Моё пробуждение не было приятным, всё тело затекло, руки связаны за спиной, ноги тоже. «Где я, у фашистов или меня ещё им не выдали?» - подумал я, пытаясь придать телу более удобное положение, пошевелился.
- Очнулся, щенок, - услышал я голос Никифора, - ты дочка приглядывай за ним, шустрый он очень как я посмотрю, из могилы вылезти сумел. Кто ж тебе обувку справную дал, носки чистые? Ты где был?
- А вам-то что? Жрать хочу! – изображая обиженного, сказал я, - пожрать дайте может и расскажу чего.
- Развяжи ему руки, дочка, но не отходи от него. Да что ж ты верёвку режешь, пригодится ещё, чего добро портить!
Почувствовал, что руки получили свободу, перевернулся на спину, огляделся. Сразу понял, что нахожусь в том самом подвале, где повстречал детей Никифора в первый свой день в посёлке. Сел как смог, Никифор подал мне открытую банку тушёнки и ложку, мяса было на самом дне.
- Жри и рассказывай!
Я набил полный рот, стараясь хоть маленько прожевать, прежде чем проглотить. Каждый мой глоток отзывался болью в шее и затылке. Чего ожидать, два раза в одно место получил! Девочка стояла рядом, смотрела на меня, в правой её руке кнут, судя по выражению лица, она применит, своё оружие не задумываясь. После того как я выскреб всю тушёнку из банки, Никифор ногой выбил её у меня из рук.
- Ты не жрать здесь должен, а рассказывать! Где был, с кем разговаривал, что слышал? Отвечай!
Вытирая рукавом губы, я почувствовал боль, посмотрев на рукав, вместе с жиром увидел кровь. Только сейчас понял, что губы у меня опухли, как тогда, в отряде перед выходом, после удара разведчика.
- Лицо-то зачем было бить?
- А что, я смотрю ты привыкший! Проходить стало, вот я и решил подновить твою морду! - Никифор стал ржать, закатываясь в злобном смехе, – что ты там про награду говорил?
- А я жить буду? Если чего на меня задумаете, то и говорить не стоит! – набивал я себе цену, - я жить хочу и хорошо жить.
- А это от тебя зависит, смотря, что расскажешь! Понравится мне твой рассказ, то поживёшь его немного, а нет, так вон, дочке отдам. Будешь живой мишенью, она давно уже не тренировалась. Знаешь, как она с этой штукой управляется?
Он опять заржал. Оглядевшись ещё раз, я понял, что сынка его здесь нет.
- Ты головой не крути, рассказывай, а то дочка прям сейчас тренировку начнёт!
- А вы мне пообещайте, что живой останусь! - гнул я своё.
- Ну, смотри, сам выпросил.
Никифор, рывком поставил меня на ноги, оттащил к дальней стене.
- Давай, дочка, твой черёд, - отойдя на пару шагов в сторону, скомандовал он.
Я не успел повернуть голову в сторону маленькой ведьмы, как рядом с моей головой, что-то с силой ударило в кирпич. «Не преувеличивал Валентин» - подумал я про оружие девочки.
- Ну как? Понравилось? Она это хорошо умеет! Покажи ещё, дочка!
Дочка как будто ждала этих слов, щелчок и острая боль пронзила всё тело, через одежду достала.
- Хватит, - прохрипел я, медленно сползая по стене на пол.
Я не прикидывался, было действительно больно. Мне дали отдохнуть минуту и снова вопрос:
- Так за что мне награду дадут? Говори или опять к стенке поставлю!
- Сейчас, сейчас, - собираясь с мыслями, тянул я время, - я, когда к посёлку шёл, человека в лесу нашёл. Он еле живой был, замёрз, ранен был, Васькой назвался, говорил, что из посёлка будет. Там крови возле дороги и в лесу много было, - я сделал паузу, что бы перевести дух и надышаться.
- Так, это уже интересно! – в глазах Никифора действительно был интерес, - дальше!
- Так вот, он мне интересную вещь рассказал. Говорил, что за эти сведения немцы могут большую награду дать!
Я видел, как глаза полицая стали округляться от возбуждения и любопытства.
- Был такой Васька, с немцами на днях в лес уехал, один водитель их и вернулся. Сказал бандиты напали. Мы ездили туда потом, немцев мёртвых привезли, Ваську не нашли, решили что с девчонкой ушёл. Ждал я от неё беды, но уж больно…, что ещё Васька рассказал?
