Когда в кругу одесситов я с нескрываемой гордостью говорю, что вырос на Молдаванке и называю улицу, обязательно слышу уточняющий вопрос:
- А в каком номере?
Интересуются этой подробностью абсолютно все и отнюдь неслучайно. Госпитальная улица, на которой прошло моё детство, в Одессе знаменита не менее Дерибасовской. И если, допустим, о той же Малой Арнаутской, с лёгкой руки Ильфа и Петрова, знают, как об улице, где "делается вся контрабанда", то Госпитальную прославил живший там когда-то легендарный Мишка-Япончик. Вернее, и он тоже. Наверное, Госпитальная улица в Одессе - это, как Столешников переулок в Москве или, как Гороховая - в Питере. Вроде и ничего особенного, но знаменитые. Даже действие рассказа Бабеля "Король" происходило именно на ней, во дворе дома №23
О Мишке - Япончике я впервые услышал там же от старших пацанов, обсуждавших изящество его криминальных "подвигов" В Одессе Япончика в советское время не забыли, а уж на Молдаванке и подавно хранили воспоминая о нём с трепетными подробностями, подпитывая те слухами о его "Маузере", якобы, преподнесённом ему в подарок владельцем одного из оружейных магазинов. "Маузер", как рекламировали этот пистолет в дореволюционном каталоге, на 200 шагов убивавший наповал лошадь и на расстоянии целой версты выводивший человека из строя, был вещью хоть куда. Правда, он и стоил тогда немалых денег - аж 48 рублей. То есть, подарок был более чем достойным человеку, имевшему в городе очень определённый статус. "Новейшее изобретение германца Маузера" Япончику, очевидно, понравилось и этим щедрым подношением владелец магазина обеспечил себе лояльность налётчиков и неприкосновенность своего товара. И об этом мифическом пистолете, конечно же, слагали легенды в нашем дворе, полагая и наверное, не без основания, что возможно тот, родимый, здесь где-то до сих пор лежит, оставленный "на фатере у мамаши". Ну, вроде как, на всякий случай...
Вероятней всего, эта байка так и осталась бы пустым вымыслом, не заинтригуй однажды меня мой сосед Яшка неожиданным вопросом:
- Обещаешь, что никому не скажешь?
Он вытаращил глаза, не в силах больше маяться с тайной, имеющей для него огромный смысл. Её невозможно было кому-нибудь не выложить и она распирала Яшку, готовая вот-вот вырваться наружу, словно несчастный пёс, пойманный гицелями - собаколовами на мыло.
- Забожись за муторшу! - добавил он, терзаясь нелёгким выбором: поделиться со мной всеми "мансами", которых у него накопилось немало, и родительским наказом не проболтаться об их семейном секрете. А тот и вправду был очень необычным...
Как оказалось, мой дворовый дружок жил в квартире, которую до революции занимала семья Меера-Вольфа Винницкого. Именно того самого Винницкого, одним из детей которого был никто иной, а Мишка-Япончик. Правда, та квартира в двадцатые годы была разделена на две части и прежним хозяевам остались лишь две комнаты, но зато с большой изразцовой печью в одной из них. Там-то, в узком пространстве между потолком и карнизом печи Яшкин отец спустя многие десятилетия и обнаружил жестяную коробку. Чего он туда полез? Да особых причин, в общем, не существовало, но исключительно по бытовой необходимости. Карниз печи дал трещину и не заделать её - значило плюнуть на упрёки, Яшкиной мамы и проигнорировать её уничижительные заявления о своих руках, растущих с места пониже спины, а не откуда им положено.
- Стыдно перед людЯми, - выговаривала она чуть ли не каждый день, - ты хочешь, чтобы все думали, что я замужем за каким-то шлемазлом? Или тебе нравиться устраивать мне в нервах гармидер?
Ну и какой, спрашивается, одесский муж, "делающий базар" и обожающий жену - свою дивную хризантему, не прислушается к ней со всем вниманием? Кстати сказать, "делать базар" в Одессе имелось в виду ходить на рынок за продуктами и это прерогатива принадлежала исключительно мужчине - главе семьи. Яшкин папаша не был исключением, регулярно "делая базар" по субботам, а потом завтракая второй раз с рюмкой водки. Однако на этот раз позавтракать, как он привык, у него не получилось, а вместо соблазнительной стопки под малосольную скумбрию ему, вернувшись с "Привоза", пришлось заниматься ремонтом. Он, чертыхаясь, притащил со двора пыльную, обгаженную голубями лестницу и, проклиная архитектора, спроектировавшего такие высокие потолки, полез заделывать трещину. Кусок злополучного карниза, как и следовало ожидать, от первого прикосновения тут же отвалился, обнажив спрятанную за ним коробку. К великому сожалению Яшкиного родителя ничего ценного он в ней не обнаружил, лишь пачку царских ассигнаций да пожелтевшие бумаги извозного заведения, принадлежащего господину Винницкому М-В.
- А Маузер? - у меня перехватило дыхание от этой новости. Неужели, рассказы, слышанные мною от старших пацанов, всё-таки, оказалось правдой? Однако Яшка лишь вздохнул, осведомлённый не хуже меня о пистолете "Короля", а именно так именовали Мишку-Япончика в Одессе.
- Не было. Вот, батя дал - он вытащил из кармана розовый казначейский билет достоинством в 25 рублей, с двуглавым орлом и с портретом российского самодержца.
- И куда Маузер мог деться? - Яшка, машинально мусоля доставшуюся ему ассигнацию, продолжал недоумевать, - ведь он же должен был там быть...
