Моё детство прошло в закрытом городе Северодвинске. По семейной легенде, в этот молодой город в 1950-х годах, когда он назывался ещё Молотовск, приезжал из деревни дедушка Коля, чтобы заработать деньги и остаться, закрепиться. Но что-то пошло не так: не ужился он в общежитии с другими поселенцами, даже крепко подрался. И вскоре вернулся к себе в деревню.
Родители приехали на ПМЖ в Северодвинск в 1974 году. Папа долго получал так называемый допуск, чтобы устроиться на военный завод. Мама не сразу, но нашла работу учительницей начальных классов.
Яркое воспоминание детства: мы возвращались из отпуска в деревне, в автобус для проверки паспортов перед въездом в закрытый город вошли неулыбчивые пограничники. Я заворожённо смотрел на бравых ребят в зелёной форме с автоматами (настоящими!). Никто не мог тогда даже предположить, что в шальные 90-е на месте КПП поставят шашлычную, а потом и её разберут.
Наверное, легче восстановить затухающие картинки прошлого, если пройтись по улице детства. На улице Полярной наша семья жила с моего рождения и до 1991 года, когда снесли нашу деревяшку и целую эпоху. Мне кажется естественным интерес к месту, этому городу, где я родился. Душа человека душе места отзывается!
Летом с мамой и братом мы прогуливались по улице, чтобы встретить с завода папу (вдруг зарулит куда-нибудь с друзьями пропустить по рюмашке?). Идти было далеко, мои ножонки отказывали, страшно уставали.
Папа никогда не рассказывал, чем конкретно там занимается, может, потому, что я не интересовался: работает и работает. Завод называли ещё непонятными буквами – «сээмпэ». Только потом, школьником, смог запомнить расшифровку – Северное машиностроительное предприятие. Кстати, почему не кораблестроительное? Ведь там строят не машины, а корабли, подводные лодки. Военная тайна! А кому-то из моих ровесников для легенды взрослые врали, что на заводе делают… кастрюли!
Тогда, ребёнком, знал только, что завод громадный, жилые дома по сравнению с ним выглядели игрушечными. Самый большой цех виднелся с начала улицы. С работы на Полярную шли плотным непрерывным потоком мужчины, и почти все с усами! Мода тех лет. Надо было внимательно всматриваться, чтобы увидеть родное лицо…
Начало улицы отличалось от той деревянной двухэтажной части, где мы жили: здания казались мне большими и какими-то чужими, я их даже боялся. Эти четырёхэтажные кирпичные дома после войны возводили пленные немцы.
На углу с улицей Советской (в каждом населённом пункте СССР была и есть улица с таким названием) раньше находилась аптека. Помню стойкий запах лекарств (теперь в аптеках не пахнет – разве мел сегодняшних таблеток может пахнуть?). По пути иногда мы покупали без рецепта кисло-сладкую «аскорбинку». Сейчас тоже «тонизирующее снадобье» продают – в баре с названием соответствующим – «На Советской».
На шумной Советской стоял магазин игрушек «Буратино», самый мой любимый. Помню, как разбегались глаза при входе в него! Сейчас здесь тоже магазин, но не детский – сэконд-хэнд, который раньше бы назвали комиссионным. Зашёл… И как тут умещалось всё разнообразие игрушек? Попади сейчас я, ребёнок советской эпохи, в современный торговый центр «Детский мир» – произошёл бы разрыв маленького сердечка.
Что меня интересовало в «Буратино»? Пистоны. Потому что они взрывались в металлических пистолетах с дымком, пахло серой, как от настоящего оружия. Если они не взрывались в пистолете, нужно было ударить молотком – и взрыв обеспечен.
В шесть лет я мечтал об игрушке – об управляемом грузовике. Конечно, в те времена такие машинки выпускались не радиоуправляемые, а со шнуром, который на два метра тянулся от пульта к игрушке. Родители зарабатывали немного: папа – обычный работяга, мама – учительница. Деньги пришлось копить. И вот счастливый день настал. Принесли машинку домой, а батареек-то нет! И в магазинах нет – дефицит. Знают ли сегодняшние дети это слово? А я до сих пор помню своё отложенное счастье управления тем грузовичком.