- Так помер он. Как только рассказ свой закончил, так и помер. Я его снегом закидал и ветками.
- А чего раньше про этот немецкий интерес молчал?
- А кому рассказывать? Или партизаны убьют или такие как ты!
- Какие такие, ты сейчас про что говоришь?! – его глаза наливались злобой, - я тебя, щенок, сейчас в парк утащу и вниз головой подвешу, как надоест тебе висеть, так расскажешь всё. Там и компания тебе будет, жидовские детишки, их как надо повесили. «Значит, нашли, всё-таки, детей Мирона, жаль ребят, а я ведь и не поблагодарил их даже!» - промелькнула мысль.
- С немецким начальником меня сведи, а как ту новость рассказывать ему буду, так про тебя скажу, что мол помогал ты мне очень в поисках того самого! Тебе ничего не скажу!
Я в конец обнаглел, перейдя на «ты» и на повышенный голос, играть так, играть! Никифор задумался, было видно, что руки у него чешутся до меня, но и боится, что ничего у него не выйдет, а награды ему страсть как хотелось!
- Здесь будешь ждать, - сказал он и принялся связывать мне руки, - я скоро буду, дочка пока за тобой присмотрит.
Я понял, что откладывать награду в долгий ящик он совсем не собирается. Ну что ж, пока всё идёт как надо.
Через минут тридцать я услышал, как на улице остановилась машина и мотоцикл, потом шаги на лестнице, в комнату вошёл немецкий офицер и трое солдат, следом слегка пригибая голову Никифор.
- Этот? - офицер указал на меня рукой в чёрной перчатке.
- Он, он, - услужливо закивал Никифор, - два дня его выслеживал, как только с дочкой поймали, так я сразу к вам!
- Врёт он! - я закричал что было сил, - я сам попросил, что бы он меня с немецким начальством свёл!
- Посмотрим, - сказал офицер, недоверчиво посмотрев на полицая, - посмотрим.
Я удивился тому, что немец хорошо говорил по-русски. Солдаты подхватили меня и, вынеся на улицу, бросили как мешок с картошкой в коляску мотоцикла. Офицер сел в легковой автомобиль, на ходу махнув рукой мотоциклисту в направлении школы. «Как хряка на выкладку везут, хотя хряк мне бы не позавидовал!» - оценил я своё положение.
Уже скоро мы подъехали к зданию школы, где как я знал, находилась комендатура. Меня выкинули из коляски мотоцикла и за ворот полушубка втащили по лестнице в дверь. На лестнице я заметил Валентина, он спокойно смотрел на меня, не подавая каких-либо знаков. Следом шёл немецкий офицер, краем уха я слышал, как Валентин спросил его, нужен ли тому переводчика, офицер ответил, что нет. Так, за ворот, меня втащили на второй этаж и подтащили к дверям, возле которых стоял солдат с автоматом. Мой носильщик подождал офицера и после того как тот открыл дверь, втащил меня в комнату.
- Говори, что хотел рассказать немецкому начальнику? – спросил офицер.
- А вы точно начальник? – я удивился своей наглости.
Не ожидал этого и немец, он зло посмотрел на меня и ударил по лицу перчатками.
- Когда я отдам приказ, что бы тебя повесили, ты поймёшь, что я начальник! Говори, не трать моё время!
- Хорошо, я скажу, только пообещайте мне жизнь! Вы офицер, вы слово сдержите! – запричитал я.
- Хорошо, я обещаю тебе жизнь, но если то, что ты расскажешь, мне понравится иначе висеть тебе на воротах!
- Понравится, очень понравится! Только покушать дайте.
- Дам, говори!
Я рассказал ему ту же историю, что и Никифору. Офицер, глядя в окно, задумался.
- Ты мне всё рассказал? Может, забыл что?
- Нет, всё рассказал! Точно всё! Только я рассказать не могу где это место, а вот если с собой возьмёте, то обязательно покажу.
Офицер снова задумался.
- Значит так. До утра будешь здесь, в подвале. Утром покажешь, где это место. Если обманешь, то будешь висеть прям там в лесу, место и дерево тебе подберём!
Мне показалось, что он даже улыбнулся, видно посчитал свои слова хорошей шуткой.
- Побуду, только жрать дайте! – обнаглел я!
