Боевая деятельность 10-го Донского казачьего генерала Луковкина полка в годы 1-й Мировой войны не была одинаково насыщенной событиями. 1914 год был отмечен участием полка в крупнейших боевых операциях Юго-Западного фронта, встречных сражениях, фланговых конных атаках и глубоких рейдах в тыл австро-венгерских войск. 1915 год начался жестокими боями на Днестровских просторах, а закончился длительным окопным сидением. 1916 год вошёл в историю полка, прежде всего, участием в летних боях, ставшими заметными событиями, поскольку они происходили на главных направлениях брусиловского прорыва. 1917 год начался относительно спокойным течением полковой жизни. Нахождение на линии соприкосновения с противником, смена других полков в окопах, отдых в тылу. Даже если бы и сохранился журнал военных действий за этот период, то в нём были бы совершенно однотипные записи. Приказы по полку с составом внутреннего наряда, караула у знамени и назначением дежурных сотен, никак не характеризуют общую обстановку на фронте и в стране. В полковых приказах не было даже отражено такое грандиозное событие, как отречение от престола царя Николая II и приход к власти Временного правительства. Об этом периоде истории полка остались только воспоминания офицеров и простых казаков. Одно из них - казака Хряпкина Ф.М. поражает своей простотой и даже будничностью в оценке того исторического события:
«Как я узнал о случившейся революции в Петрограде? Поздно вечером я зашёл к товарищам в соседнюю квартиру и застал их спорящими о революции. Дают мне газету - экстренный выпуск. Я её бегло прочитал и узнал, что царь свергнут с престола и образовалось Временное правительство. Разговор шёл о том, как теперь будем жить. Один из них прямо доказывал, что теперь нам придется жить без земного бога...»
В подобных воспоминаниях, опубликованных в советское время, утверждалось, что известие о свержении царя было поголовно воспринято казаками с восторгом. Но есть и другие свидетельства того, что у казаков в этот момент были большие сомнения. Их терзала неопределённость и особенно, в главном для казаков вопросе - земельном. Что будет с вековым укладом казачьего землепользования? Будут ли претендовать иногородние и другие, живущие в станицах и хуторах люди, на грядущий передел земли и особенно войскового запаса, на который так рассчитывали изнывающие от безземелья казаки правобережной части Северского Донца. А ведь именно из них в основном и состоял 10-й Донской казачий полк. Бесконечной чередой тянулись митинги и собрания, конференции и заседания, на которых выступали и отстаивали свою точку зрения казачьи делегаты. Время для этого было. Полк квартировал в тылу, в Бессарабии и в боях лета 1917 года участия не принимал.
На начало лета 1917 года пришлось ещё одно знаменательное событие в полковой истории. После двух лет командования полком на повышение, командовать бригадой 5-й Донской казачьей дивизии, был отправлен полковник Фарафонов Иван Николаевич. В служебной аттестации о его личных качествах было сказано так:
«Службу знает отлично, крайне интересуется ею, неотступно следит за военной литературой. Тактически вполне подготовлен, отлично разбирается в военной обстановке, решителен, с огромным почином.
В бою хладнокровен и отнюдь не подвержен никаким наносным влияниям. Лично храбрый, что доказывается его делами под Хмельником, под деревней Дзвоновицы, у деревни Незвиска, под городом Зелещики, под деревней Ржавенцы и многими другими делами в последнее время, когда он водил вверенные ему части в атаку. За выдающуюся храбрость и распорядительность в бою под деревней Ржавенцы, аттестуемый награждён Георгиевским оружием. К подчиненным строг, справедлив, заботлив. Отличный руководитель господ офицеров. Нравственности безусловно безупречной. Человек большого порядка. Характер твёрдый и настойчивый. Здоровья отличного, почему все лишения военно-походной жизни переносит легко ».
