Личная жизнь Инны дала крутой крен. И грозила вот-вот пойти на дно.
Предметом ее страданий была непростая ситуация, связанная с возлюбленным Инны, Павлом.
Стоит отметить, что Павел для Инны являлся самым дорогим человеком на этой земле. За ним она пошла бы на край света, могла бы предать отечество или даже кого-нибудь убить.
Если вы когда-нибудь любили по-настоящему, то поймете.
Глубочайшей силы чувства владели Инной. И Павликом они тоже владели.
Взаимная вечная любовь царила между ними.
К сожалению, все это не мешало Павлу быть действующим мужем абсолютно другой женщины, не Инны. И еще являться отцом детей от этой другой женщины.
Согласитесь, такие треугольники - это все большая жизненная трагедия.
И не каждый мужчина сможет достойно справляться с половодьем чувств с одной стороны, семейным долгом и осуждением общественности - с другой.
Павлику достойно справиться помешали банальные женские манипуляции.
Опостылевшая жена пригрозила ему самым святым - детьми.
Так и сказала: выбирай, негодяй, или ты кобелируешь и более никогда не видишь детишек, либо заканчиваешь с глупостями, бросаешь профурсетку и мы живем дальше крепкой, любящей семьей.
Павел, как хороший отец, вынужденно пожертвовал их с Инной любовью.
То есть, ушел. Оставил ее в женском одиночестве, а себя обрек на серость бытия. Покорно проследовал проживать с нелюбимой супругой на одной территории для воспитания детей. Все это было, конечно, со слезами на потухших глазах.
Такая проза жизни.
Инна потерю страшно переживала.
Даже хотела сходить к Пашиной жене, поговорить с ней о настоящей любви. Как женщина с женщиной. Но передумала - всякое там могло произойти, не все дамы чутки и отзывчивы к чужим душевным страданиям.
Переживала Инна так, что работать не могла, есть не могла, спать не могла. Могла только горько плакать, не вытирая слез. Глаза у Инны теперь всегда были красными, веки опухшими. Нос тоже был красный. Скорбное лицо и общая безучастность. Именно так выглядит несчастная любовь.
Оставаться живой ее заставляла только небольшая надежда на то, что Павел когда-нибудь вернется.
А начиналось все хорошо, по-книжному романтично.
С Пашей Инна познакомилась на работе. Он был новым сотрудником в их женском коллективе. Чуть младше ее, крайне симпатичный мужчина. К Инне как-то сразу проникся - вместе ходили в курилку и на обед, обсуждали нравы их конторы и причуды коллег. Инна тогда чувствовала себя старшим товарищем. Это было не очень приятно, хотелось немного мужского интереса, немного кокетства, флирта, игривости от такого интересного кадра.
Но Павел был женат. Но это и нормально - все приличные мужики к сорока крепко женаты. Воспитывали с женой сына-подростка. Ждали скорого пополнения. Супруга его Ирка дохаживала последние месяцы.
Внешне - счастье, а чуть копнешь - из избушки лезут погремушки.
Дома у Павла было не совсем ладно: Ирка, как и положено законной жене, супруга пилила. То на маму ее он зверушкой посмотрел, то сливной бачок унитаза работает нехорошо, то сыном не занимается, пока не пнешь.
Инна же замуж не ходила принципиально. Когда-то даже ее туда звали, но она отказалась. Вот еще! Вмешивать государство в отношения с любимым? Какая глупость. Чистая любовь не нуждается в бюрократических штампах.
Детей Инна тоже никогда не хотела. Не всем женщинам надо их заводить. Кому-то надо еще и самореализовываться. Так и к чему это замужество? Уродливый атавизм и комодная пыль.
А потом как-то так случилось, что они с Павликом стали сильно ближе.
