Автор романов «Женщины Лазаря», «Хирург» и «Сад» Марина СТЕПНОВА — о том, почему люди разучились сочувствовать, как сегодня проявляется эгоизм и какими качествами должен обладать современный писатель.
Писатель, сценарист, преподаватель писательского мастерства Марина Степнова стала известной после выхода романа «Женщины Лазаря». Новосибирцы узнали в городе N свой родной город, куда в годы войны действительно была эвакуирована часть Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ). И учёные, работавшие на оборонку, и хореографическое училище — всё было узнаваемо. Однако сама писательница отрицает, что прообразом стал Новосибирск — скорее Пермь, где тоже есть то, и другое. И не так уж это важно, где работал вымышленный академик Линдт, главное, что эта история — о любви, потерях, одиночестве и, наконец, обретении собственного дома — кажется случившейся где-то рядом…
В прошлые выходные Марина Степнова приезжала в Новосибирск на литературный фестиваль «Белое пятно», где состоялось несколько встреч с писательницей, автором «Тотального диктанта-2022». Последний роман Марины Степновой «Сад» вошёл в короткий список Национальной премии «Большая книга» 2021 года и недавно получил спецприз по итогам зрительского голосования премии «Ясная Поляна».
— Марина, чем запомнятся вам встречи с новосибирскими читателями? Был какой-то вопрос, который удивил? Или все встречи похожи?
— Читателям всегда интересно узнать, откуда появился тот или иной персонаж. Встречи, конечно, чем-то похожи, но отличаются по уровню тепла. Новосибирск в этом смысле — один из тёплых читательских городов, я здесь второй раз, и оба раза было ощущение, что ты встречаешься со своими. Когда ты видишь, что сочинённый тобой мир вызывает в людях живое чувство, то понимаешь: все твои многолетние сидения, одиночество — неизбежный спутник писанины — всё не зря. Это, конечно, драгоценные минуты.
— Легко ли вам пишется?
— Есть такие люди, но мне этого дара не отсыпали. К тому же я всегда берусь за темы, в которых ничего не понимаю, для этого приходится погружаться в материал. Мне неинтересно писать о том, что я знаю хорошо, поэтому выбираю то, что находится в сотнях световых лет от моих интересов. Так вот, сбор материалов, который я люблю больше, чем саму писанину, отнимает очень много времени. И когда начинаю уже писать, делаю это очень медленно, пытаясь свести воображаемый мир с миром написанным.
— Недавно стало известно, что вы выбраны автором «Тотального диктанта-2022». Текст уже написали?
— Да, но сказать об этом могу немного: главный герой — подросток, дело происходит в Воронеже в конце XIX века. Правда, меня сразу попросили, чтобы самого XIX века было не так много: и лексически, и стилистически текст должен быть понятен людям сегодняшним.
— Территориально это близко к роману «Сад», действие которого происходит в Воронежской губернии. Это как-то связано с готовящимся продолжением романа?
— Я действительно пишу книгу, её нельзя назвать продолжением «Сада», это отдельный роман, хотя часть героев знакомы по «Саду» — и в первую очередь Туся, мне хотелось дать ей самой высказаться. Эту историю можно читать в контексте или независимо от первого романа. XIX век волнует меня по-прежнему. Я была в Воронеже (это мне нужно было для книжки), и город меня совершенно очаровал, поэтому и родился такой текст для диктанта.
— Сад, который Туся в итоге вырубает, — это такая античеховская история. Если у Чехова Лопахин делает это с практической целью — рушит старое, чтобы построить новое, то ваша Туся — из эгоистичных соображений. Это очень современно для сегодняшнего дня?
— Да, она такая — чёртова эгоистка из XXI века. Этот эгоизм сегодня культивируется.
— На своих страницах в соцсетях люди самовыражаются, вырубая чьи-то сады?
— Можно ничего не иметь за душой и собрать миллионы подписчиков, миллионы лайков. В этом есть что-то скоморошье, балаганное — когда любая яркая тряпка, любой гримасничающий человек вдруг собирает вокруг себя толпу. На самом деле это древняя штука. В ней нет ничего плохого: люди так устроены, они любят глазеть, если кто-то скачет с голым задом. Можно не сомневаться, что вокруг такого человека соберётся гораздо больше людей, чем вокруг того, кто читает философский трактат. И социальные сети устроены так.
— При этом катастрофически падает уровень эмпатии: человек попал в беду — упал или его бьют, — всегда найдутся те, кто поспешит это снять на камеру.
— Согласна, это действительно большая проблема, я много об этом думаю. И мне кажется, что соцсети это лишь констатируют. Вероятно, из-за колоссального информационного потока мы практически утратили способность сочувствовать или способны сопереживать только самому ближайшему кругу.
— Своим?
— Только самым своим. Если вспомнить, дело Дрейфуса в конце ХIХ — начале ХХ веков, за которым следил весь мир: люди переживали за несправедливо осуждённого человека. Сейчас мы даже представить такого не можем. Появилась какая-то беда — все загалдели и уже через пять минут забыли, переключились на другое. Это не оставляет следа, не формирует личность, стекает как вода по маслу.
— Случилось и случилось…
— И это, конечно, проблема. Потому что эмпатия — один из видов выживания для нашего вида, и, если этот механизм начнёт сбоить, изменится многое. Я даже представить себе не могу, как будут выглядеть люди, лишённые эмпатии, что это будет за мир. Несмотря на то что я человек очень эмпатичный, по себе замечаю, что эмоционально не могу реагировать полноценно, то есть мне может разбить сердце только беда кого-то близкого, а это неправильно, сердце нам должна разбивать несправедливость в принципе, касающаяся не только лично нас...
Полный текст интервью на сайте источника https://ведомостинсо.рф/Разбить-сердце
Беседовала Марина ШАБАНОВА | Фото Валерия ПАНОВА