Такими были командиры Донских казачьих полков первой очереди. Хотя следует добавить, что это были не только полки первой очереди, но и постоянно первой линии боёв, которыми командование закрывало разрывы в своей линии обороны или же, напротив, бросало в прорыв, когда такая возможность предоставлялась. Непродолжительное время с 28 сентября по 22 октября 1917 года 10-м Донским казачьим полком командовал полковник Якушев Дмитрий Иванович, переведённый в другую бригаду 1-й Донской казачьей дивизии командовать 13-м Донским казачьим полком.
Последним командиром 10-го полка был Бочаров Константин Помпеевич. Воспитанник этого же полка, уроженец станицы Усть-Бело- Калитвенской. О Бочарове не раз упоминается в публикациях канала. Именно этому казачьему офицеру довелось пройти самые тяжелые испытания во время переломных событий конца 1917 года.
20 августа 1917 в полк пришёл приказ грузиться в эшелоны и отправляться, как было сказано казачьим командирам, на защиту Петрограда от возможного захвата немцами, поскольку в это время началось движение немецких войск в Прибалтике и ими была занята Рига.
Об этих днях так вспоминал Ф. М. Хряпкин, казак 10-го Донского казачьего полка, уроженец станицы Луганской:
«В один из дней, по тревоге, мы стали грузиться в эшелоны. Были предприняты меры повышенной готовности: к машинисту паровоза приставили дежурного, эшелон вооружили пулемётами, казакам раздали боевые патроны. Вскоре узнали, что движемся на Петроград. Это известие стало доступным благодаря нашему казаку Василию Золотареву, который на одной из станций стал свидетелем спора начальника эшелона есаула Абрамова (Петра Фёдоровича) и дежурного по станции. Последний отказывался пропускать наш эшелон, ссылаясь на предписание железнодорожного начальства. После того, как есаул Абрамов достал из кобуры револьвер и предложил ещё раз обдумать сложившуюся ситуацию, тот согласился пропустить наши эшелоны по заданному маршруту.
На станции Луга командир 1-й Донской казачьей дивизии, наш станичник Греков Пётр Иванович, построил личный состав и обратился к казакам с некоторыми разъяснениями. Он обвинил Временное правительство и Генеральный штаб в причинах хаоса и разрухи в стране, разъяснил стремление генерала Корнилова (Лавра Георгиевича), навести порядок. После этого стала ясна причина нашего появления в тылу. Далее генерал заявил, что лично поддерживает Корнилова и все, кто с ним солидарен, должны выйти из строя и стать за его спиной...
Первыми пошли офицеры, за ними казаки. На месте пока оставалась наша команда. Все смотрели на неё молча. Наконец наш правофланговый пошёл, за ним последовали все, кроме меня и урядника Иванова из Хопёрского округа, если не ошибаюсь, Преображенской станицы. Двое нас оставались стоять на месте, что вызвало интерес у генерала, он обратился ко мне, обвиняя меня в малодушии. Я ему ответил: «Господин генерал, с какой целью ночные движения, зачем напрасно проливать кровь?» Генерал Греков меня прерывает и предлагает начальнику штаба, полковнику Попову записать наши фамилии для доклада командиру корпуса. К вечеру вахмистр Богучарский дал нам совет - немедленно скрыться в каком-либо из эшелонов, что мы и сделали. Через десять минут после нашего ухода прибыла команда казаков для нашего ареста».
Так, волей военной судьбы, казаки и офицеры 10-го полка стали участниками массового стягивания войск к Петрограду, которое затем назвали по имени инициатора этих действий, генерала Корнилова Лавра Георгиевича, корниловским мятежом. Но как такового мятежа с кровопролитием и боевыми столкновениями противоборствующих сторон не было. Эшелоны 1-й Донской казачьей дивизии, в том числе и 10-го полка тащились по железной дороге, постоянно останавливаясь, то из-за разобранных рабочими путей, то из-за саботажа железнодорожников, не дававших подвижной состав, топливо и воду для паровозов, а то и просто зазывавших казаков на митинги на каждом полустанке.
