Настойчивый голос Марии Ивановны до сих пор звучит в ушах:
- Малышев! Жду тебя завтра к первому уроку! Без опозданий. Не забывай, – у нас контрольная по алгебре! До конца четверти… А у тебя!..
Мария Ивановна добросовестно подсчитывала, сколько там до конца четверти… И чего у него, Сани Малышева, больше в классном журнале, – двоек или троек. Или – пропусков уроков, что совсем похоже на правду… Малышев откровенно скучал, смотрел за окно кабинета математики. Подсчёты Марьи Ивановны, если честно, не производили на Саню никакого впечатления.
И сейчас Санёк встряхнул головой, – словно прогонял назойливые рекомендации классного руководителя. Поглубже надвинул кепку на глаза, сплюнул сквозь зубы, руки – в карманы:
- Ага, – жду!.. Жди. Чего я там не видел, на контрольной по алгебре. В шахту, в забой, и так возьмут. Без твоей контрольной. Мне бы только девятый окончить.
Вприщур оглядел заросший спорышом двор, зябко повёл худыми плечами:
- Ого!..
Траву и ветки старой яблони, низенький забор и даже крышу укрыл этим утром тонкий стрельчатый иней. Соседский бело-серый гусак задумчиво шлёпал к луже. Вытянул шею, сокрушенно захлопал крыльями: за ночь лужа покрылась звонким ледком. Санёк застегнул «молнию» на куртке, решительно вышел со двора. В сторону школы и не глянул, повернул на берег.
А ласковая Луганка тихо радовалась первому инею, замирала – любовалась робкой и нежной, чистейшей белизной на ветках боярки и тёрна. Санёк набрал полную горсть тёмно-синих, с беловатым налётом ягод, уселся на ивовую корягу. Вспомнил, как ходили с отцом за старый террикон, – там степь перемежалась поросшими тёрном балками. Батя говорил:
- Ягоды тёрна после первых заморозков собирать надо. Сладкими они тогда бывают, – хоть и терпковатые…
Санёк вдруг прислушался: плачет кто-то?.. Приподнялся с коряги, оглянулся. Так и есть: чья-то малая, в светло-голубой курточке и таких же брючках, стояла у самой воды, безутешно плакала. Из-под пушистой белой шапочки в розовый горошек выглядывали тёмные косички с заколками-бабочками. И чего их, малых таких, одних на берег отпускают?.. Девчонке – лет шесть, не больше. А если снова – стрельба?.. Они, всу-шники (ВСУ – вооружённые силы Украины, прим. автора) предупреждают, что ли, когда начнут палить по посёлку…
Подошёл к малой, тронул за плечо:
- Ну, чего ты?
Девчонка испуганно притихла, оглянулась. А увидела Саньку, – будто обрадовалась, снова завсхлипывала, теперь с надеждой. Заторопилась:
- Ася!.. Я её на куст положила, – мне надо было шапку поправить… Холодно!.. А она упала, – в воду… Воон она!
Недалеко от берега Санёк разглядел большую куклу в розовом платье. Косы у куклы расплелись, рядом беленькими лодочками плыли соскользнувшие, видно, туфельки.
- Ладно, не реви! Достану сейчас. – Строго приказал малой: – Отойди от воды!
Девчонка послушно отступила к терновым кустам. А Саня засучил брюки, снял потрепанные кроссовки, – кажется, в этом месте Луганка совсем мелкая… Странно, – вода показалась тёплой. Видно, речка ещё хранила недавнее тепло, или тёплой казалась, – в сравнении с инеем на прибрежной траве… Санёк шагнул в речку, потянулся за куклой. Девчонка снова спустилась к самой воде, серьёзно и озабоченно попросила:
- Туфельки!.. Ты и туфельки её возьми, а то уплывут.
Санька про себя чертыхнулся: они и так уже уплыли. Шагнул дальше, – и оказался по пояс в воде. Подхватил туфельки, вышел на берег:
-Держи свою Асю, растяпа.
Девчонка испуганно захлопала глазами:
- Ой, ты весь промок!
Саня выжимал брюки и низ куртки:
- А ты думала, – вода в Луганке не мокрая?
Девчонка взяла его за руку:
- Побежали к нам! Наш дом – видишь? Голубая калитка. Только наверх подняться. И мама печку уже затопила, – у нас немного угля осталось. Пойдём! Тебе брюки надо высушить.
А Саня почему-то засмотрелся на куклу… Вспомнил: почти такая же была у Дашеньки, сестрёнки младшей… И косички у Дашеньки такие же были, – только светлые… Сам не заметил, как пошёл за девчонкой. А она не отпускала его ладошку, рассказывала:
- Асю крёстная мне привезла. А ещё крёстная хотела меня с собой забрать, – туда, где нет войны. Там у них не стреляют. Из гранатомётов не стреляют… и из автоматов, – объяснила малая.
