Найти тему
Войны рассказы.

Партийное задание. Часть 1.

Эта история началась в апреле 1943 года, ни о каком отступлении Красной Армии уже речь не шла, мы только наступали. Будучи капитаном, я командовал сапёрной ротой, каких только мастеров у меня не было! Могли заминировать, разминировать, мост построить, гать проложить, да много чего. Наравне с командирами батальонов, я всегда присутствовал на совещаниях у командира полка. В этот раз начали с меня.
- Готовится наступление практически всем фронтом, наша дивизия начинает первой, послезавтра, - уточнил комполка, - для этого нужны проходы в минных полях и в проволочных заграждениях противника. Времени для этого мало – всего двое суток. Справитесь капитан?
- Справимся, покажите, где нужны проходы?
- Подойдите.
Я подошёл к столу, на котором была разложена карта.
- Здесь первый, - комполка провёл линию тупым концом карандаша. Здесь второй, а между ними главный!
- Почему он главный?
- А потому, что наших сапёров там должны обнаружить.
- Теперь ясно, разрешите выполнять?
- Выполняйте.

Уже от командира батальона я узнал, что нам, на главном проходе, нужно снять только противопехотные мины. подготовить проходы в проволочном заграждении, а вот остальные коридоры должны были быть очищены от всего. Бойцов в группы я отбирал лично, тех, кто был знаком только с топором или пилой, определял в помощники – снятые мины нужно оттащить, укрыть, чтобы наша техника или люди на них не наткнулись. За первую ночь мы разминировали пологий откос и небольшое поле перед лесом. Сапёры доложили, что мин мало, но я понимал, что перед немецкими траншеями их будет гораздо больше. Чуть отдохнув после ночной работы, сапёры взялись за швейные иголки. Каждый нашивал на свою плащ-палатку охапки травы, лоскуты тёмной материи. Живые кочки поползли как только стало темнеть. Главная группа, та, которой я решил командовать сам, вышла позже всех.

Я опасался ловушек, которые немцы довольно хорошо использовали перед минными полями, но в этот раз их не было. Сапёры сняли десяток противопехотных мин, отметили противотанковые. К трём часам ночи мы добрались до колючей проволоки. Насколько я мог видеть, её было три ряда, решил «шуметь», когда пройдём первые два. Смотрел бы кто со стороны, то ничего бы не увидел, так хорошо замаскировались сапёры, с разных сторон раздавались щелчки кусачек. Вот она – последняя линия, в немецких траншеях началась суета. «Неужели заметили?» - промелькнуло в голове. Кивнув сержанту, дождался, когда остальные сапёры отползут назад, они ничего не понимали, лишь повиновались моему приказу. Сержант стукнул ножницами по консервной банке, закреплённой на «колючке», потом ещё два раза – немцы молчали. Сержант подтянул к себе верёвку, которую заранее привязали к колючей проволоке и, отползая, дёргал её как хотел. Вот тут и началось! Карабины, автоматы, пулемёты – весь их огонь был направлен на нас, я вжимал голову в землю, думая только о том, чтобы убило сразу. Так было минут десять, с удивлением обнаружил, что я даже не ранен, сержант приподнял руку, в свете ракет, я заметил на ней кровь.
- Всё, домой, я тебя вытащу, - подбадривая сержанта, я тащил его по прошлогодней траве.
Но враг не успокоился, послышался вой мин, одна из них разорвалась совсем близко, я потерял сознание.

Помню, гудит что-то, как возле танка лежу, открыл глаза - белый потолок. Подошла медсестра, воды принесла, смог лишь два глотка сделать.
- Я живой?
- Раз воду пьёшь, значит живой. Лежи, скоро доктор придёт.
Пришёл доктор, качал головой, совал мне в уши трубку, потом опять головой качал.
- Не томите, что у меня?
- Контузия, а вы думали геморрой?
- Шутите?
- Про геморрой – да!
- Мне вернуться надо.
- Всем надо, две недели здесь будете, потом посмотрим.
Я попытался подняться, но меня прижали к кровати, видно не первый я такой, подготовились.

Две недели пролетели как один день, отдали мне форму, награды сказали - в штабе заберёшь. Добрался до своих, встретили тёплыми словами, обнимали. Терёхин, командир одного из моих взводов, даже станцевал вприсядку – весельчак! Представился в штабе, там тоже были рады моему возвращению и сразу к делу:
- Здесь ложбина, для наших танков раз плюнуть её пройти, одно тревожит – нет там охранения, там вообще никого нет. На мины надо проверить.
- Надо - проверим, - я уже был готов лично туда идти.
- Как голова?
- Работает.
- Поберегись, сержант у тебя толковый, кстати, это он тебя тогда вынес.
- Сочтёмся. Как прошло наступление?
- Как по нотам, не ожидал враг, что у нас два коридора будет, они когда вас обстреляли, думали что всё, а вот шиш им. Тебя, кстати, к награде представили и бойцов некоторых.