Просто одним прекрасным вечером между ними пробежала искра. Инна тот счастливый вечер по минутам помнила. Как они задержались после работы - Инна перебирала бумажки, Павлик сидел рядом. Вид у него был потерянный. Жаловался он на жену свою Ирку. Проблема там была типичная - супруга хорошо беременная, нервная, с гормональными перестройками и нытьем, и требованиями. Погрязла в старшем отпрыске - то уроки, то секции, то подрался. Утонула в быту. То бачок не работает, то денег не хватает. Пахнет Ирка борщом, волосы на макушке абы как заколет, майку растянутую натянет и пошла себе. До Паши ей давно дела нет - он только кошель на ножках и извозчик. Не общаются почти. Да и просто жена уже романтических позывов не вызывает. Двадцать лет вместе - это не шутка, живут, как брат с сестрой.
И Инне стало жалко потерянного Павлика. И она его как-то вот так приголубила тогда на своей груди. И Павлик радостно прижался, втиснулся в ее уют, доверчиво приголубился.
А потом, конечно, долгие поцелуи, горячие признания, обрушившаяся лавина чувств.
Начался роман. Тайный.
Инна тогда пела от счастья. Танцевала джигу по утрам. Помолодела на десять лет.
У нее был любимый мужчина. Паша носил ее на руках буквально. Прямо вот с порога брал на руки и носил, и тискал, как кошку. Смотрел шальными глазами. Хохотал, хохотал.
В перерывах между страстью рассказывал про новые номера, которые не уставала выкидывать его жена.
Слушать про Ирку было сначала приятно.
На фоне подурневшей Пашиной жены сама себе Инна нравилась все больше. Жена Паши с лишним весом и неповоротлива, как кашалотица, а Инна - гибкая и стройная, как лань. Хоть и старше.
Ирка орет и требует, а Инна ластится и мурлычет. Ничего не требует - ждет Пашу вечерами с широкой улыбкой и красным вином. Работает, так сказать, на контрасте.
Паша рядом с ней спокойнее стал, увереннее в себе, счастливее.
Целых три вечера в неделю он проводил у нее до ночи. И был счастлив, лучился довольством.
И они даже на неделю в санаторий вместе рванули. Будто бы в командировку.
И там, в этом санатории, предавались страсти, душу Шарко и прогулкам под соснами за руку. Волшебные дни.
Они стали так близки, что Паша даже с Инной советовался - как красиво назвать наследницу. Она, конечно же, предложила назвать младенца в честь себя. На долгую, так сказать, память. Инна Павловна. Благородно звучит.
Уходить от жены Инна Павлику тогда, конечно, не предлагала. Не потому, что ее все устраивало. Просто слушала такие истории любви - начинает любовница требовать чего-то да кукситься - и все, до свидания, страсть.
Родилась дочь - и началось.
Ирка хочет мужа и отца новорожденной видеть дома каждый вечер, все выходные и праздничные дни. Ей нужна помощь в быту и по наследникам.
Встречаться стала неимоверно сложно.
Только Паша к Инне заскочит, только объятия распахнет - Ирка уже звонит, по телефону пилит, бомбардирует сообщениями со списками поручений и покупок.
Павлик нервничает, судорожно выискивает японские подгузники поблизости, стоимость детских присыпок мониторит.
С Иркой уныло параллельно переругивается, работой срочной свое опоздание объясняет.
Задерганный, грустный стал.
На руках больше Инну не кружит, не хохочет. И досадные проблемы в интимной сфере начались.
Инне его жалко было до слез, но себя жаль еще больше.
Она тоже не нанималась видеть любимого урывками раз в месяц. Не видеть его на свой день рождения. И все выходные - без него. А еще и досадные проблемы в интимной сфере. Ну, знаете ли...
Инна долго крепилась, старалась войти в положение.
Но резьба сорвалась - тоже попиливать любимого начала. И даже немного кричать на него.
Уйти порывалась от Паши! Мол, коли ты ко мне остыл, коли не стремишься, коли важнее домочадцы, то я ухожу. Не хочу на тебя годы свои лучшие тратить.
Паша тогда натурально плакал. Стоял на коленях перед ней. Умолял не бросать, не лишать света в окне, кислорода не перекрывать. Грозил окончить свою никчемную жизнь самоубийством, если Инну больше ему не видеть.
