93,1K подписчиков

Рафаэль Санти во Флоренции: «Прекрасная садовница»

6,8K прочитали
Покинув мастерскую своего учителя, живописца Пьетро Перуджино, юный (двадцатилетний) Рафаэль отправился во Флоренцию.

Собственно, куда ещё было направить свои стопы талантливейшему художнику эпохи Возрождения, как не в её культурный эпицентр? И надо ли говорить, какой подъём творческих сил вызвало в его душе знакомство с работами Леонардо да Винчи и Микеланджело? «Мона Лиза», «Мадонна Бенуа» и прочие работы флорентийских гениев подтолкнули Рафаэля к самостоятельному переосмыслению библейских сюжетов. Восприняв достижения старших коллег по цеху как своего рода творческий вызов, наш герой стремился воспроизвести, а затем и превзойти их творения. Причём как по части технического исполнения, так и в отношении смыслового наполнения.

Всё это в полной мере относится к картине «Прекрасная садовница», которая на краткое время покинула запасники Лувра и экспонируется сегодня в Государственно Эрмитаже. Умозрительный равнобедренный треугольник, в который вписана центральная сцена произведения, добавляет «устойчивости» образу девы. Помогает совмещать в себе физическую и духовную красоту персонажа. Пафос картины рождается из химии чувств, возникающей между участниками композиции. Из простых и естественных, но вместе с тем — чистых и возвышенных эмоций. Здесь всё уравновешено меж собою: геометрия и цвет, эстетика и психологичность, канон библейского мифа и законы живописного жанра.

Да, Флоренция поделилась с Рафаэлем премудростями смешанной техники, добавив к масляным краскам немного эмульсии и порошкового пигмента. Перенесла «место действия» на доску, помогла понять роль и значимость фоновых пейзажей. Но дальше юный мастер решил идти своей собственной дорогой. В отличии от того же да Винчи, Санти не стал превращать свою картины в сборники туманных аллегорий. И вместо того, чтобы «по последнему письму моды» насыщать их бесчисленными библейскими намёками, загадками и прочей метафизикой, — обратился к не менее вечным темам семьи, любви и гармонии.

Рафаэль Санти, «Мадонна в кресле», около 1513—1514, масло, доска, Флоренция, 	Палаццо Питти
Рафаэль Санти, «Мадонна в кресле», около 1513—1514, масло, доска, Флоренция, Палаццо Питти

Суть фоном «Прекрасной садовницы» (французы зачем-то именно так обозвали эту картину) по-прежнему служит природный ландшафт. Да и облачение девы Марии (красных и синих «богородичных» тонов) отдаёт дань старинной традиции. Ну и нимбы, красующиеся вокруг чела маленьких Иисуса и Иоанна, также никуда не делись. Зато покрывало — мафорий, долженствующее с головы до ног укутывать Марию, по воле Рафаэля падает с плеч пресвятой девы, лишая при этом ореола загадочности и позволяя без помех разглядеть её облик.

Справедливости ради отметим: есть мнение, что сам мафорий был написан не Рафаэлем, а его близким другом Ридольфо Гирландайо, «подстраховавшим» спешно отбывшего в Рим приятеля и коллегу. Но общий замысел вне всяких сомнений принадлежал герою нашей статьи.

Далее. Роль главенствующих символов, раскрывающих зрителю характер героев, берут на себя такие элементы композиции как цветы. Фиалки рассказывают о кротости нрава, лютики — о будущем духовном подвиге Христа, а клубничный куст отсылает к мотивам райских садов.

Младенец Христос, тянущийся за книгой в руках Богоматери — довольно занятное прочтение традиционной композиции «читающей Мадонны». Но как выразителен диалог их встретившихся взглядов! А вот взгляд маленького Иоанна обращён на Христа, как добавляя значимости его живописному образу, так и «замыкая» упомянутый выше композиционный треугольник.

Обратите внимание, дорогой читатель, каким спокойствием дышит вся эта сцена. Именно во Флоренции стиль Рафаэля обретает свои самые характерные и узнаваемые черты. В его рамках простота и непосредственность живописного высказывания уживается с его же выразительностью и глубиной. Достоверность — со стройностью внутренней логики. Такой взгляд на библейские, да и в целом на мифологические нарративы, был настоящим прорывом для своего времени.

Конечно, безмятежная сельская атмосфера, характерная для произведений флорентийского периода творчества Рафаэля — не новость для европейской живописи XVI века. Но только он сумел «подружить» сакральное с мирским до той степени, чтобы граница между первым и вторым проходила не по контурам нимбов над головами героев, а терялась где-то между встретившимися взглядами Марии и Христа. Становилась зыбкой и по большому счёту — второстепенной. Санти напоминает зрителю о том, что Бог есть любовь, а значит — находится не на неизмеримой моральной высоте, а прямо в сердце каждого из нас...

Чуть позже Рафаэль создаст целую серию похожих работ. Часть — по заказу, остальные — для друзей и души. «Мадонна со щеглом», к примеру, до сих пор экспонируется во Флоренции.

Ну а эта картина, как мы уже упоминали выше, сегодня принадлежит коллекции парижского Лувра. Совершенно неизвестно, когда и как она очутилась во Франции. Зато известен фурор, который она произвела при дворе короля Франциска I. В его резиденцию в замке Фонтенбло зачастили местные художники, стремясь воспроизвести работу Санти или создать собственную вариацию на тему. Занятная ирония Судьбы, не так ли, дорогой читатель? Картина, появившаяся на свет как ответ на Мадонну кисти да Винчи, сама стала поводом для творческой рефлексии десятков видных мастеров.

Автор: Лёля Городная. Вы прочли статью — спасибо. Подписаться