⇦ предыдущая часть
Максим Григорьевич Власов (1836-1848). Генералом Власовым кончается тот период войска Донского, в течение которого казаки видели во главе своих же казаков. Со смертью Власова, эта привилегия была утеряна, и атаманы из казаков более не назначались. Сам Власов, последний из атаманов-казаков, не был удостоен звания ″войскового атамана″, а остался только ″наказным атаманом″.
Власов, вступая в должность, принёс присягу в войсковом правлении, в присутствии специально командированных для этого на Дон сенаторов Княжнина и Болгарского. До этого времени он был в Варшаве в действующей армии, в звании походного атамана донских полков.
На личности Власова нелишне будет остановиться подробнее, так как, делая его наказным атаманом, правительство рассчитывало на него в целях уничтожения на Дону особенностей управления.
Заимствуем дальнейшее о Власове из «Русской старины» (1875 год, июльская книжка).
Ещё до приезда Власова распространился слух в Черкасске, что новый атаман посылается с целью повернуть весь Дон, водворить в нём элементы общего государственного управления, вести Дон к воспринятию солдатчины, теснить донских помещиков, унизить, уничтожить всё, имеющее вид аристократии; но… не исчислить всего, что толковалось в Черкасске… Общество так было настроено против Власова, что не было самой нелепейшей идеи, которую бы оно не было готово принять за истину.
Жил тогда в Черкасске, в самом грустном уединении, в самом жалком, болезненном состоянии, бывший войсковой атаман, А. В. Иловайский.
Все знали, что Иловайский, во время своего могущества, теснил Власова, бывшего под судом по доносу о разорении, будто бы, им за Кубанью мирных натухайцев (Власов тогда был командующим Черноморским казачьим войском, много делал успешных экспедиций в горы для мести черкесам за набеги их в казачьи станицы и за их разорения). И вот стали толковать, что теперь Власов начнёт мстить Иловайскому в его детях. Как же всех удивило, что Власов, на третий день своего приезда в Новочеркасск, поехал к Иловайскому в мундире, оказал ему все знаки уважения и дружеского сострадания, - что Власов обласкал всех трёх сыновей его и предложил им служить с ним или в его штабе, или по выборам… Поступок этот произвёл в новочеркасском обществе огромный эффект; а когда, через несколько дней, приехал в Новочеркасск другой бывший атаман, Андриян Карпович Денисов, и Власов сам первый сделал визит суворовскому ветерану, то весы общества, видимо, начали склоняться на сторону Власова; в праздничный день стали появляться в его приёмной уже и Иловайские, и Платовы, и даже приверженцы кутейниковской партии.
Власов с каждым днём приобретал большее и большее расположение к себе своими действиями. Он строго требовал справедливости окружных судов и деятельности заседателей; обратил особое внимание на личности в войсковых присутственных местах и известных всем подьячих, готовых продавать себя обеим тяжущимся сторонам, начал беспощадно изгонять.
В конце 1836 года получено было Власовым уведомление военного министра, что Император в будущем году изволит посетить войско Донское и в войсковом кругу вручит Наследнику Цесаревичу ″пернач″ - знак атаманского достоинства.
Власов тогда не знал уже покоя, готовясь к встрече высоких гостей: он хлопотал о ремонтировании и украшении войсковых зданий; заботился о приличии наружного вида города; о срытии и выкладке камнем городских спусков и улиц; собирал в разных пунктах офицеров и казаков для учений и маневрирований; толковал с дворянами и купечеством о приличном приёме Государя и Наследника.
17 октября, перед вечером, прибыл Наследник Цесаревич в Аксай.
21 октября Император Николай Павлович сделал смотр собранным в Новочеркасске войскам. Всего было на смотре 2 дивизиона лейб-гвардейского казачьего полка, 2 дивизиона атаманского Его Высочества Наследника Цесаревича полка, 2 дивизиона лейб-гвардейской донской конно-артиллерийской батареи, 22 полевых полка (временно сформированных из наличных офицеров и казаков) и 3 донских конно-артиллерийских батареи.
Весь 1838 год Власов был неутомим в деятельности по устройству края. Везде он был сам, всё видел лично; окружные суды его трепетали; в станицах он сам поверял очереди казаков и велел публиковать очередные списки; в 4 округе открыл некоторые беспорядки по наряду казаков в полки, назначавшиеся на смотр Государя, и выгнал из службы виновного в том чиновника.
В марте месяце 1841 года Власов получил приглашение присутствовать при бракосочетании Августейшего Атамана и 25 марта отправился в путь; но что это был за путь: тающие снега, вскрывающиеся и разливающиеся реки представляли буквально на каждом шагу всякие препятствия и даже опасности! Едва 12 апреля Власов успел доехать до Москвы и, узнавши, что брак назначен на 16, поспешил тот час же выехать из Москвы, в Петербург приехал он 15 вечером.
16 апреля, рано утром, Власову прислан пожалованный ему в тот день орден святого Владимира 1 степени. После торжественного брачного обеда, Государь, обходя гостей, увидел Власова и, положа руку на плечо его, сказал: ″Ну, слава Богу, оженили мы атамана вашего. Любите и атаманшу, как его любите″.