Старый знакомец казаков 10-го Донского казачьего полка, генерал Краснов Пётр Николаевич, был назначен командиром 3-го конного корпуса и именно ему довелось участвовать в событиях после корниловского выступления и, особенно, в дни октябрьского переворота в Петрограде. В своей книге «На внутреннем фронте» Краснов П.Н. вспоминал: «6 сентября(1917 года) начальники дивизий донесли мне о том, что полки собраны и расквартированы в указанных им районах. 7 числа я был в Пулкове, в районе расположения 9-го и 10-го донских казачьих полков. В просторной сельской школе были собраны все офицеры и большая часть урядников полков. Прибыло много казаков, моих старых сослуживцев для того, чтобы посмотреть на меня. Я коротко и совершенно откровенно рассказал офицерам и казакам обстановку. Я не скрывал от них, что цель нашего присутствия в Петрограде - не столько угроза немецкой высадки, сколько страшная тёмная работа большевиков, стремящихся захватить власть в свои руки. Дорогие мне лица окружали меня. Я видел пламенные, восторженные взгляды моих соратников под Белжецем, Комаровым, Незвиской, Залещиками и во многих, многих делах. Я чувствовал, что среди них я свой. Я кончил.
- Ваше превосходительство!- раздались гулом голоса, - не извольте ни о чем беспокоиться. Мы - корниловцы! Велите - и мы вам Керенского самого предоставим. Мы понимаем, где порядок.
….В 5 часов дня, того же 7 сентября, я говорил в Павловске с офицерами и представителями 13-го и 15-го донских казачьих полков. Слушали внимательно, но настроение было не то. Не было общего слияния и единой мысли».
26 сентября 1917 года 10-й полк вместе с другими полками 1-й Донской казачьей дивизии был выведен из пригородов Петрограда и отправлен в окрестности города Остров Псковской губернии. Усилиями Краснова началась планомерная работа по приведению войск в порядок. Стали проводиться учебные занятия по всем предметам. Во всех полках предполагалось прочитать курсы по географии и истории России, политической экономии и военному искусству. В воинских частях были устроены библиотеки. Офицеры, как могли, отвлекали казаков от беспокоящих дум и стремились занять хоть чем-то казачью массу. А для начала всячески пресекали попытки агитаторов любых партий вступить в контакт с личным составом. Ясно чего боялись эти агитаторы. Посылки казаков на усмирение бушующего северо-запада России. И всё же две сотни 10-го полка были отправлены в Новгород, как было указано в распоряжении командования, «для предотвращения возможных эксцессов».
24 октября 1917 года оставшиеся четыре сотни 10-го Донского казачьего полка стали грузиться в эшелон, для отправки в Прибалтику. Но отправиться туда не пришлось. На следующий день разразились события, последствия которых каждый казак ощутил на своей судьбе на протяжении всей оставшейся на его долю жизни. А пока пришлось двое суток сидеть в вагонах, в ожидании отправки в Гатчину. Туда же умчался из Петрограда Керенский, уже лишённый власти и приехавший к казакам за поддержкой. Прибыл в Гатчину и Краснов, так и не получивший полноценной возможности управлять частями, разбросанного по железным дорогам 3-го кавалерийского корпуса. О гатчинских событиях Краснов впоследствии вспоминал так:
«В Гатчине меня ожидало приятное известие. Из Новгорода прибыл эшелон 10-го донского полка, две сотни и два орудия. Командир эшелона, чудный офицер, есаул Ушаков, пробился силою, несмотря на все препятствия со стороны железнодорожников. Я приказал выгружаться, имея целью захватить Гатчину врасплох. В полутьме раннего утра вышли сотни 9-го и 10-го полков и артиллерия. Я послал разведку в город, а сам с сотнями выдвинулся на Петербургское шоссе».