Санька усмехнулся: из гранатомётов!.. – Это слово малая выговорила так чётко, ну совсем без запинки, – словно всю свою шестилетнюю жизнь только и делала, что про гранатомёты объясняла…
- А мама плакала… И не отдала меня. – Вздохнула: – Крёстная ругала маму.
Саня спросил:
- Тебя как зовут-то?
Малая важно ответила:
- Катерина я. Андреевна. – Остановилась: – А тебя?
- Санькой меня зовут. В школу ходишь?
Девчонка покачала головой:
- У меня день рождения летом. А осенью в первый класс пойду.
Санька с Катериной вошли во двор. Девчонка взбежала по ступенькам крыльца, махнула рукой:
- Скорее!
В маленькой комнате было тепло. За столом сидели женщины. Одна из них, кареглазая, с непричёсанными кудрявыми волосами, встрепенулась:
- Ладно, девчонки. Посидели, вспомнили… А мне в медпункт пора. Вечерком заходите, – допьём.
Плотно закрыла начатую бутылку самогонки, поставила её в шкаф.
Женщины с видимым сожалением поднялись, потянулись к двери. Одна из них сильно пошатнулась, обняла хозяйку:
- Оох, Натаха! И что бы мы… Без тебя, – что делали бы! Ты… одна нам, – как там?.. – Ты одна нам… помощь и отрада! – Вдруг оторвалась от подруги, вскинула глаза. Горько, безотрадно зашептала: – Ты где силы берёшь, Натаха! – Кивнула на девчонку: – Да ещё с ней! Ооодна!..
Натаха – Катеринина мать, понял Санька, – поддержала подругу за локоть, взглянула на невысокую молчаливую женщину:
- Оль, ты до дома её доведи. Мне бежать надо, – я ж одна… на три посёлка.
Только тут обратила внимание на светловолосого мальчишку, которого дочка держала за руку:
- О!.. Да ты промок совсем! – Грустновато улыбнулась: – Тонул?..
Саньке легко почему-то стало. Он тоже улыбнулся:
– Спасал. Её вот куклу доставал из Луганки. – И удивился: рассмотрел, что Натаха эта – молодая совсем… Покраснел даже: красивая такая! Просто глаза очень усталые… и от этого – тенью упавшая на лицо грусть… Натаха тоже чуть смутилась под внимательным взглядом незнакомого мальчишки. Быстро собрала волосы в тяжёлый узел:
- Брюки снимай. – Поняла, чуть заметно усмехнулась: – Да не стесняйся, – я ж тебе не девчонка… Я тётка взрослая… и ухожу сейчас. Катерина тебе чай приготовит, – пока брюки сохнуть будут.
Легко, по-девичьи, метнулась в спальню, вынесла чистые брюки. Оглядела Саньку, засмеялась:
- Утонешь в них, конечно. Андрей мой богатырь… был… И всё ж лучше в таких, чем без штанов! – Решительно приказала: – Надевай!
Санька кивнул: сидеть в одних трусах – при девчонке, даже такой малой, – как-то не очень…
Катеринина мать аккуратно сложила белый халат, достала из шкафа банку с вареньем:
- Малиновое. Чай попьёте.
И убежала.
Малая старательно вытерла стол. Нахмурила красивые тёмные бровки:
- Опять самогонку разлили… – Горестно вздохнула: – Вот крёстная и ругается… что мама с подружками своими – как соберутся, так и пьют… самогонку. Тётя Оля приносит, – много бутылок. А крёстная сказала, что заберёт меня к себе… и я там в школу буду ходить.
Саньку вдруг холодом обдало, – так рассудительно-горько шестилетняя Катерина объяснила:
- А я что ж, – её одну здесь брошу…
Санька спросил:
- А отец?
Катерина по-взрослому развела руками:
- А не помню я его. Мне тогда два года было, – Катерина снова потрясающе чётко выговаривала совсем не девчоночьи слова, – когда авиаудары начались, – по Луганску. И по аэропорту стреляли. А папа с ополченцами защищали аэропорт… И папа погиб. А мама теперь… с подружками – почти каждый день самогонку пьют. Потом мама целую ночь плачет…
Санька вздрагивал, – от каждого слова малой… В тех боях за Луганский аэропорт, в 2014-м, погибли и его родители… Правда, ему, Саньке, тогда уже почти одиннадцать было… И он всё хорошо помнит, – и первые авиаудары, и мать с отцом. И сестрёнку, Дашеньку. И даже куклу её, так похожую на Катеринину, тоже помнит…
Продолжение следует…
Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»
