Меньше всего хочется оправдывать труды Николая Бердяева перед судом догматического богословия: да, в них есть много противоречащего православному вероучению, да, Бердяев не признавал полноты Божественного Откровения в православии, да, в работе «Смысл творчества» он считал, что в творчестве с человека снимается печать первородного греха. Все это так, но с другой стороны, Бердяев – мощнейший полемист, ведший спор с коммунистической доктриной, марксизмом, атеизмом, и выдвигавший порой такие веские аргументы, что его противники оказывались повержены, что называется «на обе лопатки».
Две его книги, прочитанные мною в рекордно малые сроки (три дня), – «Миросозерцание Достоевского» (1923) и «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937) разделяет почти полтора десятилетия, в которые его полемическая отвага и аргументированность вызова материализму и коммунизму стали более зрелыми. В работе 1937 года сам автор называет себя чуть ли не коммунистом, только духовным, коммунистом-персоналистом, а анализ социалистических идей подан не без симпатии, что лично меня отталкивает. В этом плане книга о Достоевском мне импонирует больше, и читается она легче (проглотил чуть больше чем за день), и сама постановка вопроса о несовместимости христианства и коммунизма сделана более резко.
За несколько десятилетий до Камю Бердяев, анализируя социалистическую доктрину, находит в ней абсолютистские претензии, желание стать религией для миллионов, требующей фанатичного поклонения. Отрицая духовную свободу личности, отрицая Бога, как свободную Личность, в стремлении к диалогу с Которой только и может реализоваться свобода человека, коммунизм приходит к тирании и рабству в теории и на практике. Для Бердяева, как и для Камю, эта тирания – следствие неправильно понятой свободы, развернутой в нигилизм и тотальное неприятие-отрицание всех принципов и ограничений. В «Миросозерцании Достоевского» автор подводит читателя к мысли о том, что пути реализации свободы два: самораскрытие в Боге и Богочеловечестве или самоотрицание в человекобожестве, сверхчеловеке-антихристе.
Через всю работу о Достоевском, через удивительный по точности и проницательности анализ его романов (прежде всего «Пятикнижья») хорошо прослеживается апокалиптическая тема: приходит время последнего выбора человечества, выбора того духа, которому оно последует – Богочеловеку Христу или человекобогу-антихристу. Первый, как показывают священные книги и «Легенда и Великом Инквизиторе», побуждает человека к свободному выбору пути спасения, Он не насилует свободу и ни к чему не принуждает. Второй (пусть он еще не появился в мире, но дух его, как писал апостол Павел, уже в мире) дает человеку все материальные блага, комфорт и удовольствия за поклонение себе, то есть требует отказа человека от своей свободы.
Христос и антихрист, на различении которых погорели многие в том числе и такой интеллектуал, как Мережковский, различаются именно в отношении к свободе человека: для Одного она – дар, который Он уважает, для другого – помеха, которую надо устранить на пути к мировому господству. И вроде бы в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» Бердяев всецело погружен в социально-философскую проблематику, но и здесь именно в отношении к свободе человека, по его мнению, пролегает водораздел между коммунизмом и христианством.
Как бы коммунизм не бил в себя в грудь, что он освобождает человека от власти капитала, денег и рынка, сама его практика террора и нетерпимости к инакомыслию доказывает, по мысли Бердяева, что он прельстился всем тем, чем искушал дьявол Христа в пустыне. А уж «Легенда о великом Инквизиторе» напрямую показывает, что все тирании, прошлые и будущие ненавидят человека и считает его материалом, цементом для строительства царства земного, этой новой Вавилонской башни. По этой причине в деспотиях современности можно увидеть слабое (несмотря на всю их лютость) подобие грядущей тирании антихриста.
В своих книгах, не только этих двух, но и вообще на протяжении всего своего творчества Бердяев проводит мысль о том, что свобода аристократична, зло есть потому, что есть свобода, но отмена свободы оборачивается еще большим злом (дилемма «Заводного апельсина»). Несмотря на то, что христианство демократично, открыто всем, истинных христиан чрезвычайно мало («много званых, но мало избранных»), отсюда и упреки Великого Инквизитора Христу: «Твоя свобода оказалась тяжким бременем для миллионов». Достоевский, а вслед за ним и Бердяев, в словах Инквизитора о «благодеяниях» миллионам взамен на их свободу видят предсказание будущего принятия антихриста всей планетой.
Да, христианство несмотря на всю свою экзотеричность – религия для немногих, для тех, кто свободно, вставая и падая, и снова вставая, ищет и жаждет личностного диалога с Христом и ради этого готов пожертвовать всем, что у него есть, в том числе и жизнью. Таким людям не нужны блага этого мира, ибо они не хотят быть порабощенными вещами посредством страстей. Вечно раздвоенные в своей душе между идеалом Мадонны и идеалом содомским (это тяжкая цена свободы), желая выбрать добро, но регулярно попадая в зависимость от зла, они знают, что спасутся, если их жажда Бога окажется в конечном итоге сильней греховных привычек. И если при окончательном выборе в последние времена ценность свободы для них окажется весомее всех благ цивилизации, которые будет им предлагать антихрист, они будут с Богом.
В своих трудах, написанных почти сто лет назад, Николай Бердяев вновь напоминает нам о великой ценности свободы, способной, как низринуть в дьявольскую бездну, так и возвести к Богу. Тем же, кому кажется, что его полемика с коммунизмом устарела, скажу одно: пусть коммунизм сейчас существует лишь как вредоносная теория, почти исчезнув на практике, но его антихристов дух, насилующий свободу человека, якобы ради его пользы – это не дух чисто коммунизма, но дух всего, что противно Богу и христианству. Поэтому вражда с этим духом рабства, лжи и деспотизма, презирающего человеческое достоинство и отрицающего свободный выбор людей якобы во имя преодоления земного зла, вражда с этим духом в себе и вне себя – первостепенная задача христианина, о чем нам и напоминают замечательные книги русского религиозного философа Николая Александровича Бердяева.
