Они с оператором стояли на краю выступа. Оператор поскользнулся и сорвался в воду. Очевидцев было достаточно — никто не успел даже сообразить, что произошло, как Зиничев рванул в воду за сорвавшимся человеком и разбился о выступавший камень. Оператор тоже погиб.
Царство Небесное…
Хочу напомнить, что Зиничев работал министром ЧС последние несколько лет, а до этого всю свою жизнь прослужил совсем в другом ведомстве и совсем в других погонах.
Много лет он был одним из самого что ни на есть 'ближайшего окружения' Начальника, сопровождая его ежедневно.
Я как раз тогда была с ним знакома.
И он для меня был типичным представителем вот этого сорта силовиков — совсем из другого теста людей, отдельной такой обоймы — именно обоймы — нашего общества.
Четкие, молчаливые, молчаливо бесстрашные, немногословно глубокие, молниеносно решительные, понимающие полутона, но не принимающие их в вопросах государственного благополучия и безопасности, они безусловно и ежеминутно готовы отдать жизнь — за Родину, за дело, которое им поручено, за малознакомого оператора, поскользнувшегося на скале.
Коллективный обитатель как отечественных, так и небратских фейсбуков не смог бы даже поговорить с человеком из этой обоймы. Потому что языка такого не знает.
И погиб Зиничев как в назидание всей той швали, которая уже начала свой гопак на его костях. Его смерть как будто говорит им: 'Смотрите, негодники, как на самом деле устроен мир. Какие в нем есть люди. Какие в нем министры. Какое в нем 'ближайшее окружение'. Какие в нем силовики'.
Но и смерть говорит с ними зря. Языка-то они не знают.
За мужество, за героизм как образ жизни, за беззаветность, за служение как единственно возможный выбор, за то, что был одним из многих и это множество было и есть такое же, как он один, — вечная память.