Офицер крикнул что-то на немецком в сторону двери, она открылась, вошёл здоровенный фриц. Он схватил меня за ворот и стал вытаскивать за дверь, в этот момент офицер, что-то добавил, буквально два слова. Так я пропутешествовал по лестнице до первого этажа. Возле лестницы стоял Валентин, он смотрел на немца, который держал меня за ворот, на меня ноль внимания. Тот, что меня тащил, остановился возле солдата и взял у того из рук связку ключей.
- Жрать только дайте, а то до утра загнусь с голодухи и показать ничего не смогу, - завопил я визжащим голосом, - офицер обещал!
Ворот натянулся, я захрипел и поехал по коридору первого этажа. Надеюсь, Валентин понял мои слова, мне хотелось в это верить! Так я проехал до конца коридора, там немец открыл одним из ключей на связки последнюю дверь, и я опять поскакал ногами по лестнице. «Хорошо, что не за ноги тащит, не выдержала бы моя голова, ей и так досталось!» - подумал я, с юмором. Протащив меня после лестницы, ещё несколько метров по коридору подвала, немец открыл боковую дверь и швырнул меня в неё. Мне показалось, что с метр я летел по воздуху. Грохнувшись на бетонный пол комнаты, я снова прокричал в закрывающуюся дверь просьбу об еде и обещаниях офицера. Не успел я повернуть своё тело в удобное положение, как дверь открылась, что-то влетело, упав в противоположный от меня угол, за закрывающеюся дверью я услышал смех. Руки и ноги у меня были по-прежнему связаны. «Хорошо хоть не за спиной полицай связал!» - подумал я, и принялся моститься на полу. Устроившись, опёрся спиной о стену, осмотрел узлы на верёвках. «Да, Никифор дело своё знает, узлы, как надо!» - оценил я работу полицая. Поправив узлы, я пополз к дальнему углу. Подползая, увидел, что мне кинули пол булки хлеба. Хлеб видимо был уже чёрствый, так как развалился на несколько кусков. Сдувая с него сухую траву и пыль, я стал грызть. «Всё лучше, чем ничего, а силы мне завтра понадобятся» - размышлял я за «ужином».
Пока ел, разглядывал место, в котором оказался. Это была комната размером три на три метра, комната не сырая и в ней было даже сравнительно тепло. Было видно, что две стены комнаты сложены из свежего кирпича. «Делали перегородки, делили подвал на отдельные камеры» - решил я. Высоко под потолком, на проводе висела лампочка, которая горела тусклым светом. На полу были разбросаны в большом количестве листки бумаги. Я подцепил пальцами тот, что лежал у моих ног, прочитав текст, понял, что это страница из учебника литературы, передо мной был лист со стихами Пушкина. Где ногами, где руками стал сгребать эти листки в одну кучу, нужно было сообразить себе постель. Я решил хорошо выспаться, а перед тем как дать себе уснуть, хорошенько обдумать свои завтрашние действия.
Только-только у меня стало получаться, как в камеру вошёл маленького роста мужчина, по его одежде невозможно было понять, кто он. И не полицай и не солдат. Хоть его одежда и напоминала военную форму, но на ней не было погон, знаков различия. С минуту постояв у порога, он ни слова не говоря, быстрым шагом подошёл ко мне и стал бить меня ногами. Бил, стараясь попасть в живот и в грудь. Моя больная и ещё не совсем зажившая рана тут же заныла и реагировала на удары острой болью! «Зачем это, я же и так на всё согласен?» - сжимая зубы, чтобы не закричать от боли, подумал я! Экзекуция закончилась так же неожиданно, как и началась. Тем же быстрым шагом человек вышел из камеры, с силой захлопнув дверь. «Вот себе и удобства сделал!» - оглядевшись одними глазами, подумал я. Во время моего избиения все листки, которые я собрал в кучку, разлетелись по камере, сил собирать их во второй раз у меня уже не было. Каждое движение туловищем отдавало резкой болью в груди. Я подполз к стене, прижался к ней спиной, старался думать о завтрашнем дне, однако, боль в груди сбивала мои мысли. Спал я плохо, гудело и стонало от боли и неудобства всё тело. Я, то открывал глаза, то снова закрывал их, погружаясь в забытьё. Наконец, в очередной раз, открыв глаза и отругав всеми плохими словами, которые я знал, лампочку, всё же уснул.
