В командирской землянке собрались все, кто мог. Оглядев присутствующих, я понял, что не хватает командира минёров и командира пулемётчиков.
- Все уже в курсе, что вернулся отряд Волошина. Ребята молодцы, выполнили задание с лихвой, к сожалению, не все с Победой возвращаются.
Командир, только для меня рассказал, как закончилась операция, на которую ушёл комиссар с частью нашего отряда. Оказалось, что ещё по дороге к той самой деревне или селу, они попали в засаду. Александр погиб, комиссар был тяжело ранен, было ранено много партизан обоих отрядов. Немцы накрыли колонну миномётным огнём, видимо разведка у них сработала как надо. Вот так, не начав операции, партизаны понесли большие потери. Подумав, что после такого обстрела добивать уже никого не надо, немцы даже не пошли прочёсывать лес. Кто смог выбрался сам, кого вытащили те, кто уцелел. Раненых сейчас в деревне больше чем сосен в лесу!
- Командир, а Мария знает о смерти мужа?
- Да, ей сообщили, комиссар и сообщил. Молодец женщина, держится. Там сейчас все вокруг раненых, дед достал запасы трав, будем надеяться, поможет такое лечение. Сейчас вот как! Всем прибывшим отдыхать, Волошин останешься. Надо ещё беседу провести с теми, кого вы привели. Первым позови того старлея. Действуй.
Выйдя из командирской землянки за старлеем, я, отойдя два метра от входа, просто уселся на снег. Усталость, нервы – всё сказалось. Ко мне тихонько подошёл Матвеич, протянул скрученную из немецкой газеты самокрутку, подстелил рогожу и уселся рядом.
- Кури, помогает.
Достав спички, помог мне раскурить партизанскую сигарету. Сделав три неосторожные затяжки, я разразился кашлем. Сообразив, что не надо много дыма в себя втягивать, сидел, дымил табачком и думал. Как же так?! Столько человек за раз полегло!
- От отряда Александра человек пятнадцать осталось, это вместе с ранеными. Наших только восемнадцать погибло, сколько на лечении не знаю. Там, - он кивнул в сторону оврага, где было партизанское кладбище, всех и похоронили. Комиссар незнамо, выживет или нет! Вот такая, Юра, беда пришла. Ты, вон хоть вернулся, наших освободил. Хороший ты, Юра, парень, голова у тебя есть. Тебе военным надо быть, такие города берут и сражения выигрывают.
Затушив о сапог докуренную самокрутку, которая уже обжигала пальцы, я, молча, жестом руки позвал старшего лейтенанта из бывших пленных и прошёл с ним к командиру. Ответить Матвеичу на его слова мне было нечего, а разговаривать и подавно не хотелось.
Командир сидел, опустив голову, но при нашем появлении поднялся, привёл себя в порядок, поправив форму.
- Садитесь, - предложил он присесть бывшему командиру Красной Армии, - расскажите о себе, о том, как попали в плен.
- Да рассказывать особо нечего, - неуверенно начал старший лейтенант, - учился, не женился, война, плен.
- Вы забыли устав?! – командир резко встал, - расскажите подробно о себе и об обстоятельствах вашего попадания в плен к немецким захватчикам! Старлей встал по стойке смирно.
- Докладываю.
Не присаживаясь на чурбак, старлей рассказал о своей учёбе в военном училище, был он артиллеристом, о первых трёх днях его войны, о том, как раненого его откопали немцы и на подводе увезли в огороженное для военнопленных место. Закончил он освобождением при проведении моим отрядом операции по уничтожению склада. В конце его доклада высказал просьбу, чтобы не я командовал подразделением, где он будет продолжать службу. Последние его слова вызвали у командира приступ злости. Я его таким никогда не видел!
- Три дня говоришь, воевал? - командир перешёл на «ты», - а Юра второй год воюет! Он такие подвиги совершил, что тебе и не снилось! Ты видел его тело? Так посмотри, как нибудь. У него синяки ещё не прошли, а ты только похудел на немецких харчах. Выйди вон и зови того, кого считаешь нужным из тех, кто с тобой на складе был!
Старлей, опустив голову, вышел из землянки.
- Ты охрану к ним приставил?
- Конечно, четверо присматривают.
