28
Демид смотрел на двух своих младших братьев, которые что вернулись с пахоты и отдыхали после трудового дня. И надеялся, что отец гордился бы, какими он их вырастил. Оба брата несколько Солнц назад обзавелись семьями и их общий двор пополнился детьми. Но и работы прибавилось. Раньше мужчины вчетвером обеспечивали жизнь Цветаны,Млады и детей, и даже после уплаты дани, у них оставалось достаточно урожая на зиму.
Но с приходом в семью двух жён и появлением у них ребятишек, достатка поубавилось. Теперь приходилось довольствоваться малым. Демид заботился о том, чтобы дать лучшее каждому члену своей большой семьи, так учил его отец, но работать ещё больше было невозможно. Оставалось только сбрасывать бремя дани.
Не только в его семье, но и другим людям в селении жилось не сладко. Многие роптали. Даже при хорошем урожае, зиму жили впроголодь. Вспоминали как при старом князе с излишками плодов можно было поехать на ярмарку и обменять на желанные вещи. А если год был не урожайным, то на ярмарку не ездили, но собранного хватало, чтобы не голодать зимой.
Теперь же про ярмарки почти все забыли. Только старейшины ездили туда и возвращались с обновками да вещицами диковинными. Обычным селянам это было недоступно.
Демид вспоминал, как они с Младой ездили в город после прохождения своего свадебного огня. Как горели её глаза при взгляде на платы для платьев и обручи для волос. И как красива она была в обновках.
И встреча с княжичем на окраине града не предвещала бeды. Лишь княгиня что-то чуяла и верно сказала, что её амулет скоро соединиться с амулетом Млады.
«Цветана попала в наш дом приняв из рук княгини наследие её рода. Амулет должен был защищать и оберегать её, хранить наследника», - думал Демид, - «но последний раз он светился во время имянаречения княжича и с тех пор молчит. Почему? И амулет моей матери, принадлежащий теперь Младе, давно не оживал. Неужели ушла из них сила? Неужели колдун нового князя сильнее заговоры сделал, что волхвы на амулеты наложили?»
Не мог Демид в это поверить, и не хотел. Последнее время всё чаще он стал вспоминать отца.
И хотя все предыдущие Солнца ни дня не пропустил без мысли о Ведмурде, сейчас казалось, что ближе стал отец, явнее. Не мог он до него дотянуться, увидеть, где столько Солнц проживал старый воuн, но чувствовал, что близка их встреча.
И поэтому с тревогой поглядывал на родных. Знал, что отец не просто так вернётся, он род старого князя возрождать начнёт. Вот и наследник уже подрос. Смышлёный, смелый, в заботах выросший, труда не чуждающийся.
«Но если снова поход ратный, то сколько из нас вернётся, жён да детей вновь увидит?» - текли дальше мысли Демида. - «Братья мои так и не прошли посвящение огнём. И даже Белозару дар Перуна не успели мы с отцом передать. Когда я проходил - слишком молод он был и не женат, а потом место обучения уничтожили».
С грустью вспомнил он разорённый лагерь вouнов...
На следующее Солнце, после прихода нового князя, задумал Демид проверить место своих обрядов воuнских. И если цело оно, то искать по селениям наследников Перунового огня и посвящать их.
Но прибыв в лагерь воuнов, увидел разорённый и осквернённый холм и местА проживания испытуемых.
Хижины были разрушены, их стены и крыши сожжены. Камень алатырь выворочен из земли и брошен в ручей. Фигура Перуна пропала.
«Не посмели захватчики осквернить лик бога», - понял Демид, - «но перевезли его в другие земли, чтобы не могли мы новых воuнов ему посвящать. Чур тот особой силой обладал, много инициаций видел, много Солнц здесь стоял. Другого такого нет».
Походил Демид по месту памятному, вспомнил, как учил его отец, как проверял, как огнём полыхал и сердце свело от тоски, что больше не чувствует он отцовского огненного пояса, больше не может сжать его руку сильную, бoямu закалённую.
На обратном пути заезжал Демид в селения, где, как он помнил, жили другие воuны, с кем он посвящение проходил.
Но не многих нашёл. Почти все взрослые мужчины noгuбли рядом со старым князем в последней битве. Остались у них дети малые да отроки, силу не набравшие. Вот о них сейчас и думал Демид.
«Надо их собирать, силу пробудить, молодцов ратному делу обучить», - размышлял он, - «да так, чтобы не заметил никто».
Он глянул на своих сыновей, они были во дворе - старший из них колол дрова, двое помладше ухаживали за лошадьми.
«Их ещё воuнскому делу учить, даже старший, Велеслав, не дорос», - продолжал размышлять Демид. - «Но чем дольше сила вражеская по нашей земле топчется, тем больше корней пускает, глубоко они в землю-матушку прорастают, да свои побеги дают, взращивают. Даже в нашем селении такие есть», - с неприятием подумал он о старейшинах.
А ведь у них уже приспешники появились. Смекнули люди, что выгодно ближе к поместникам держаться, и стали на поклон ходить. А те в ответ дань у избранных поменьше возьмут, пахоту получше дадут. Так и началось в селении разделение.
И чем больше Солнц проходит, тем сильнее оно. Тем больше между людьми розни да недовольств. На свадебных кострах в этом годе несколько пар молодых не состоялось, так как родители их не хотели друг с другом родниться. А какие раздоры между селянами случаются, даже вспоминать не хочется. Когда все одному князю верны были, такого не было.
Тяжело было Демиду видеть всё это, и не было пока возможности срубить это древо худое, свои корни отравленные в его земле пускающее.
«Надо Младе сказать, что поеду я место для обучения новых воuнов Перуна искать, да объеду семьи, мне известные, посмотрю сынов их. Должны подрасти были отроки юные, пора собирать их в силу ратную».