Проснулся от сильного удара в живот, тело только успокоившись, опять взвыло от боли, взвыл и я, да во весь голос! Надо мной стояли два солдата, которые смотрели на меня без эмоций. Один из них схватил меня за ворот полушубка, я, морщась от боли, снова закричал. Никогда не думал, что умею так кричать! Не обращая внимания на мои крики, меня тащили за ворот по коридору, а потом и по лестнице. Хотелось снова и снова кричать, но я сжал зубы и терпел, не хотел доставлять криками удовольствие моим сопровождающим. Когда меня вытащили из подвала и под смех немецких солдат подтащили к лестнице на второй этаж, я увидел там Никифора и Валентина. «Как это он здесь?! Он же должен быть в отряде! Неужели у него не вышло ночью оповестить партизан о выезде немцев к месту схрона? Неужели всё зря?!» - я мысленно негодовал. По лестнице спустился немецкий офицер, который меня вчера допрашивал, с улыбкой он спросил:
- Как спалось? Как покушал? Я сделал всё, чтобы тебе было хорошо! А, на Ганса не обижайся, он привык работать со всеми, кто к нам попадает. Может у тебя с памятью лучше стало? – с ехидной улыбочкой спросил офицер.
Отдавая команды на немецком языке, он направился к выходу из здания. За ним стали выходить солдаты, кто с автоматом, кто с карабином, следом тащили меня. В дверях скопилось несколько солдат, проход был затруднён, мы остановились. Тут же ко мне подскочил Никифор, скаля зубы в свирепой улыбке, прямо в ухо, он прошептал:
- Когда вернёмся, я лично повешу тебя рядом с еврейскими ребятишками, я их специально снимать не стал. Вешал я, и я буду решать, сколько им, а потом и тебе висеть у всех на глазах!
Вот под этот зловещий шёпот меня вытащили на крыльцо школы.
На улице стояла солнечная погода, мне показалось солнце светило необычайно ярко, я сразу ослеп. Даже здание школы, находящиеся прямо передо мной, казалось мне маленьким тёмным пятнышком. Ориентируясь лишь по той боли, что чувствовал и по положению тела, я понял, что меня стащили с крыльца и опять, как мешок, закинули в мотоциклетную коляску. Я слышал команды, отдаваемые офицером, приглушённые разговоры солдат на немецком, отборный мат вроде бы на русском языке, но некоторые слова я не понимал. Рядом со мной кто-то остановился и голосом офицера сказал:
- Как будем подъезжать к месту, покажи на него водителю мотоцикла, не вздумай выпрыгнуть на ходу. Я буду ехать за тобой и лично всажу тебе пулю в голову!
Сказанное офицером было понятно, но и прыгать из мотоцикла я не собирался, да и не смог бы, руки, ноги плохо слушались. Я принял решение, что пока будем ехать, делать гимнастику, что бы хоть как-то вернуть подвижность конечностей. В том, что она мне понадобится, я ни сколько, не сомневался, по моим подсчётам ехать нам было около десяти километров.
Пока ехали по посёлку, ко мне стало возвращаться зрение. Я разглядел, что за водителем мотоцикла сидит ещё один солдат, а когда поворачивали на дорогу ведущую к выезду, разглядел и колонну, сила двигалась внушительная. Следом за мотоциклом, в котором я находился, а мы ехали первые, двигался легковой автомобиль, за ним мотоцикл, следом грузовой автомобиль с брезентовым тентом. За грузовиком ехало ещё что-то, я не успел разглядеть. Проезжая мимо дома, где я встретил детей Мирона, мне стало страшно, стены развален были чёрными и обгоревшими. «Выкуривали их, подожгли, сволочи!» - сжимая кулаки от злости, подумал я. Колонна двигалась с небольшой скоростью, у меня было достаточно времени размять руки и ноги, водитель мотоцикла смотрел на меня с подозрением, каждый раз реагируя на мои движения. «Вот этот поворот проедем и будет прямая мимо моей лёжки» - сориентировался я, узнав местность. «Напротив лёжки откос у дороги пологий, спрятаться немцем будет некуда, как на блюдце будут» - радовался я. Вот уже и сосна, пострадавшая от грозы, показалась. Я поднял свои связанные руки вверх, в сторону сосны, показал водителю, что надо ещё немножко проехать вперёд. Водитель мотоцикла сбросил скорость, наверное, до минимума, с осторожностью, глядя поверх меня в лес, продолжил движение. «Ну, где наши?» - я сжался в комок, был готов к чему угодно.
Продолжение следует.