- У донцов Вашего Величества любовь к Монарху и Августейшей Фамилии Его составляет другую религию их. Семейную радость Вашу они примут, как радость собственную свою.
- Через несколько дней после брака, - пишет г. Попов, бывший при атамане Власове по особым поручениям, - назначен был парад войск. За час до парада получается приказание: ″Генералам, имеющим прусские ленты, быть в оных″. Засуетился Власов; он имел ленту красного орла, но не носил её, и она с орденом осталась дома. Тотчас я поскакал в магазины, нашёл орден, звезду и ленту. Привожу к Власову, - ″А на какое плечо надеть её?″ - спрашивает он. Я сказал наугад ″На правое″. Поехали на парад, на Царицыном лугу. Опоздали: Государь уже был там, объехал войска и стоял в ожидании Императрицы. Едва увидел он Власова, подозвал его, нагнулся к нему с лошади и сказал тихо: ″У тебя не на том плече лента″. Тотчас же Ермолов помог Власову переложить ленту с одного плеча на другое. Стоя позади, я покраснел. Власов увидел меня, покивал головой и потом, при возвращении с парада, начал корить меня: ″как тебе не стыдно осрамить своего генерала!″ Я вывернулся только тем, что если бы лента была надета как следует, то Государь и не обратил бы внимания, а теперь все видели, как ласков был он к нему. Власов расхохотался: ″Ты отовсюду вывернешься″, заключил он».
- В 1843 году наш почтенный и всеми любимый донской архиерей Афанасий окончательно потерял зрение… Грустно ему было расставаться с Доном, грустно было и донцам лишиться такого архипастыря. Особенно почувствовали мы это, когда приехал преемник его, архиепископ Игнатий: сравнение обоих было далеко не в пользу последнего.
Новый преосвященный, с первых же дней, по приезде в Новочеркасск, поссорился с Власовым. Набожный атаман, всякий праздник был у обедни, в соборе. Являлся он в церковь тотчас с началом благовеста. Зная об этом, и о том, что израненный старик не может долго стоять на ногах бывший преосвященный Афанасий улаживал так, что приезжал в церковь всегда раньше атамана, спешил облачиться, вместе со входом атамана начинал обедню и кончал её с небольшим в час. При новом архиерее, в первую же обедню, случилось так, что атаман приехал вместе с началом звона, - архиерея ещё не было в церкви; атаман и весь штаб его стоит полчаса, - архиерея ещё нет, проходит ещё полчаса – всё нет архиерея… Наконец, он приехал, начал облачаться медленно, с длинными молитвами, потом пошла обедня ещё с большей медленностью, - кончилось тем, что Власов простоял в церкви больше трёх часов. Приехавши домой, усталый, измученный, он сказал мне:
-Вероятно, новому архиерею не сказали, что я привык приезжать в церковь по первому удару в колокол, и что не могу долго стоять на ногах. Поезжай, пожалуйста, разъясни это кому-нибудь из близких к преосвященному.
Я исполнил; но оказалось, что архиерей всё это знал прежде и всё-таки объявил, чтобы принято было за правило – благовестить к обедне целый час, дабы по этому звону народ знал, что будет архиерейское служение; а служить обедню скоро не привык… Власов рассердился и в следующее воскресенье поехал к обедне в Александровскую церковь, куда отправлен был и хор войсковых певчих.
Во вторник был назначен торжественный акт в Новочеркасской гимназии. Атаман просил меня поехать к ключарю архиерейскому объявить, ″что он приедет в гимназию ровно в половине пятого, желал бы, чтобы и владыко приехал тогда же″, и потом велел мне поставить часы ключаря по часам нашим. Настаёт вторник, атаман явился в гимназию ровно в половине пятого, архиерея ещё нет; он не велел начинать акта в ожидании его… Проходит ещё полчаса – архиерея нет; атаман рассердился и приказал начинать, а директору велел встретить архиерея с певчими. Уже в половине шестого часа, ровно часом позже назначенного времени, прибыл архиерей и, увидевши, что акт давно начался, видимо рассердился, посидел несколько минут и уехал. На другой день сделалось известно, что архиерей выходит из себя за оказываемое будто бы ему неуважение, что он должен первенствовать везде, что атаман, как губернатор, должен сообразоваться с преосвященным, а не преосвященный с атаманом, и что поэтому он нигде не будет показываться, чтоб не компрометировать своего сана.
Услышав о такой выходке архиерея, Власов со своей стороны вспыхнул:
- Преосвященный забывает, что я не губернатор, а атаман войска Донского, и что мне то уж никак не приходится состоять в его команде, а напротив, все духовные лица донского края, как военной области, должны сообразовываться с моими распоряжениями, и я это докажу.
Но вспышка эта тем и кончилась. Скоро после неё Власов уехал осмотреть собранных на различных пунктах донской земли льготных казаков и обревизовать окружные суды, а преосвященный уехал также обозревать свою епархию.
