Я вышел из квартиры друга. С третьего этажа на первый. Было около полуночи, от его дома до моего – семь минут неспешным шагом. На площадке между вторым и третьим – качание каких-то тёмных теней. Свет не горит, ни на втором, ни на первом.
Тюк – и сознание выключается. Напоследок чувствую – жёстко. Жёстко стелют, мягко спать. Или как? Кто стелил? Почему? Кто-то наклоняется над лежащим. «Вроде, жив?» Приплыли, поплыли.
Прихожу в себя на площадке в том же подъезде. Не понимаю времени, догадываюсь о пространстве – санин подъезд, ну, да. Голова болит – и качание маятника где-то под темечком, внутри.
Нет часов на руке, нет мобильного.
А бумажник с деньгами, как ни странно, лежит, где лежал, во внутреннем кармане.
Сначала поднялся к другу, потом добрёл до дома, потом поехал в травмпункт. Сотрясение мозга, нужно лежать, читать нежелательно, ежедневно колоть какие-то препараты.
Врачи предупредили: возможно, весной-осенью будут сезонные приступы головных болей. Правоохранители предупредили: искать злодеев будем, но вряд ли найдём. Чтобы списать служебный мобильный телефон, потребовалось потом поездить по ментурам.
Рядовой случай криминальной хроники. Зачем бы про него рассказывать, ежели б не продолжение.
Примерно через полгода у меня началась бессонница, сопровождаемая сильнейшим желанием пойти куда-нибудь, в места хемингуэевские – «где чисто, светло». И можно выпить сто грамм водки под нехитрую, но сытную закуску.
Недалеко от моего дома – примерно на том же расстоянии, что и дом друга – был единственный в этом районе Костромы кабак, который работал всю ночь. Назывался он «Метелица» - владельцы почти всех костромских питейных заведений бессовестно тырили названия у московских кафе и ресторанов.
Я вставал с постели, откладывал книгу, одевался и шёл в «Метелицу». Обычно там было пусто – во втором часу ночи, кроме меня, не находилось желающих проводить досуг в кабаке. Но однажды я увидел там компанию: двое молодых мужиков, непримечательной, но не стёртой внешности и две девицы, одна из которых изрядно окосела. Двое из этой четвёрки вели энергичный диалог в духе раннего Тарантино:
- Ать твою, кончай пить, ать твою.
- Не учи. Сама знаю. Ещё децил.
- Кончай, я сказал, ать твою.
И так далее.
Увидев меня за соседним столиком, девица как-то преувеличенно радостно оживилась и попросила:
- Молодой человек, у вас зажигалки не най… не найдёсся?
Её спутник тут же:
- Это не молодой человек, ать твою. Это известный журналист, ать твою. Я сказал, ать твою, кончай пить, ать твою.
Жизнерадостная девица:
- Изните… изните…
Я несколько напрягаюсь, потому что эти узнавания в кабаках, как правило, ничем хорошим не заканчиваются. В самом мягком варианте – сократической беседой на тему «Что есть истина?» Напряг, как выясняется, не напрасный, потому что через пару минут девица-жизнь снова затягивает свою волынку про зажигалку, а брутальный спутник опять объясняет ей про ать её и известного журналиста.
Я быстренько осваиваю свои первые пятьдесят грамм и уже готовлюсь выкушать вторые, как вдруг брутальный спутник обращается прямо ко мне:
- А жалко было тогда с часами расстаться?
Я едва не давлюсь жульеном и что-то невразумительно бурчу. А потом пожимаю плечами, мол, «теряют больше иногда». Да, - продолжает забивать гвозди в гроб моего спокойствия мужик за соседним столом. – Наркоши, ать их. Нас тогда в городе не было. Мы б разрулили.
Мне не хочется уточнять, какой масти эти рулевые и куда бы вырулила ситуация со снятыми часами. Я быстро допиваю-доедаю, оставляю деньги и топаю в ночь. Желание прогонять бессонницу вылазками в «Метелицу» после того случая исчезло начисто.