- Молодец, Юра. Если устал, то иди, отдыхай. Пришлёшь кого-нибудь для пафоса, пока я этих опрашивать буду.
- Я посижу здесь, если не возражаете. Чаю вот только налью, а то после курева во рту нехорошо.
Командир с удивлением посмотрел на меня, но, ни слова, не сказал. Вошёл один из тех, кто был на складе, представился. Командир пригласил его присесть на чурочку.
- Расскажите о себе, всё, от начала войны и до сегодняшнего дня.
Моих сил хватило на ещё троих освобождённых бойцов, потом я понял, что могу уснуть сидя. Я попросил разрешения у командира удалиться, отправив к нему в землянку двоих разведчиков, сам упал на нары в землянке. Мне казалось, что уснул я ещё задолго до того как лёг.
Всю ночь мне снилась Зоя, Оля и их родители. Было очень жалко Марию! Спустя такое время, встретилась с мужем, а он погиб. Дочери так отца и не увидели. Как там Зоя?! Спрашивать командира о том, где она и как, смысла не имело. Было очень много задач, которые нам передавались, а занимать эфир во время сеанса связи по радиостанции из-за одной партизанки, не так поймут. Оставалось только ждать. Выйдя на улицу, я увидел, что у входа в землянку, её отвели для бойцов со склада, стоят «на часах» трое бывших полицаев. Я знал, что они родные братья. Со слов Матвеича, из всех к нам пришедших осталось пятеро, один был ранен и находился в деревушке. Матвеич так же рассказал, что дед потеснился, пол его избы было занято ранеными партизанами. Хороший всё-таки этот дед, кстати, я даже не знаю, как его зовут. Если сегодня будет время, то схожу к Марии, утешу её, как смогу, хотя, как это делать я себе даже не представлял. Случилось по-другому. Когда я завтракал, Мария сама пришла в лагерь. Покрутив головой, нашла меня взглядом, бросилась обнимать и целовать. Вероятно, до неё дошла весть о моём возвращении. Я тоже был рад её видеть, но не знал как себя вести в данной ситуации, каша комом встала у меня в горле. Матвеич, наблюдая за событиями, сообразил, что надо делать, он приобнял Марию за плечи, усадив на лавку, налил ей чаю. Мы проговорили минут тридцать. Мария рассказала о большом количестве раненых, о большой работе, которую они проделали в госпитале, о помощи женщин из деревни. Практически у каждого раненого была своя сиделка, они просто не покидали их. У комиссара возле кровати, тоже дежурили люди, готовые в любой момент позвать доктора, комиссар был плох. Осколок вошёл в грудь, сильно там всё повредил, но доктор старается. Многие из раненых скоро вернуться в строй. Опасаясь инфекции, доктор перестраховывается, решил подержать их в госпитале подольше, тем более, командир не против. Рассказав мне все новости, ещё раз пять поцеловав в обе щёки, Мария ушла в деревню. Хорошая мама у Зои!
Заняться было совершенно нечем. Организовал чистку оружия в землянке разведчиков, хотя кому там было чистить? Осталось нас четверо! Потом решил сходить к командиру.
- Добрый день, - поприветствовал я командира, тот сидел, задумчиво глядя на карту нашего района, - добрый день, - повторил я, видя, что командир меня не видит и не слышит.
- А, Юра, проходи. Сегодня рано утром по рации сообщили, что авиаразведка подтвердила уничтожение склада, посмотрели они на то, что там осталось. Просили передать благодарность тем, кто принимал участие. Самолёт для комиссара не дают, нет такой возможности.
- Какие будут указания?
- Да и никаких, пока. Сил у нас и так мало было, а теперь и вовсе нет. Да, утром пришли разведчики, ты спал, я сам отправлял. Проверяли они тот путь, которым вы возвращались. Говорят, что немцы шли за вами, только разрушенный мостик через речушку их остановил. Чья идея, твоя?
- Нет, охотника, Сергея. Там берег высокий, а лёд тонкий, долго путь искать надо, что бы пройти, своим-то Сергей подсказал, где переправиться, а немцы побоялись. Там и для засады место удобное, сиди себе, стреляй по серым точкам.
- Постреляем, обязательно постреляем. За всех мстить будем!