Было одно «но», которое я утаил от всех. После контузии, у меня стал, временно, пропадать слух, я вообще ничего не слышал. Это длилось когда две минуты, когда пять, а когда и десять. Сам на разминирование я не пошёл, такой был приказ, предупредил ребят, чтобы принесли что-нибудь интересное. Мне нравилось изучать мины противника, так сказать, повышать свои знания. Если в первые годы войны он устанавливал мины своего производства, то сейчас часто встречались польские, французские, да каких только не было. Мне доставили три мины, я не мог разобрать, где их сделали, искал знатоков языка, оказалось это румынские, занесло же их в нашу сторону. Увлечённый работой, я не заметил, что перестал слышать, кто-то похлопал меня по плечу, я обернулся, за моей спиной стоял командир второго батальона, он что-то говорил, но я не слышал.
- Капитан, ты чего, оглох?!
Ко мне резко вернулся слух.
- Виноват, увлёкся.
- Увлёкся, говоришь! Ну, ну.
И пошло, и поехало. Комбат доложил командиру полка, тот вызвал к себе.
- Что со слухом?
- Всё хорошо.
- Не хорошо! А если в боевой обстановке подведёт? Люди погибнут, боевая задача будет не выполнена, а?!
- Пройдёт скоро.
- Вот что, от командования ротой я тебя отстраняю. Кто там у тебя из взводных толковый, Терёхин? Ему роту передай.
- Товарищ полковник, не могу я без этой работы!
- А я тебя не списываю, учи пополнение, как слух восстановится – вернёшься. Свободен.
Через час я снова был у командира полка:
- Говоришь, не можешь без работы, будет тебе работа по профилю. В штаб колхозники обратились. Неделю назад их село освободили. Пахать, сеять надо, а у них кругом мины. Можешь считать это партийным заданием, ты же коммунист?
- Так точно.
- Подбери себе людей, много не дам, двоих хватит.

Подвода колхозников стояла за амбаром, возница, бородатый старик, покрикивал на лошадь, та всё норовила тронуться с места. Рядом с телегой стоял довольно молодой мужчина, я удивился: «Почему не на фронте?».
- Вы сапёры? – спросил молодой.
- Мы.
- Николай, председатель колхоза.
- Григорий, командир сапёрной роты, - я пожал протянутую руку председателя.
- Вот как! Уважили людей, целого командира роты к нам направили! – радовался Николай.
Я промолчал, что меня хоть и на время, но от командования отстранили.
- Понимают в штабе значимость вашей проблемы, - я придал себе важности.
- Ну что, поехали? – председатель сев на край телеги, двумя руками закинул на неё свою правую ногу.
- Поехали, - кивнул я, приказав бойцам грузить наши вещи.

Скрипя колёсами, телега выехала на дорогу, лошадь была рада движению, пятерых мужчин в телеге как будто не чувствовала.
- Что с ногой? - спросил я председателя.
- Полгода назад осколок под колено прилетел, хотели оттяпать ногу по самые я…, слава Богу, обошлось. Не сгибается она никак, как на деревяшке хожу.
- Где воевал?
- В артиллеристах, прижали нас тогда немцы к болоту, их танки прямой наводкой стреляли, а нам ответить нечем, снаряды кончились. Утопили пушки и пехом ушли, ребята меня на себе несли.
- Ехать долго?
- Долго, можете поспать, Петрович соломы настелил.
Спать не хотелось, я думал о своей роте, переживал. «Терёхин командир грамотный, а как сапёр так ещё лучше меня будет, но уж больно весёлый, нельзя так на войне».

Село встретило нас дымом из печных труб.
- Народу в селе много? – спросил я председателя.
- Какое там, бабы да ребятишки.
- Дома, смотрю, целые, не пожгли фашисты.
- Целые. Немцы здесь на постое стояли, не зверствовали. Люди рассказывали, что привезли сюда как-то полицаев, вот те дали жару. Вчера только виселицу спилили. Их партизаны подкараулили, положили всех до единого, других желающих не нашлось. А немцы, как поняли, что наши приближаются, так ночью ушли. Сберёг Бог людей.
- Давно здесь живёшь?
- Родился тут и родители мои тоже.
- Живы?
- Мать жива, а отца на той самой виселице повесили, не посмотрели, что старик совсем. Я вас к солдатке определю, Надеждой звать. Только, капитан, просьба у меня к тебе будет: не обидьте её и Мишутку, у неё муж в сорок первом пропал, с тех пор ни слуху, ни духу.
- Обещаю.
- Столоваться у неё же будете, мы всем селом для вас продукты собираем.
- Зачем, у нас собой есть.
- С собой – это хорошо, лишним не будет. Обобрал враг народ, да и партизанам местные помогали.