Запомнил свою первую самостоятельную покупку. Зажав в потной ладони мелочь, отправился за хлебом. Стоил батон тогда, если не ошибаюсь, 22 копейки, но больше нравилась плюшка «Московская», потому что она была сверху посыпана сахарным песком. Я съедал только сладкую верхушку.
По диагонали от продовольственного находился коммерческий промтоварный магазин, открывшийся в конце 1980-х. Первый из них появился в центре города, умные коммерсанты назвали его «Гермес» – по имени бога торговли и счастливого случая, а также хитрости и воровства… Представляете сейчас очередь за одеждой? А тогда люди толпились у прилавка, чтобы посмотреть на кожаную куртку, джинсы «Ливайс», какие-то яркие рубашки, которые не продавали в обычных советских магазинах. Сладковатый запах импортной кожаной куртки помню, как сейчас. Стоили эти вещи дорого, на них приходилось откладывать.
Мы, дети, искали жевательную резинку за стеклянным прилавком у кассы, протиснуться туда было сложно. Как все мальчишки, я больше любил «жвачку» «Турбо» с бумажными вкладышами, на них напечатаны автомобили, которых мы никогда не видели и о которых только мечтали. А ещё из жвачки надували пузыри, что считалось верхом крутизны. Надо было чудесным образом губами расправить резинку на зубах, надуть, и шарик должен громко хлопнуть. Я не умел…
Жвачка в СССР всегда была катастрофическим дефицитом. Прочитал недавно в воспоминаниях детей войны, что в те годы пацаны давали за неё американским матросам адреса девушек, согласных на близкое знакомство. Пока корабли союзников ремонтировали в порту нашего города, надо было как-то отдыхать…
Рядом на перекрёстке находился киоск «Союзпечать». Из окошечка пахло свежими газетами, тетрадками, блокнотами. Всё это манило меня. Почему запахи детства так запомнились? Лекарств, жвачки, бумаги… Необъяснимо. В киоске покупал «Советский спорт» для брата, для родителей только что появившуюся и быстро набравшую популярность газету «Дачная» (все тогда обзаводились дачами, спасаясь от надвигавшегося безденежья). Знакомая киоскёрша оставляла эти издания специально для меня. Уже продавали и «Спид-инфо», первую эротическую газету, со срамными, как сказала бы бабушка, фотографиями на обложке. Киоска на этом месте нет: сожгли в 1990-х.
Во дворе стояла голубятня. Два голубя каждый день прилетали на карниз нашего окна. Я очень жалел голубку (почему-то я уверен, что это была именно голубка), потому что на лапке у неё была привязана леска. Птица прихрамывала, и я её прозвал хромоножкой, хотя правильно сказать хромолапка. Папа приколотил металлическую крышку, и мы даже в морозы открывали окно, насыпали крупу – как помню, пшено.
Помню, в конце 1980-х, на демонстрации 7 ноября милиция аккуратно оттеснила представительного мужчину с плакатом, спокойно стоящего на газоне. На плакате что-то нехорошее было написано про Ленина, того самого доброго улыбчивого дедушку с портрета в нашей группе детского сада. Разве мог он что-то сделать плохое?
– Папа, папа, а что там написано? – не понимал я. Папа промолчал.
В тот же год появились талоны на продукты. Тётя как-то раз достала для нашей семьи дополнительные талоны – целые не разрезанные простыни, сулившие нам лишние килограммы колбасы, масла, а также носки-трусы, которые тоже были лимитированы. В домоуправлении, где их выдавали, у родственницы имелся блат.
…И всё-таки интересно, что бы сказал сейчас тот пикетчик?
Продолжение здесь Начало здесь
Tags: Очерк Project: Moloko Author: Попов Артём
