Найти в Дзене
Заметки Художника

Инь и Ян Оскара Рабина

Я даже не собираюсь спорить с тем, что Оскар Рабин – художник, способный повергнуть в депрессию. Наоборот, я это всячески намерен подчеркнуть подборкой его работ. Как и то, что его картинам свойственна очень изысканная, утонченная красота. Но даже не это главное.

Главное — ответ на вопрос, который возникает у меня в связи с его творчеством. В какой мере ценность художника определяется объективным качеством его работ, их эстетикой, и в какой — значением его творчества, да порой и всей жизни для конкретного этапа общественной жизни, истории страны или мира? Вопрос этот, конечно, метафизический и думаю, даже моим немногим постоянным читателям он будет неинтересен, а возможно и непонятен. Но для меня он весьма актуален, потому что, отвечая на этот вопрос, художник может в корне поменять направление своей работы, поставить перед собой совершенно новые цели.

По-видимому, для художника существуют две крайности: либо существовать в собственном удачно сконструированном мире, «башне из слоновой кости», либо полностью откликаться на современную ему действительность со всеми её нюансами. Всё остальное — в той или иной степени компромисс, как правило, очень мучительный. Творчество Рабина и его судьба очень точно перекликаются с послесталинской эпохой Советской России, удачно накладываются на неё. Именно накладываются, а не порождаются ею, потому что его характерное видение оставалось прежним и тогда, когда многое в мире изменилось. Ушла неустроенность быта, например, но он продолжал видеть так — в его картинах неизменно присутствует череда неуютных, острых углов, темных, тусклых пятен. Он ассоциируется у многих с «разоблачением» изнанки советской действительности. Но был бы его стиль другим, если бы он родился и вырос в Париже, а не уехал туда уже в достаточно зрелом возрасте, и каким бы тогда было его место в европейской культуре? Он ведь воспринимается вкупе со всеми поворотами истории нонконформизма, он был его неотъемлемой частью и одним из главных вдохновителей. Он организовал Бульдозерную выставку, и это знаковое событие так или иначе влияет на восприятие всех его произведений.

Он родился в 1928 году в Москве, в семье врачей. Учился сначала у художника Евгения Кропивницкого, потом в Рижской Академии Художеств. В 1948 году был принят в Суриковский институт в Москве, но очень скоро был исключён «за буржуазный формализм» и продолжил учиться у Кропивницкого. Устроился работать под Москвой десятником по разгрузке вагонов. До 1957 года трудился мастером на строительстве Севводстроя. Летом 1957 участвовал в выставке, приуроченной ко Всемирному фестивалю молодёжи и студентов. Став её лауреатом (почётный диплом), получил возможность работать художником-оформителем на комбинате декоративно-прикладного искусства. Также начал зарабатывать продажей картин, устраивая показы каждое воскресенье в собственной квартире. С приобретением известности подвергся острой критике в советской прессе – за очернение Советского Союза, депрессивность картин, подыгрывание критикам социализма. В 1964 году впервые выставился за рубежом, в Лондоне, там же в 1965 прошла его первая персональная выставка в галерее Grosvenor. В конце 60-х получал заказы на оформление книг, но постоянного заработка из работы в качестве иллюстратора сделать не сумел.

В начале 70 активно продвигал идею организации уличных выставок картин. Осенью 1974 года стал инициатором и одним из основных участников выставки работ художников-нонконформистов в Битцевском лесопарке – той самой «Бульдозерной выставки». В 1977 году был посажен под домашний арест по обвинению в тунеядстве. Отказался уехать в Израиль, но согласился выехать в Европу по туристической визе. В 1978, проведя шесть месяцев во Франции, получил от Верховного Совета СССР уведомление о лишении советского гражданства. Жил, работал и выставлялся за границей, в 1990-м вновь получил советское, а в 2006 – Российское гражданство. После 1990-го вновь выставлялся в России...

Работа, которая послужила поводом для особо злостных нападок и дала заголовок "клеймящей" статье  - "Помойка № 8"
Работа, которая послужила поводом для особо злостных нападок и дала заголовок "клеймящей" статье - "Помойка № 8"

У каждого художника есть свой мир, в котором он обитает и который сам творит. Мир Огюста Ренуара, например (см. мою публикацию здесь) — это мир грациозных, миловидных женщин и симпатичных детей, мир цветов, радости и солнечных бликов. Мир Оскара Рабина — это мир мрачных бараков, заборов, телогреек, огромных бутылок водки, мятых газет и других не самых привлекательных атрибутов советского быта, которые лишь порой оживляются вкраплениями ярких пятен и белых ромашек. Но художник не был бы художником, если бы не старался увидеть в нагромождении уродливых деталей логику, ритм и красоту.