- Товарищ командир, разрешите, - в землянку просунулась голова партизана дежурившего возле входа, - тут с деревни пришли.
- Зови, - командир встал, - зови быстрее. В землянку вошла монахиня.
- День вам добрый, - она слегка поклонилась и посмотрела в угол землянки, - без икон живёте. Плохие вести вам принесла, дед наш утром помер, а через час и командир ваш преставился.
Командир отряда сел на чурбак. Мы оба поняли, про какого командира говорила монахиня. Значит, нет больше с нами комиссара!
- Хоронить на третий день полагается, мы только не знаем, как вы решите с вашим усопшим. Может другие правила у вас?
- На третий, так на третий, - командир опустил голову.
- Вы скажите, ваш-то крещёный был? Мы службу хотим провести, поминальную.
- Я и не знаю даже, наверное, крещёный. Проводите. Хоронить здесь на кладбище будем.
Командир знал, что монашки ходят с иконами к раненым и читают над ними молитвы за здравие. Он проявлял терпимость к этим службам, «лишь бы выжили и выздоровели бойцы, а там хоть на голове пусть стоят» - такие были слова командира. Теперь вот и комиссара по всем правилам отпевать будут. Комиссар был коммунистом, но это сейчас не имело значения, речь шла о погребении умершего.
Ближе к вечеру в отряд пришёл один из партизан, которого я считал пропавшим. Он рассказал, что из-за своего ранения не смог вовремя прийти на место сбора, к тому же тащил ещё одного раненого партизана. В общем, он видел, как убило третьего партизана, как немцы после нашего ухода добивали пленных, которые не смогли выйти за территорию склада и скрыться. Кровь кипела в жилах от этого рассказа. Тот партизан, которого он пытался вытащить, умер. Похоронил он его под большим корнем вывороченной ветром ели, место запомнил. По приказу командира, я отправил пятерых забрать тело, негоже бойцу в лесу без могилы быть. Похоронить надо! Вот такие скорбные дни настали в отряде. Если партизаны и собирались группами, то никаких шуток слышно не было. Зачастую просто сидели кружком, и молча курили.
Утром, через посыльного, командир позвал меня к себе. Прибыв, я доложил о положении в разведке, готовы к выполнению задания командования. Командир пригласил присесть, налил чаю.
- Хоть и скорбное время у нас, а боевую задачу нашему отряду никто не отменял. Присаживайся ближе. Вот тут, - командир указал на полоску, - через речку есть мост. Немцы его сильно охраняют. Из пушек по самолётам нашим стреляют, не подобраться им. Наша задача провести разведку и установить количество охраны и их вооружение. Будет очень хорошо, если сможем составить план, где те самые зенитки стоят. Потом к карте привяжем, нашим лётчикам легче будет. В общем, обдумай всё. После похорон отправляйся в путь, группу как всегда соберёшь сам. Ступай. Получив новое задание, я как жить начал! Руки чесались мстить врагу, пусть в этот раз не пулей, а карандашом, но всё же мстить. В голове уже звучали фамилии тех, кто пойдёт со мной. Однозначно Мухин. Ему так понравился пулемёт, что он по пять раз на дню разбирал его, смазывал и опять собирал. По весу он для него был, как карабин для обычного партизана. Путь как всегда был не близкий, учитывая, что много достойных людей было ранено, приходилось по пять раз обдумывать каждую кандидатуру. Наконец список был составлен. Решено, эти партизаны будут вместе со мной выполнять задание. Поспешил доложить командиру. Командир одобрил, только у него вызвала сомнение фамилия того старшего лейтенанта.
- Ты уверен, что хочешь, что бы он с тобой шёл? Не возникнут ли у вас разногласия при выполнении задания? Ты же слышал его слова.
- Разногласия возникают между людьми, а мы бойцы Красной Армии! Я командир, он подчинённый. К тому же, ничто так не сближает людей, как хороший бой!
Командир от удивления приподнял брови.
- Про бой забудь, ваше дело разведка. Хорошая, точная разведка. Я рад, что слышу слова не молодого парня, а командира. Я в тебя верю, раз ты так решил, значит так и должно быть. Поговори только с ним заранее, не ставь его перед фактом. Эти люди не совсем проверенные, кто их знает.