В газете «Вольный Дон» от 8 ноября 1917 года была напечатана статья «Юнкера из Гатчины». В ней освещались последние октябрьские события в Петрограде, что называется, по горячим следам: «26 октября утром, стало известно, что пришли три сотни казаков Донского десятого полка во главе с командиром Плешаковым. Гатчина в это время была полна вооружёнными солдатами, матросами и всяким сбродом. За тремя сотнями Плешакова двигались 9-й и 10-й Донские полки, немного кубанцев и уссурийцев. При донцах было шесть батарей. Казаками были разоружены все солдаты и матросы в Гатчине. Стали прибывать из Петрограда офицеры, пехотинцы и морские. Офицеры бежали, переодевшись в штатское платье или солдатские шинели. Некоторые были в женских костюмах. О Петрограде передавали ужасные вещи. Там начались погромы и избиения офицеров. В это время небольшие силы генерала Краснова двигались на Петроград. Навстречу им вышли большевистские войска. Завязалось сражение. Донцы нажимали, а враг отступал. Недостаток патронов заставил донцов остановиться, а потом отступить».
За четыре дня до этой публикации, 4 ноября 1917 года, в той же газете «Вольный Дон», в очередной статье о петроградских событиях, сообщалось о потерях красновского похода - трое убитых и трое тяжелораненых казаков, легкораненых казаков - шестнадцать. Было приведено соотношение сил во время неудавшегося гатчинского похода, в котором принимали участие казаки 10-го полка. Против 15-16 тысяч красногвардейцев, активно действовало не более одной тысячи казаков, офицеров и юнкеров. После провалившегося похода на Петроград, стало ясно, что дело Керенского, всё ещё остававшегося на попечении у Краснова, было безнадёжно проиграно.
Есть в воспоминаниях Краснова та часть, которая касается непосредственно казаков 10-го полка: «Накануне вечером пришли две сотни 10-го Донского казачьего полка из Острова. Я направил их на заставы и ожидал установки с ними связи. Рано утром поехал их проверить. В Гатчине спокойно, но как-то сумрачно. Донцы 10-го полка устроили окопы, перекопали шоссе, чтобы броневые машины не могли подойти, смотрят на холодные воды реки Пудости и говорят: никогда красногвардеец вброд не пойдёт, а тут удержим».
Краснов в своей книге вспоминал о фельдшере 10-го полка Ярцеве, который в начале 1915 года перевязывал Краснову рану в бою под Незвиской. В гатчинском эпизоде Ярцев отличился не как медицинский работник, а как пропагандист, убеждавший казаков полка, не идти на «замирение» с большевиками. Однако в головах у казаков крепко засело, что стоит установить мирные отношения с захватившими власть большевиками, не мешать им продолжить начатое дело и тогда будет открыта дорога домой, на Дон. Да оно и понятно - после трёх лет войны, никаких других желаний у некогда боевых, испытанных казаков уже не оставалось. К этому же периоду начала ноября 1917 года относится случай, о котором казаки 10-го полка старались не вспоминать, а Краснов по этому поводу очень сильно сокрушался: «9 ноября (1917 года) я был в Великих Луках и здесь испытал серьёзное огорчение. В Великих Луках стояли эшелоны 10-го Донского казачьего полка, моего полка. Казаки этого полка были мною воспитаны, они со мною были вместе в боях, мы жили тесною, дружескою жизнью. Кому-то из моих адъютантов пришло в голову, что самое безопасное будет, если я поеду с ними на Дон и он пошёл в полк переговорить об этом. Казаки отказались взять меня потому, что это было для них опасно. Не то огорчило меня, что они не взяли меня, я бы всё равно не поехал, потому что мой долг перед корпусом не был выполнен, мне надо было его собрать и отправить к Каледину, а огорчил мотив отказа - трусость. Яд большевизма вошёл в сердца людей моего полка. Который я считал лучшим, наиболее мне верным, чего же мог ожидать от остальных?»
Победно начинавший войну в 1914 году 10-й полк оказался при её завершении в ноябре 1917 года и раздробленным по подразделениям и уже фактически небоеспособным. У всех казаков было одно стремление: «Скорее к себе домой, по казачьим куреням, на берега Северского Донца, а политики пусть сами во всём разбираются». Спустя годы, особенно те из них, кто оказался в эмиграции, очень сильно пожалели о такой своей позиции.