Прошло три месяца. Оба возвратились в Новочеркасск, сделали друг другу церемониальные, самые натянутые визиты… Но как же я удивился, когда Власов, отдав визит архиерею, позвал меня в кабинет и сказал:
- Набросай, друг мой, черновое письмо от меня князю Чернышёву, что новый архиепископ наш объехал всю паству свою, внимательно обозрел все церкви её; подробно переверил все церковные книги, утварь и прочее имущество; уничтожил некоторые вкравшиеся за болезнью предшественника его беспорядки в донских церквах, строго внушил священно и церковнослужителям их обязанности и начал благотворно действовать на умы самих раскольников края, а потому я убедительно прошу князя Александра Ивановича исходатайствовать преосвященному Игнатию орден святого Владимира второй степени, но с тем, чтобы в грамоте на этот орден непременно было сказано: по засвидетельствованию войскового наказного атамана войска донского, генерала от кавалерии Власова, об отлично-усердной службе вашей, и прочее. Ты, друг мой, - продолжал Власов, - хорошенько выясни всё это, да попроще.
Всё понял я тогда и не мог не отдать полной справедливости тонкому уму Власова.
Не прошло месяца после отсылки этого письма, как Власов получил грамоту и орден для архиерея. В грамоте именно употреблены были слова, о которых просил Власов, и он, прочитав грамоту, обратился ко мне:
- Поезжай же, пожалуйста, сам к архиерею; поздравь его от меня с Монаршей милостью и посмотри, как примет он всё это.
Приехал я к преосвященному и, когда сказал, что атаман поручил мне поздравить его с Монаршей милостью, с орденом святого Владимира второй степени, то преосвященный изумился:
- Я не ожидал теперь награды; я недавно ещё получил Аннинскую ленту. Что это значит, откуда эта благодать?
Я подал ему грамоту и орден. Когда преосвященный прочитал грамоту, то, видимо, сконфузился, вперил в меня пристальный взгляд и остался на несколько мгновений безмолвен. Потом снова прочитал грамоту и начал ходить по комнате. Наконец, обратился ко мне:
- Теперь вижу, что я подчинённый атамана, что я такой же подчинённый ему, как и все служащие в войске донском!.. Теперь вижу, что я заблуждался, что я был неправ… Постараюсь искупить свою вину!.. Но, какой великодушный, какой умный человек наш атаман: как деликатно образумил меня!.. Могу ли я тотчас же поехать к его высокопревосходительству с моей благодарностью, с моей повинной головой?
Через час преосвященный был у атамана с новым орденом и звездой. Извинениям его и благодарности конца не было.
В 1848 году, отправив к западным пределам империи всю донскую гвардию и десять полевых казачьих полков, Власов в мае месяце получил новое Высочайшее повеление – сформировать и послать туда же ещё шесть полков. Ревностный исполнитель велений обожаемого им Монарха, он сам отправился в округа войска, для осмотра новых полков. Прибыв туда, он нашёл там распространяющуюся холеру. Тотчас же принятые им меры ослабили эпидемию и потом совершенно её пресекли. Полки двинулись в поход; но Власов получил донесение, что холера явилась в хопёрском, усть-медведицком, втором донском округах и страшно свирепствует в жилищах казаков. Верный чувствам любви к ближнему, он поскакал на места плача человечества и везде являлся ангелом-утешителем. Слышит и о другом бедствии Глазуновской станицы – о страшном пожаре, истребившем почти всё достояние жителей, и старец спешит к несчастным, плачет с бесприютными, делится с ними имуществом своим, обнадёживает в помощи Монарха – благодетеля края. Наконец, 19 июня 1848 года сам поражается сильными припадками губительной эпидемии и в полдень 21 июня 1848 года испускает последний вздох в станице Усть-Медведицкой…
Так окончил жизнь свою славный вождь донцов. Так исполнил он заветный глагол евангелия и, быв истинно добрым начальником родного края своего, он и ″душу свою положил за благо детей, подчинённых своих″. Последними словами набожного старца была молитва: ″Заутра услыши глас мой, Царю мой и Боже мой!″.
Император вполне оценил службу почтенного атамана и в рескрипте, последовавшем 3 июля 1848 года на имя исправляющего должность войскового наказного атамана, генерал-лейтенанта Хомутова, так отозвался о покойном:
С душевным сокрушением получили Мы известие о кончине наказного атамана войска донского, генерала от кавалерии Власова. Ознаменовав долголетнее поприще своё подвигами неустрашимости во время войны и государственными заслугами в продолжение управления войском донским, сей доблестный старец почил, стяжав право на особенную Нашу признательность.
Все полагали, что Власов имел огромные капиталы; но открылось, что все эти капиталы заключались в 19 тысячах рублях серебром. Почтенный старик всю жизнь свою благотворил и щедрой рукой раздавал бедным пособия; в одном Новочеркасске было несколько бедных старух, вдов заслуженных офицеров, получавших от него по 15 и 20 рублей серебром в месяц. А сколько раздавал пожертвований по церквям: все жалованные ему бриллианты блестят на святых иконах Раздорской станицы и Новочеркасского собора.
⇦ предыдущая часть | продолжение ⇨
Навигатор ← Атаманы войска Донского