- Я всё понял, товарищ командир. Разрешите идти?
- Ступай. Обдумай всё ещё раз. Потери нам никак не нужны, нас и без того мало осталось.
Не откладывая встречу со старлеем, я прямиком направился к их землянке. Один из братьев, стоящий возле входа, долго не мог решить, пропускать меня или нет. Наконец поверив моим словам о важности моего прихода, отошёл на шаг в сторону.
- Старший лейтенант Кондратьев, - строго начал я, - подойдите ко мне. Старлей слез с нар, не спеша поправил обмундирование и в развалку подошёл.
- Слушаю.
- Вы забыли устав?
- А ты, вы, мне не командир.
- Командованием отряда поставлена задача, я командир группы. Группу я собираю сам, хотел бы и вас видеть в составе своего отряда.
Удивлённые взгляды, бывших пленных бойцов, впились в старлея.
- Я не, я …, - старший лейтенант замешкался, он не знал, что сказать.
- Если вы и дальше хотите воевать, не выходя из землянки, то это ваше дело, я же предлагаю вам участие в настоящей боевой операции. Тем более что мне необходимы ваши знания как артиллериста.
Старлей забыл, наверное, как его зовут.
- Я готов, я согласен! - проговорил он, пытаясь застегнуть верхнюю пуговицу на гимнастёрке, это было невозможно, так как пуговица отсутствовала.
- Тогда приведите себя в порядок. Через час жду вас в землянке разведчиков. Через час старлей был в моей землянке, войдя, как полагается по уставу, доложил о своём прибытии. Пуговица была на месте и застёгнута. Теперь уже глаза моих разведчиков расширились от удивления. Они уже привыкли к моей молодости, а вот докладом старшего по званию младшему были удивлены. Я повёл Кондратьева к Мирону. Путь был не близкий, а одежда на нём была совсем к этому не подготовлена.
- Здравствуйте, Мирон.
- Здравствуйте, Юра, и как ваши дела в это не спокойное и жуткое время?
- Дела у нас одни, бить фашиста. Вы посмотрите, что у вас есть для товарища, нам скоро выход предстоит, одеть его надо, в тёплое.
Мирон спустил на самый кончик носа очки и внимательно рассмотрел старлея. Видимо прикидывал размер одежды, в этом он никогда не ошибался.
- Что ж, как не подобрать для товарища одежды, у старого Мирона всегда найдётся, во что одеть хорошего человека.
С этими словами он обвёл глазами стену землянки. Там действительно было из чего выбрать. Он перешивал немецкие шинели, штопал и стирал гражданскую одежду. Всё готовое к носке, висело как в магазине, рассортированное по размерам. Выбрав тёплые штаны и кофту, протянул их Кондратьеву.
- Можете не примерять, ваш размер, это я вам говорю. Сейчас и полушубок подберём, а вот и ваш! Сапоги тоже возьмите, я в них стельки тёплые вырезал, немецкие!
У Мирона ничего не пропадало, из оставшихся лоскутов шинелей он вырезал стельки для сапог и ботинок, в углу землянки, на столе стопками лежали готовые.
- Спасибо вам! - старлей расчувствовался.
- Ты мне, мил человек, не спасибо говори, а немца бей. За детей моих, за жену мою, за всех советских людей - бей!
Мы вышли от Мирона, старлей спросил про его детей. Не вдаваясь в подробности, я рассказал об их смерти, больше вопросов не было. Вернувшись в землянку, я протянул Кондратьеву немецкий автомат и ремень с подсумком.
- Считайте этот поход вашей проверкой. От того, как вы себя проявите, зависит ваше будущее. Эти слова я слышал ещё в школе, посчитал, что они будут сейчас уместными.
- Я готов к заданию. Разрешите идти к себе?
- Нет, теперь здесь будете жить, вон ваши нары.
Старлей просто не мог найти себе место и занятие. Он, то надевал ремень на пояс, то снимал его. Наконец сложив всё на нары, просто сел рядом и замолчал. Похоронив комиссара, деда и того партизана, что умер в дороге к лагерю, мы, собрав мешки с припасами и проверив вооружение вышли из лагеря. С пулемётом на плече, замыкающим, шёл Мухин.
Продолжение следует.