Они правда изысканны, его картины. Они могут притворяться наивными или примитивистскими, но это не так. Рабин не был наивным и не был примитивистом ни в каком смысле. У него всё продумано и выверено, от рафинированных силуэтов с линейными акцентами, и до шершавых текстур и к месту подобранных вставок-коллажей. Его работы легко впишутся в интерьеры современных лофтов. Быть может, забудется смысл многих его композиций, но эстетика останется и будет жить своим чередом.

На самом деле, творчество наших мастеров авангарда второй половины 20 века — это неподнятая целина, потому что широкому зрителю оно практически неизвестно. Мы уже неплохо знаем творчество художников первой половины прошлого столетия, видим много материалов о современных мастерах, как отечественных, так и зарубежных. А между этими областями, по крайней мере я ловлю себя на этом, огромное белое пятно. Случилось так, что творчество многих художников этого периода не имело своего продолжения. И теперь, скорее всего, уже никогда не будет его иметь, потому что исчезла питавшая его среда. И говоря «среда», я имею в виду не только, скажем, издержки социалистического строя, дефицит, репрессии и прочий негатив. Это была очень сложная, богатая, разнообразная эпоха. Правы те, кто называет тот «застой» высококачественным, а нынешний прогресс второсортным.

Люди того времени жили подчас в очень стесненных и трудных условиях, но мыслили широко.

Лишь недавно, благодаря соцсетям, я открыл для себя, скажем, такое явление как иературы Михаила Шварцмана — совершенно уникальное явление на стыке абстрактной живописи и иконописи. Или живописные и графические работы Евгения Амаспюра — многим ли они знакомы? Фотореализм, но, в пику большинству современных произведений этой стилистики, с глубокой содержательной «начинкой». Это драгоценные крупицы «иного», этого больше не будет, а так хочется это сохранить!

В обличие от упомянутых и многих других художников периода заката советской империи Оскар Рабин своё продолжение имеет. Творчество многих современных мастеров, начиная с тяжеловатого сюрреализма Василия Шульженко, и заканчивая отвязными хохмами Васи Ложкина, зиждется в том числе и на плечах Оскара Яковлевича.

В начале статьи я назвал живопись Рабина депрессивной. Но она и жизнеутверждающая! Сколько силы в этих изломах крыш и заборов, в этих чёрных контурах! Какие крепкие формы у бутылок с водкой, какая энергия в мазках, которыми лепятся стены, земля, даже небо! Да, всё грязненькое, неприглядное, но твёрдое и ядрёное! Готовое выжить несмотря ни на что!

Что греха таить, смотреть работы Рабина подряд в большом количестве скучно. Повесить одну такую картину в лофт – другое дело. Но… бесконечные вариации одних и тех же предметов-символов: ломаные линии убогих построек, огромные и никак пространственно не связанные с фоном бутылки, рыбины, колбасы, пачки сигарет, газеты, букеты цветов… Всё это быстро утомляет современного зрителя. К тому же обращает на себя внимание один характерный момент. В эмиграции Оскар Яковлевич писал в совершенно той же тональности и тематике, что и на Родине, только теперь на фоне слегка покосившихся построек у него фигурировали не бутылки русской водки и селёдка в обертке из газеты Правда, а французские вина и колбасы с белым налётом, разложенные на фоне парижских бульваров. Если вдуматься, то это - совершенно закономерно. Во-первых, перечисленные предметы для Рабина это не просто постоянно довлеющее окружение, а своеобразные буквы его языка. Он ими говорит. Во-вторых, ситуация требовала использовать уже единожды найденный и нашедший признание язык и дальше. Видимо, его это совершенно не напрягало. Рабин, безусловно, из художников, чей стиль мало подвержен изменениям. Разговор о художниках, которые всю жизнь находятся в поиске, и о тех, кто находит сразу, у нас ещё впереди.

Я понимаю, что всем сказанным выше я создаю очень противоречивую картину личности и творчества художника. Но в том-то и смысл этой небольшой серии публикаций Инь и Ян — увидеть «хорошее» в «плохом», тёмное — в светлом и интересное — в неинтересном. Мы с вами, дорогие читатели, не жили в бараках, не пили водку на кладбище в компании бездомных собак и не хоронили свои картины под гусеницами бульдозеров. Но значит ли это, что нам неинтересно творчество Оскара Рабина?

И о погоде. Иногда на душу ложится именно пасмурная, ненастная погода, вы не замечали? Хотя солнечная, по определению, лучше. Мы так и говорим: «хорошая погодка сегодня», подразумевая, что на улице ухохатывается солнышко. Но иногда душа просит ненастья и пребывает в гармонии с ним. В начале ноября, например!

Буду признателен за комментарии и подписки.