Художественная зарисовка по реальным событиям
В сенях послышались оханья Марьи Ивановны, а скоро на пороге возникла её сгорбленная фигура:
- Беда! Ой, беда! Витенька пропал!
- Опять?
Пётр оторвался от починки ботинка и глянул на причитающую старушку поверх очков.
- Опять пропал! - не уставала кудахтать она, проходя в избу, - Вчера как провалился в село, так и нет до сих пор. В милицию надо заявлять!
- Да никуда не денется ваш Витенька, не пацан ведь уж.
- Ой, не скажи, не скажи. Пьёт ведь! Вот что. Я думала, хоть женится, так образумится.
"Витеньке" шестой десяток, дети взрослые, с женой в разводе. На ком Марья Ивановна собиралась женить единственного сыночка, Пётр не мог сообразить. Но, глядя на то, как бойкая старушка приладилась на скамейке, он понял, что ботинок закончить она ему не даст.
- Ты бы, Петруша, дошёл до милиции то, пусть поищут его. Ещё вчера запропал, до сих пор нет!
Пётр вздохнул, подумал о том, что всё равно собирался в село за продуктами, и отставил ботинок с торчащим из подошвы шилом в сторону.
- Схожу, схожу, Марья Ивановна, до милиции. Вы только не переживайте и домой идите. Вернётся скоро ваш Витенька.
Марья Ивановна из тех людей, кто в силу возраста, а возможно и каких-то мировоззренческих причин, записал тревожность в добродетель. Мол, если тревожишься - значит любишь. А раз так, то тревожность приравнивается к добросердечию. Такие люди не пытаются избавиться от тревожности, а напротив, культивируют её.
На улице Пётр столкнулся с Геннадием.
- Небось тоже на поиски? - с усмешкой спросил он.
Тот только рукой махнул:
- Всю улицу переполошила! Пойду, дойду до него. Скажу, чтоб домой возвращался, а то житья ведь нам не даст.
- А где он?
- Да на кладбище прячется! Вчера ведь родительская суббота была. Он там и заквасил, домой не пошёл. Говорит: совсем мать с ума сошла, женить меня надумала.
Пётр не удержался от смеха:
- На ком она его женить-то собирается?
- Да кто её знает! Я в их дела не лезу. Сейчас только пну ему под задницу, чтоб домой тащился. А то делать мне больше нечего, только бегать за ним. Трактор вон который день сделать не могу, сварщик сегодня подойти должен, а мне Ивановна всю плешь в гараже проела: иди, ищи моего Витеньку!
Но Пётр остановил его:
- Я схожу, мне по пути. В село за продуктами собрался.
Виктор Степанович сидел на обшарпанной скамье в две доски с початой бутылкой минералки. На его опухшем лице читалась бессонная ночь и моральные страдания.
- Не могу, Петруха, мочи моей больше нет! Сяду поесть, а она стоит за спиной и бормочет: женись, нечего бобылём ходить! Я во двор - она за мной. И всё как с маленьким! На людях стыдно показаться, ей-богу!
Пётр поднял голову к сочной тополиной зелени, разглядел среди плотных шумящих крон лоскуты голубого неба и вдруг сказал:
- А у меня нету матери. Меня бабушка воспитывала. Отец мать бросил, когда та только меня родила. А ей, видать, тяжело одной было. Так мной бабка с дедом и занимались.
- А мать-то куда делась? - удивлённо спросил Виктор Степанович, оторвавшись от своих раздумий.
Пётр пожал плечами:
- В городе живёт. Мы и не общаемся практически. Нет у нас ничего общего.
Потом перевёл взгляд на "Витеньку" и добавил:
- Поверь, гораздо лучше, когда мать тревожится о ребёнке, даже если тому шестой десяток. А вот когда ей плевать на сына, вот это беда так беда...
И оставив соседа лечиться минералкой, Пётр направился в село за продуктами.
Рудияр