Из крайних домов выходили люди, видно было, что гости здесь редкость, председатель здоровался с ними, снимая кепку.
- Приехали, - подал голос Петрович, молчавший всю дорогу, - стой, окаянная!
Лошадь остановилась возле добротного дома, ставни были открыты, широкая калитка в ограду тоже.
- Пошли, знакомить буду, - председатель, скинув ногу с телеги, вошёл во двор.
- Пошли, - согласился я, распорядившись разгружать вещи.
На высокое крыльцо вышла женщина, русые волосы заплетены в толстую косу, она лежала на её правом плече, спускаясь ниже пояса. «Лет тридцать пять» - отметил я про себя и потерял слух. Председатель что-то говорил, показывая на меня рукой, а я всматривался в его губы, пытаясь угадать о чём он говорит, выходило плохо.
- …принимай постояльцев, - расслышал я последние слова председателя.
Впечатлённый красотой женщины, я представился сухо, по-военному:
- Капитан Жилин.
- А имя у капитана есть?
Голос женщины был приятнее пения любой птахи, я совсем растерялся.
- Григорий, - ответил я, понимая, что запинаюсь.
- Проходите в дом, Григорий.

В доме было чисто, стены недавно белены.
- Хорошо у вас! – сказал я осматриваясь.
- А у вас, Григорий, хорошая хозяйка? – спрашивая, женщина прищурила правый глаз, я почувствовал в руках мину, у которой сработал взрыватель.
- Нет у меня хозяйки, один я.
- Ага?! Вы как мимо идёте, так все холостые! Ладно, располагайтесь. Здесь ваш угол, я с сыном в той комнате, - дождавшись, когда в дом войдут бойцы, женщина добавила, - кто руки ко мне или сыну протянет, тому вмиг их литовкой отсеку.
- Я председателю обещал, что не обидим вас.
- Обещал – держи слово. Есть садитесь, остыло уже всё.
Есть мне не хотелось, напор красавицы выбил меня из колеи, я вышел на улицу.
- Николай, - окрикнул я председателя, который уже собирался уехать, - покажи, где тут у вас что.
- Сразу в бой? Это хорошо, времени у нас мало, а работы у вас много. Поехали. Давай, Петрович, к развилке.
- Опять без обеда! – проворчал старик, но послушно развернул телегу.

Проехав вдоль леса, мы оказались на развилке дорог. Одна шла дальше прямо, вторая уходила вправо.
- Здесь пахать будем, - Николай показал на ровное поле, - два года земля человека не видела, кроме немецких сапёров. Ты, капитан, извини, похозяйничал я здесь немного, прошёлся со щупом вдоль дороги.
- И как?
- А вот оттого куста мины и начинаются, но я мог чего и пропустить.
- Зря полез.
- Знаю, но разведку провести нужно было, может и не стоило бы вас тревожить.
- Что за мины?
- На склоне три противопехотные, а ближе к полю стоит противотанковая, я там ветку в землю воткнул.
- Дорога как?
- По ней наши войска прошли, не бахнуло, так мне сказали.
Эта немецкая хитрость была мне известна. Дорога не минировалась, а вот обочина и всё что вдоль неё – на славу. Я вспомнил случай, когда колонну нашей пехоты догнали танки, бойцы сошли с дороги, пропуская технику и тут же стали подрываться. В панике бойцы разбежались, ища безопасное место, но только увеличили количество жертв.
- Петрович с телегой с вами будет, может привезти чего или отвезти. Да, если чего со здоровьем, то прямиком к бабке Тасе, она травами мёртвого поднимет, - председатель три раза сплюнул через левое плечо, - не дай Бог.
- Мины взрывать нужно, где это можно сделать?
- Так за лесом ров, его давно выкопали, для чего и почему уже никто не помнит, проклятым считается, туда даже скотина не ходит. Там можно. Обед сюда вам привезут, так, Петрович?
- Что погрузят то и привезу. Может, поедем, жинка ждёт.
Не желая слушать ворчание старика, я согласился вернуться в село.

Продолжение следует. 1/2