает эпизод со сдачей Мюллера в плен несколько иначе.
Утром 7 июля дозор совершавшего марш на Минск полка обнаружил в лесу немцев, завязал с ними бой и захватил несколько пленных. На следующее утро сменившие товарищей в дозоре бойцы Щипачёва услышали впереди немецкую речь, устроили засаду и, когда на опушку вышло несколько «фрицев», скомандовали им «Хенде хох!» Среди поднявших руки выделялся мужик среднего роста, плотного телосложения, в генеральском мундире, но с давно не бритой физиономией, да и вообще заметно опустившийся по ходу лесных скитаний. Впрочем, его спутники вовсе выглядели настоящими оборванцами, к тому же, судя по глубоко ввалившимся щекам, давно голодающими. Мюллера со свитой отвели в штаб полка, где был составлен приказ о капитуляции. В частности, он содержал следующие положения:
«Русское командование обещает: а) медицинскую помощь всем раненым; б) офицерам оставить ордена и холодное оружие, солдатам — ордена .От нас требуется: собрать и сдать в исправном состоянии все наличное оружие и снаряжение. Приказываю: немедленно прекратить сопротивление; собраться группами по 100 человек и более под командованием офицеров или старших по» званию унтер-офицеров; сконцентрировать раненых в пунктах сбора; действовать четко, энергично, проявляя товарищескую взаимопомощь. Чем большую дисциплинированность мы покажем при сдаче, тем скорее будем поставлены на довольствие».
Наши парламентеры с белым флагом подошли к опушке, докричались до немцев и вручили им свежий документ. Прошло еще немного времени, и из лесу толпами повалили измученные завоеватели…
«У них было много техники и вооружения, мы задержали и несколько машин полностью загруженных оружием и боеприпасами, – свидетельствует Щипачёв, – Конечно, мы могли всего ожидать, но что их будет так много, не думали».
Согласно данным советского командования, к вечеру 8 июля в плен сдалось свыше 7, 5 тысяч солдат и офицеров противника.
Уже с 9 июля Мюллера начали обрабатывать немецкие антифашисты из Национального комитета «Свободная Германия». Пленный генерал оказался на редкость покладист, и уже 3 августа принял участие а очередном заседании NKFD, заявив буквально следующее:
«Советский Союз — это государство, которое до нападения на него Гитлера никогда не угрожало нашей стране. Идеологическое влияние большевизма на немецких коммунистов было всегда исключительно внутренним делом Германии. Гитлеровский режим обанкротился. Германский народ стоит на краю гибели. Велением времени является сплочение германского народа ради спасения того, что еще можно спасти! Надо прекратить бессмысленное кровопролитие и предотвратить новые разрушения. Теперь уже каждому ясно, к каким гибельным последствиям привела нас национал-социалистская идеология с ее демагогией и бредовыми планами мирового господства. Вся нацистская система держится на насилии и терроре против собственного народа. Если мы сами не свергнем гитлеровский режим и не покончим таким образом с бессмысленной войной, война пройдет по территории Германии, сея .смерть и разрушения. Мы покроем себя несмываемым позором, если союзные державы сами решат стоящую перед нами задачу обновления Германии. С каждым новым днем войны условия будущего мира становятся все тяжелее».
Все-таки, поразительно, как быстро военное поражение прочищает мозги!
Видимо, решив и в новой ипостаси заслужить блестящую репутацию, Мюллер не ограничился тем, что стал антифашистом, но принялся уверять, будто до глубины души проникся идеалами коммунизма! Такое рвение оценили. Согласно ряду источников, генерал вместе с бывшим командиром 12-й пехотной дивизии вермахта Рудольфом Бамлером (также угодившим в советский плен во время операции «Багратион») якобы проходил «специальную подготовку» в Красногорске в конце 1944 года. А в дальнейшем был завербован советскими спецслужбами для слежки за другими членами «Свободной Германии» - например, небезызвестным Фридрихом Паулюсом. Насколько можно этому верить – вопрос открытый, но вот что Винценца освободили из плена сравнительно рано, уже в 1948 году – подтвержденный факт.
Оказавшись на родине, Мюллер поспешил вступить в созданную по инициативе самого Сталина Национально-демократическую партию Германии (ГДР) и быстро достиг высоких постов. С 1949-го по 1952 годы был зампредседателя НДПГ и вице-президентом Народной палаты (парламента) ГДР. Как подозревают некоторые историки, при этом оставаясь информатором штази – министерства государственной безопасности Восточной Германии.
Но ветерана двух мировых войн по-прежнему тянуло к милитаризму. В западногерманском бундесвере он встретил бы полное понимание и радушие, но в гедеэровскую Национальную Народную армию бывших офицеров вермахта (так называемых Ehemaligen ) брали крайне неохотно. Однако Мюллер стал одним из этих редких счастливцев!
В октябре 1952 года уже не камраду, но геноссе Винценцу присвоили звание генерал-лейтенанта тогда еще Казарменной народной полиции – предтечи ННА. А с момента образования последней и вплоть до марта 1968-го он возглавлял Главный штаб, одновременно являясь замминистра национальной обороны. Говорят, выступал за большую независимость ННА от Советской армии и даже в целях разрядки напряженности между двумя Германиями контактировал с кем-то на Западе, не поддавшись, впрочем, на уговоры дезертировать из соцлагеря.
«…в ожесточенной борьбе против угнетения и эксплуатации было выковано единство демократических и свободолюбивых сил, - писал Мюллер в одной из своих газетных статей. - Их сплоченность и сила сопротивления режиму насилия и террора, установленному фашистскими захватчиками, непрерывно росли. И всякий раз, когда какое-либо государство попытается захватить и поработить другие страны, народы будут как один вставать на борьбу против захватчиков. Таков основной урок, который мы должны извлечь из нашего собственного позорного поражения».
Несмотря на такие проявления верноподданичества, изрядно потрепанного бойца четырех армий коммунисты, по видимому, считали не слишком надежным и постепенно оттирали от дел, а в 1958 году вообще «ушли» генерала в отставку. Через пару лет поползли слухи, что Мюллер страдает шизофренией – некоторое время ему даже пришлось провести в психушке.
Но это было бы еще ничего. Куда более опасными для отставника можно считать вдруг всплывшие сведения о его возможной причастности к массовым казням евреев в оккупированном советском городе Артемовск и расстрелам военнопленных. Насколько они соответствовали действительности, выяснить не успели – 12 мая 1961 года, накануне повторной госпитализации, Винценц Мюллер разбился насмерть, выпав с балкона своего дома в пригороде Берлина. Кое-кто утверждает, что это было самоубийство: старый генерал предпочел свести счеты с жизнью, увидев приехавших арестовать его полицейских.