И Инна тогда дала ему сроку две недели - или я, или она.
Ей этот ультиматум самой с кровью дался - все же на стороне противника были дети и многолетняя привычка совместной жизни. Боялась, что Павлик выбор сделает не из любви, а по долгу.
Павел все две недели тогда молчал, решение, небось, вынашивал.
Потом объявился: любимая, от Ирки ухожу, но не сейчас. У нее, у постылой, мать померла. Нет больше тещи. Нет больше змеи старой. Но в такой момент уходить - это как убийство. А он, Павел, не убийца матери своих детей. Нет, не убийца. Потянем чуть лямку, родная.
Инна, конечно, погоревала, но смирилась с лямкой. Момент и правда тяжелый - назначила Павлу месяц на развод и организацию переезда к ней.
Через месяц у Павла снова отговорка - у старшего отпрыска день рождения. Парню четырнадцать стукнет. Возраст, как говорят психологи, очень сложный. Из-за психотравмы по скользкой дорожке пойти парню - раз плюнуть. Обождем пока торжества отгремят, потом сделаем рывок из обрыдшей семьи.
Инна губы поджала, замолчала - обиделась тогда крепко. С другой стороны - сын все же, можно понять и простить.
Строгим голосом дала еще месяц сроку. Выбирай, любимый.
Паша оказался мужчиной настоящим - слов на ветер не бросил. Под Новый год созрел. Супруге объявил, что идет заявление на развод подавать. Чувства прошли к ней, детей не бросает, квартиру оставляет им, алименты платить будет аккуратно. Ирка тогда Павлику лицо поцарапала и из дому с пакетом вещей первой необходимости выставила. Заявила, что детей он более не увидит никогда. И пусть идет к своей лахудре.
Павел тогда у двери потоптался, поскребся - не хотел расставаться плохо, хотел чтобы друзьями.
Но потом пакет подхватил и к Инне. Нырнул, так сказать, в безбрежное счастье.
Но счастье было половинчатым. Страсть там, конечно. А в остальное время Павел был тревожный и злой.
Скучал по детям. Названивал старшему вечерами - проверял готовность уроков, велел слушать мать. Слушал гуканье младшей, Инны Павловны. Скупые мужские слезы на глазах у него наворачивались. Гукал в ответ.
Разговоры с потомством велись тогда, когда Ирки не было поблизости. А Инна была и жадно подслушивала.
Ей все эти гуканья совсем не нравились - Паша в такие моменты был каким-то совсем чужим и несколько глуповатым.
Она даже предлагала нарожать ему своих ребят, даже еще лучше прежних нарожать. Коль он так убивается по наследникам, то и пусть его! Родит парочку, дело нехитрое.
Но Паша предложения не поддержал.
Он сердился на Ирку, что запрещает видеть детей. Но и понимал ее будто. Теперь жена была почти святой женщиной, страдалицей, а она, Инна, коварной разлучницей.
Приходила к ним и мать Павла. Отчитывала Инну, как нерадивую школьницу в гармошчатых колготах. Требовала поиметь совесть и откоснуться от семьи. Даже немного потрепала Инну за вихры.
Сына Пашу называла ослом. Ушла, хлопнув дверью.
Так они промучались три месяца. Потом Павел собрал свой пакет обратно и отбыл в родное гнездо.
Гадкая Ирка детьми истребовала все же своего: муж вернулся в лоно семьи. Уходил он рыдая в голос. Инну он ведь тоже любил. Обещал поставить детей на ноги и непременно вернуться.
И вот уже почти полгода между ними стена молчания.
С работы любимый уволился, сменил номер телефона.
Инна теперь по вечерам смотрела фото возлюбленного в соцсетях.
Павлик умело прятал ненависть к опостылевшей Ирке - обнимал жену и улыбался.
Показушно тетешкал маленькую Инночку.
Но Инну эти фотографии не обманывали - в глубине глаз Павла она явственно видела боль и тоску по ней. И слезы вновь бежали весенними ручьями по щекам.
