Нельзя сказать, чтобы жизнь современного интеллигентного человека была обставлена благоприятными условиями, в некоторых отношениях ему приходится подчас завидовать даже дикарю. Известно, что сфера любознательности человеческой не имеет определённых границ, а потому, если человек обрекает себя на известного только рода деятельность, то этим самым он лишает себя возможности всесторонне развивать свои интеллектуальные способности. Представьте себе, читатель, что вас, даже при полной обеспеченности в материальном отношении, заставили всю жизнь заниматься приготовлением одних булавок. Правда, в течение многих лет вы приобрели бы чрезвычайную ловкость в этом деле и достигли бы, быть может, совершенства, потому что ваши способности фиксировались бы исключительно на этом предмете, но зато для другого рода деятельности вы оказались бы с течением времени совершенно негодными, неспособными.
В сущности, если внимательнее присмотреться к деятельности современных русских интеллигентных людей, то выходит, что каждый из них за весьма малым исключением, обречён на производство своего рода булавок; канцелярский чиновник всю жизнь составляет журналы да доклады, педагог каждый день твердит своим ученикам то же самое, что он твердил им, быть может, лет 15-20, и т. д. Вот почему, вероятно, наши интеллигенты, являясь порой виртуозами в своём деле, обнаруживают полную умственную несостоятельность при разрешении таких вопросов, которые не входят в сферу их специальности. Мало того, есть среди них даже и такие, которые в своей только деятельности видят смысл жизни, а всё остальное для них – пустяки, баловство. Я знаю, например, одного учителя – классика, который глубоко уверен, что весь мир держится на двух китах, а киты эти – латинский и греческий языки. Это тоже своеобразный фетишизм.
В силу указанных обстоятельств и наша общественная жизнь проявляется всегда крайне вяло, апатично; мы все спешим укрыться в свой муравейник и сказать с облегчённым сердцем: ″моя хата с краю, ничего не знаю″.
Совсем в иные условия поставлен интеллигентный человек на Западе, там для его умственной деятельности представляется широкая арена, на которой он может развивать все силы своего духа. Возьмём покойного Гладстона. Положим, это был исключительный человек, одарённый выдающимися способностями; но там, на Западе, эти способности нашли для себя благоприятную почву и развернулись во всём своём блеске и величии. Гладстон был не только выдающийся учёный, но в тоже время и замечательный общественный деятель. Своим орлиным оком он видел не только то, что совершается в пределах его родины, но и далеко от неё, в других государствах. Каждое важное биение мировой жизни находило отзвук в его душе; он всем интересовался, во всё вникал и во всём принимал горячее участие. Вот почему его речи, помимо своей художественности, поражали слушателей богатством содержания, убедительностью, широтой и оригинальностью взглядов.
В России Гладстон не мог бы быть таким, каким он заявил себя в Англии; у нас он был бы только известным профессором, выдающимся адвокатом, прокурором или кем-нибудь другим в этом роде – не больше. Объяснение этого нужно искать в том, что наша общественная жизнь находится ещё в зачаточном состоянии, да и образование наше направлено к тому, чтобы подвести человека под известный шаблон, а затем приставить его к какому-нибудь винтику общественной машины и настрого наказать – ни под каким видом не касаться других частей этой машины. Результатом такого положения дел обыкновенно бывает то, что мы, интеллигенты, дальше своего носа ничего не видим. У нас далеко нередки такие случаи, что какое-либо бедствие, постепенно вырастающее на наших глазах, проявляется затем в грандиозных размерах, и мы совершенно теряемся в бесплодной борьбе с ним. Вспомните хотя бы то время, когда мы, казаки-интеллигенты, узнали о голоде в донской области. Несмотря на то, что зловещие признаки этого бедствия давно уже стали обнаруживаться, - мы, по свойственной нам апатии, только ″отписывались″ или благодушествовали: играли в винт, ходили в театр, ломали копья по поводу игры той или другой актрисы и, в общем, были довольны своим положением. А между тем там, в наших степях, в отдалённых станицах и хуторах, народ напрягал все свои силы, чтобы как-нибудь выдержать страшное испытание, которое готовил им истёкший год. Мы ничего этого не знали, как мало знаем и теперь, чем живы эти степные люди, каковы их интересы, их думы и чувствования и, наконец, каковы те условия, при которых им приходится жить и действовать.
Известно, что наши донские казаки переживают в настоящее время острый кризис в экономическом отношении. И это не временное состояние, которое само собой может измениться к лучшему. Напротив, с каждым годом это ухудшение экономического быта казаков прогрессирует, давая знать о себе весьма ощутимо. Поэтому, теперь же, пока ещё не потеряно золотое время, всем интеллигентным казакам, для которых небезразличны судьбы родного края, следует сплотиться и, по мере сил, выяснить основные причины постепенного материального оскудения жителей донской области. Только при таком тщательном выяснении этих причин возможна и целесообразная деятельность, направленная к предупреждению надвигающегося грозного бедствия.
На казаков многими усвоены такие взгляды: одни думают, что главная причина экономического упадка казаков кроется в их ленивом и беспечном характере; что достаточно употребить какие-либо репрессивные меры, вроде хоть плети или розог, - и они переродятся к лучшему. Возражать что-либо против такого взгляда я не стану, потому что от него разит дикостью и полным абсурдом. Другие видят причину зла в поразительном невежестве казаков, а потому находят, что стоит только в нашей области насадить больше школ, научить казаков грамоте, - и тогда они сами сумеют выйти из критического положения. Конечно, никто не станет возражать против того, что образование, а в частности грамотность, является важным фактором в деле прогресса народной жизни, во всех её проявлениях. Но вопрос то вот в чём: могут ли казаки при настоящих условиях пользоваться в должной мере благами, которые сулит им школа? Вопрос этот, мне кажется, настолько важен, что игнорировать его никоим образом не приходится.
Это маленькое предисловие я счёл нужным предпослать ввиду того, что далее я намерен сообщить ряд фактов из казачьей жизни, которые наблюдались людьми, близко стоящими и хорошо знакомыми с современным бытом казаков. Факты эти представляют интерес в том отношении, что они могут навести нас на некоторые размышления, которые, в свою очередь, помогут нам установить на дело более правильный взгляд.
Донец.
Газета ″Приазовский край″ № 173 от 3 июля 1898 года.
продолжение ⇨
Навигатор ← Из истории области войска Донского
